Глава 38

Дилан

Она все еще… здесь

Комнату заливает солнечный свет, когда я открываю глаза. Понятия не имею, сколько сейчас времени, поэтому смотрю на часы, стоящие на столике. Девять утра. Вытянув руку, я похлопываю по кровати и резко поднимаюсь, обнаружив, что Эви нет рядом.

— Эви? — кричу я, смотря на пол.

Внутри зарождается странная, не знакомая мне паника, от которой начинает кружиться голова. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и уже собираюсь отправиться в холл, но замираю на месте. Эви, обнаженная ниже пояса, ползет по ковру, перебирая по нему руками. Она движется вперед, упираясь локтями в пол. Перед глазами все плывет. Я хватаюсь за стену и сжимаю рукой грудь, боясь упасть в обморок.

— Эви.

Она замирает, когда я обхожу ее и присаживаюсь перед ней на корточки. Глаза девушки опухшие, лицо покрасневшее от проделанных усилий. Капельки пота покрывают ее лоб.

— Почему ты меня не разбудила? Давай я тебе помогу.

— Нет. — В ледяном голосе звучит отрешенность. — Я должна сделать это сама, Дилан. Я не могу надеяться только на тебя.

Ее слова как удар ножом в грудь, хотя я знаю, что она права. Необходимо, чтобы Эви научилась самостоятельно со всем справляться, как бы долго это ни продлилось.

— Не мог бы ты просто подкатить сюда кресло? — Только сейчас я осознаю, как тяжело она дышит. — Я устала.

— Конечно.

Я встаю, убираю тормоз с колес и подгоняю кресло ближе к девушке, проклиная себя за то, что вчера забыл привезти его в комнату. Я сжимаю кулаки, отчаянно желая помочь ей. Но не делаю этого. Как бы трудно мне ни было, я отступаю, предоставляя Эви возможность самостоятельно сесть в кресло.

После пары попыток поднять нижнюю часть тела она, взявшись за подлокотники, разочарованно вздыхает:

— Ладно. Похоже, напрасно я решила, что смогу сделать это... Поможешь мне сесть?

Она говорит так, словно потерпела поражение, и я хочу сказать хоть что-нибудь, что сможет приободрить ее. Только не могу подобрать нужных слов. И это отстойно.

Я встаю позади Эви и, подхватив под руки, поднимаю ее.

— Закинь руку на мое плечо, чтобы я мог тебя развернуть.

Эви выполняет мою просьбу, и я поворачиваю ее так, что она прижимается спиной к креслу.

— Хорошо, я в порядке. — Я отпускаю ее. Эви, выдохнув, легко опускается на сидение. — Спасибо.

Наклонившись так, чтобы смотреть в глаза девушки, я кладу руку на ее бедро чуть выше колена.

— Скажи мне, что именно ты можешь чувствовать. Я хочу понять.

— Ну, кое-что, — произносит она, ее голос немного смягчается. — Однако ноги все еще не ходят. Я чувствую покалывание. Но даже когда приказываю мозгу заставить их двигаться, они этого не делают. — Эви смотрит на свои ноги и пожимает плечами. — Маленькие упрямые паршивцы.

После этих трех слов я снова дышу. Она все еще здесь.

— Ага. Кого-то они мне напоминают. — Наши взгляды встречаются, и я посылаю ей искушающую улыбку, на которую она едва отвечает. — Эй, ты надела рубашку, — говорю я, а потом понимаю, как жалко это звучит. Я ведь не хотел этого.

— Одеть верхнюю часть проще всего.

— Давай я принесу тебе шорты, хорошо? — Осторожно целую ее в щеку, а затем быстро поднимаюсь в ее комнату.

Я не сразу нахожу в комоде ящик с ее шортами и трусиками. А когда вижу нашу совместную фотографию с выпускного вечера в старшей школе, прикрепленную на край ее зеркала, то мне требуется еще время, чтобы собраться с мыслями. Я снимаю фото с потрепанными краями и, улыбаясь, рассматриваю распущенные рыжие волосы Эви, выделяющиеся на фоне белого платья с открытыми плечами. Расклешенное к низу, оно плотно облегает ее талию. Эви была похожа на прекрасную русалку. И, если подумать, я тоже выглядел не так уж плохо в своем черном смокинге.

Все еще глядя на фото, я прикрепляю его обратно к зеркалу.

Тогда она могла ходить.

Вернувшись в реальность, я спускаюсь по лестнице.

— У тебя много вещей фиолетового цвета в этих ящиках, Хоппер, — поддразниваю я, и на губах Эви появляется легкая улыбка. — Давай наденем это.

Я натягиваю трусики по ее ногам, и она, нахмурившись, качает головой.

