Поскольку Законодательное собрание призвало Людовика поднять вооруженные силы на такой уровень, когда они будут способны заставить уважать национальную независимость и самостоятельность, Нарбонн, казалось, занялся военными приготовлениями, набором солдат, закупкой оружия и боевых припасов.

В свое время Учредительное собрание постановило, что армия должна быть готова к войне; однако к концу 1791 года она насчитывала всего лишь сто тысяч человек.

Видя это, Законодательное собрание постановило рекрутировать пятьдесят тысяч человек. Нарбонн приступил к вербовке, но вскоре прекратил ее под тем предлогом, что она закончена, и отослал обратно или уволил большое число завербованных. Затем он посетил границы, после чего уверенно заявил, что все приготовления закончены и что кампанию можно будет начать в феврале.

Война была объявлена 20 апреля 1792 года. Нарбонна сменил Деграв. В течение полутора месяцев новый министр шел по стопам своего предшественника, находясь под влиянием двора. Франция стала терпеть поражения, и Деграв подал в отставку.

Серван заменил Деграва в мае. Ему предстояло все создавать заново. Он предложил Законодательному собранию декретировать набор двадцати четырех тысяч национальных гвардейцев во всех департаментах; эти гвардейцы должны были со своим оружием и в своем обмундировании двинуться к Парижу, чтобы образовать недалеко от столицы резервный корпус, предназначенный для подкрепления армии или прикрытия ее в случае поражения; Законодательное собрание декретировало создание лагеря и набор резерва в двадцать тысяч человек.

Декрет был представлен на утверждение короля, который отсрочил его исполнение.

Серван был вынужден подать в отставку. Главой военного ведомства был назначен Дюмурье; он заявил, что не желает опрометчиво навлекать на себя ответственность и должен прямо сказать, что в армии нет ни оружия, ни боевых припасов, что крепости не в состоянии выдержать осады и что в них нет ни оружия, ни складов, ни провианта — словом, ничего. Преемником Дюмурье стал Лажар. 22 июня к новому министру обратились с запросом, располагает ли он средствами и возможностями для спасения государства; 23-го он ответил, что король намерен предложить Собранию декретировать увеличение армии на сорок два батальона.

Было непонятно, почему Людовик ранее отсрочил исполнение указа, который предписывал набор двадцати тысяч человек, что можно было сделать очень быстро, а 23 июня предлагал набрать сорок два батальона, хотя выполнить это с той же скоростью представлялось почти невозможным.

Четвертого июля Национальное собрание узнает из частной переписки о том, что прусские войска выступили в поход. Оно требует у исполнительной власти отчета о состоянии политических отношений Франции с Пруссией.

Шестого июля Людовик отвечает Законодательному собранию, что передвижение прусских войск, численность которых достигает пятидесяти тысяч человек и часть которых уже сосредоточилась на границах Франции, «указывает на соглашение между венским и берлинским кабинетами; из этого, в соответствии с конституцией, неминуемо следует начало военных действий, о чем он и сообщает Законодательному собранию».

Новый враг уже появился на наших границах, и Людовик, державший Законодательное собрание в неведении о долгом передвижении вражеской армии, казалось, ждал ее в своем дворце.

Французские армии были рассеяны. Монтескью, под предлогом неминуемого нападения со стороны сардинского короля, удерживал часть войск на Юге в полной праздности.

Колониальные полки были оставлены без внимания и пребывали в абсолютном бездействии в департаментах, составляющих бывшую провинцию Бретань.

Внутренние департаменты и морское побережье были переполнены национальными волонтерами, однако Франция, по милости предателей, не имела армии, способной дать отпор иностранным войскам.

Единственная надежда оставалась на праздник Федерации 14 июля: ожидалось увидеть в Париже огромное стечение молодежи, готовой ринуться на помощь отечеству; однако министр внутренних дел, Терье де Монсьель, отнял у Франции и эту последнюю надежду: действуя от имени короля, он в конце июня разослал во все департаменты циркуляр, предписывавший им ни в коем случае не посылать в Париж федератов и распускать любые сборища; это распоряжение было исполнено как нельзя лучше.

Десятого июля военный министр подал в отставку, заявив, что более он не может быть полезен нации; Людовик оставил ему портфель до 23 июля и, полагая, что теперь у него нет никаких причин скрывать свои замыслы, доверил военное ведомство д'Абанкуру, племяннику Калонна. В итоге всех этих предательств Лонгви и Верден были сданы прусскому королю, который завладел ими от имени Людовика; Франция, которой нужно было остановить эти стремительные завоевания, в течение двух недель смогла выставить лишь пятнадцать тысяч человек против армии, впятеро более многочисленной; нация, преданная и обреченная на гибель, была отдана во власть врага, не имея возможности дать сражение; требовалось чудо, чтобы спасти ее; она его совершила и была спасена.

В планы исполнительной власти входило также уничтожение военно-морского флота. Многие флотские офицеры эмигрировали, и оставшихся было недостаточно для обычного обслуживания портов.

Тем не менее Бертран, морской министр, продолжал выдавать офицерам паспорта и предоставлять им отпуска для поездок на Мальту и в Голландию.

Когда же 8 марта Законодательное собрание указало Людовику на преступное поведение его морского министра, Людовик заявил, что он доволен его службой.

Тем не менее Бертран вскоре подал в отставку. Лакост, посланный в качестве гражданского комиссара на Наветренные острова и по возвращении оттуда сделавшийся обвинителем руководителей местной гражданской и военной администрации, представил исполнительной власти и Национальному собранию многочисленные доказательства отсутствия патриотизма у этих чиновников.

Людовик предложил ему портфель морского министра; Лакост принял это предложение и стал судьей тех, кого он только что обвинял; однако он забыл о своем долге перед нацией и оставил власть в руках тех, кто у него на глазах злоупотреблял ею самым преступным образом.

Получив задание послать в колонии войска, достаточные для того, чтобы подавить беспорядки и заставить признать верховную власть нации, он, напротив, по приказу Людовика отправил туда лишь слабое подкрепление, которое было разбито мятежниками.

Покорный велениям трона, он сохранил свой пост до времени общих отставок в июле; однако он пожертвовал интересами нации и оставил на произвол судьбы колонию Гваделупу, находящуюся теперь в руках мятежников.

Внутренние смуты требовали самых суровых карательных мер: 29 ноября 1791 года Национальное собрание издало указ против мятежных и фанатичных священников, но Людовик отсрочил его исполнение.

Смуты росли; все департаменты находились в величайшем возбуждении; административные органы были поставлены перед необходимостью использовать беззаконные меры для предотвращения еще больших беспорядков; министр внутренних дел заявил, что рискует навлечь на себя ответственность, если признает действительными постановления административных органов, но погубит общее дело, если отменит их; он потребовал у Законодательного собрания срочно принять чрезвычайный закон, поскольку существующие законы не давали никакой возможности наказать виновных и пресечь их правонарушения.

Законодательное собрание издало этот закон, столь насущный для общественной безопасности, столь долго ожидаемый, столь настоятельно требуемый министром: король отсрочил его исполнение.

Таким образом, Людовик постоянно отказывался содействовать мерам, которые могли бы обеспечить спокойствие внутри страны.

Арль, пребывавший в состоянии контрреволюции, вступил в союз с аристократией Авиньона. Марсель отправляет туда национальных гвардейцев, чтобы предотвратить последствия открытого восстания.

Министр посылает на Юг войска против граждан Марселя. Позднее становится понятно, что город Арль является очагом контрреволюции, где гражданские комиссары поддерживали партийный дух и предавали забвению отечество, чтобы служить монархии.