— Это так унизительно, — признается Эви, дрожащими от усилий руками опираясь на подлокотники, чтобы слегка приподняться.

Надев на нее шорты, я осторожно сжимаю плечи девушки, но она не смотрит на меня. Я хочу увидеть былой блеск в ее глазах. Он так угас, что я едва могу его разглядеть.

— Эви, тебе нечего стыдиться. Это же я, помнишь?

— Да, я знаю. — Взгляд голубых глаз прожигает меня насквозь. — Так и есть. Вот почему это настолько унизительно.

Я вздыхаю, опуская руки.

— Что мне сделать, Эви? Пожалуйста, скажи, что мне сделать?

— Думаю… Думаю, я хочу побыть одна, хорошо? — В ее голосе звучит едва уловимая мольба. Она знает меня. Я так просто не уйду.

— Эви...

— Пожалуйста, — перебивает она. — В десять придет медсестра, время уже близится. Зои будет дома, когда она уйдет.

— Хорошо, — неохотно соглашаюсь я. — Могу я хотя бы что-нибудь тебе приготовить перед уходом?

Девушка снимает тормоз и откатывает кресло. Пусть сейчас Эви не может ходить, но я чувствую, будто она уходит от меня.

— Я не голодна, но ценю твою заботу, — добавляет Эви.

Кивнув, я убираю руки в карманы, глядя на входную дверь, к которой она молча направляется.

— Что ж… Я приду завтра и отвезу тебя на процедуры. Позже созвонимся. — Подхожу к ней и целую ее в щеку. — Увидимся завтра.

— Хорошо.

Как только я покидаю дом Эви, меня одолевают сомнения. Ненавижу это чувство тошноты, поднимающееся по горлу. Словно в тени притаилась чертова судьба-злодейка.

— Дилан.

Я поворачиваю голову на голос бабушки. Она стоит у двери, придерживая ее. Часть меня хочет сесть в грузовик и куда-нибудь уехать. Как бы ни любил бабулю, сейчас я не хочу с ней разговаривать.

— Присядь, дорогой.

Я замираю, а бабушка садится на диванчик, похлопав по месту рядом с собой.

— Сейчас у меня нет настроения для разговоров, ба.

Я твердо намереваюсь стоять на своем. Бабушка одаривает меня тяжелым взглядом.

— Может, и так, но я думаю, тебе это необходимо, поэтому…

Шлепнув рукой по бедру, я сажусь, больше всего сейчас желая запереться в комнате и отгородиться от всего мира.

Бабушка обхватывает мою руку своими тонкими пальцами, и я вижу искренность в ее глазах, отчего мое раздражение стихает.

— Как ты держишься?

— Честно?

— Хм-м-м, — растягивает она, — ничего другого тебе не остается, Дилан.

— Тогда будь готова к куче матов, — ухмыляюсь я, и она принимает мой вызов. — Дерьмово, ба. — Опускаю локоть на колено, пальцами сжимая лоб. — Возможно, Эви больше никогда не сможет ходить.

— Я знаю, — признается бабушка, и я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на нее. — После того, как ты позвонил из больницы, Зои приходила ко мне. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Девушка была вне себя от горя. Я никогда не видела ее такой. Даже после кончины родителей этого дитя. Как Эви?

— Фигово. Я имею в виду, ее не понять. Сначала она смеется, а потом уже плачет. Но сегодня я почувствовал, что она отталкивает меня… И это пугает. — Бросаю взгляд на нашу фотографию, висящую на стене. — Я хочу позаботиться о ней, ба.

— Знаю. Но, Дилан… — Прежде чем продолжить, бабушка ждет, когда я обращу на нее внимание. — Думаю, ты также хочешь спасти ее. Но в данный момент все, что ты можешь сделать, это дать ей возможность спасти саму себя. Предоставь ей время, пока она не привыкнет ко всему этому. Эви не знает, сможет ли когда-нибудь ходить. Уверена, она опечалена и не понимает, как с этим справиться. Она была независимой, а теперь лишилась этого. — Бабушка гладит мое колено. — Эви всегда была твоим якорем, Дилан, но сейчас все иначе. Настал твой черед быть тем, что ей нужно. Хочешь — верь, хочешь — нет, но сейчас она как никогда нуждается в тебе. — Бабушка кладет руку на мое плечо. — Я знаю, звучит так, будто на тебя возлагается огромная ответственность, но просто будь рядом с ней, Дилан. Давай ей то, что всегда давал: поддержку, любовь, а главное — честность. Не торопи ее. У тебя и так это не получалось, потому что, — смеется она, — Господь свидетель, это дитя упрямо. Позволь ей разобраться, как с этим справиться, и будь рядом, чтобы поймать ее, если она упадет.