Государственная казна не имела ни запасов, ни кредита, ни возможности предотвратить всеобщее банкротство, ожидавшееся со дня на день.

Власть не имела уважения к свободе граждан и не располагала силами для поддержания общественного порядка.

И вот в подобных обстоятельствах народные представители объединились в Учредительное собрание.

Первые решения этого собрания предопределили судьбы Франции. И Людовик тотчас же задумал поработить его и подчинить своему игу.

Двадцатого июня 1789 года он предпринял попытку приостановить ход его заседаний и прений. Этот день был счастливым днем для Франции: народные представители соединились снова в Зале для игры в мяч в Версале и торжественно поклялись никогда не расставаться и собираться всюду, где того потребуют обстоятельства, до тех пор, пока конституция не будет выработана и утверждена на прочных основах.

Двадцать третьего июня Людовик является к ним со всем блеском и пышностью деспота, намереваясь продиктовать им свою волю столь же властно, как он привык это делать, по примеру своих предшественников, во время так называемых королевских заседаний Парламента, которые он устраивал среди кучки магистратов, чтобы дать им свои категорические приказы, и которые вызывали скорбь и растерянность в государстве и каждый раз увеличивали общественные бедствия.

Однако твердость и мужество Национального собрания поставили его выше угрожающей помпы деспотизма; оно подтвердило свои постановления, объявило личность народных представителей неприкосновенной и пообещало Франции конституцию.

Двадцать пятого июня Людовик приказал гвардейцам и солдатам окружить все входы и выходы зала Собрания и оттеснить от него народ; чтобы достичь места своих заседаний, народным представителям приходилось теперь пробираться сквозь лес штыков и между рядами защитников деспотизма.

Тщетно Национальное собрание письменно просило Людовика удалить гвардейцев и снять запреты на свободный доступ: король был занят более обширным замыслом, подготавливая губительное для Франции предприятие.

Он ежедневно стягивал в окрестности Парижа и Версаля национальные и иностранные войска, сопровождаемые артиллерийскими обозами, и создал там несколько военных лагерей.

Не оставалось более никаких сомнений в том, что Людовик хочет поработить Собрание и нацию или отметить свое боевое крещение кровавой войной, объявленной французскому народу.

Восьмого июля Национальное собрание постановило просить короля отдать необходимые приказы об отмене столь же бесполезных, сколь опасных и тревожных мер, и о скорейшем возвращении войск и артиллерийских обозов в те места, откуда их вызвали.

Девятого июля Собрание проголосовало за тот знаменитый адрес королю, где оно энергично и с достоинством изображало тревоги и волнения народа, растущую смуту в Париже, беды государства, бесполезность и опасность применения оружия, свою стойкость и твердость, не позволявшие ему видеть среди окружавших его опасностей ничего, кроме бедствий, угрожавших отечеству.

«Всем известно, — ответил король, — о беспорядках и постыдных сценах, которые происходили и продолжают происходить в Париже и в Версале. — И добавил: — Но если все же необходимое присутствие войск в окрестностях Парижа вызывает тревогу, то я пойду на то, чтобы, по просьбе ассамблеи, перевести Генеральные штаты в Нуайон или Суассон, а сам тогда отправлюсь в Компьень, дабы поддерживать связь, которая должна существовать между ассамблеей и мною».

Людовик решил подавить порывы к свободе путем военного террора, изолировать Национальное собрание, сделать всякое сообщение с ним затруднительным или опасным и руководить всеми его прениями.

Войска были приведены в состояние боевой готовности; однако королевский совет, руководивший всеми этими приготовлениями или хладнокровно наблюдавший за ними, в решительный момент начинает колебаться, предвидя последствия. И тогда Людовик увольняет трех министров, выступивших против этих жестоких мер.

Тринадцатого июля Национальное собрание постановляет указать королю на опасности, угрожающие отечеству, и на необходимость отослать обратно войска, присутствие которых озлобляет народ.

Депутация возвращается со следующим ответом Людовика: «Я уже сообщил вам о моих мыслях в отношении мер, которые беспорядки в Париже вынудили меня принять. Лишь мне одному дано право судить об их необходимости, и я не могу вносить в них никаких изменений».

Этот ответ можно было считать объявлением войны; между тем распространился слух, что король намеревается назначить одного из принцев своей семьи первым министром.

Национальное собрание постановляет, что оно продолжит настаивать на удалении войск, и «заявляет, что нынешние министры и советники Его Величества, каковы бы ни были их сан, звание и занимаемая должность, лично ответственны как за настоящие бедствия, так и все те, какие могут воспоследовать».

В десять часов вечера к королю явился председатель Национального собрания, но король отказывается принять его.

Четырнадцатого июля в предместье Сент-Антуан появляется эскадрон гусар, который повсюду сеет тревогу и возбуждает ярость народа.

Все опасаются артиллерийского огня из Бастилии; к коменданту отправляют депутацию, которая заклинает его не стрелять из пушек Бастилии по гражданам.

Однако депутация не может ничего добиться; туда посылают новую депутацию, более многочисленную, со знаменем, барабаном и знаком мира; ее пропускают в ограду крепости, и тотчас же раздается артиллерийский залп, после которого несколько граждан падают убитыми и ранеными подле посланцев Коммуны.

Народ предлагает начать осаду Бастилии; гонец доставляет коменданту приказ держаться до последней крайности и пустить в ход все наличные силы.

В этих обстоятельствах Людовик отвечает депутации Национального собрания, явившейся для того, чтобы еще раз объяснить ему необходимость удалить войска: «Я дал приказ купеческому старшине и муниципальным чиновникам явиться сюда, чтобы согласовать с ними необходимые распоряжения; получив сообщение об образовании городской гвардии, я дал приказы высшим офицерам принять начальство над ней; кроме того, я приказал войскам, стоящим на Марсовом поле, удалиться из Парижа».

Всем было понятно, что вовсе не с целью прекратить военные действия и восстановить общественный порядок Людовик задумал вызвать в Версаль руководителей Коммуны, которые не могли в то время покинуть свой пост, и отправить высших офицеров, отобранных им самим, принять начальство над городской гвардией, которая в то время представляла собой народ, вооружившийся для того, чтобы противостоять угнетению.

К Людовику отправляется новая депутация, которая приносит такой его ответ: «Вы раздираете мне сердце описанием бедствий Парижа; невозможно поверить, что причиной их было присутствие войск. Мне нечего добавить к тому, что я ответил вашей предыдущей депутации».

Людовик еще не знал, что он побежден; наконец, он получает известие о взятии Бастилии. И тогда, утаивая свое поражение, но, убежденный в необходимости сложить оружие или отсрочить исполнение своего замысла, он просит советов и говорит о мире.

Пятнадцатого июля Людовик является к народным представителям, призывая их отыскать средства для восстановления порядка и спокойствия и сообщить столице о его намерениях. «Мне известно, — говорит он депутатам, — что к вам обращаются с лживыми предостережениями; мне известно, что кое-кто осмеливается заявлять, будто вы не находитесь в безопасности. Нужно ли успокаивать вас в отношении этих преступных слухов, изначально опровергаемых самим моим характером, который известен всем? Так вот, я всегда лишь со своей нацией, и я доверяюсь вам!.. Я отдал войскам приказ отойти от Парижа и Версаля».

Семнадцатого он отправляется в Париж; там он высказывает те же намерения, а между тем замышляет и подготовляет новые преступления!

Шестнадцатого июля маршал де Брольи подписал приказ о разоружении коммун в окрестностях Туля и Тьонвиля, а 23-го посылает новый приказ, предписывая в нем поторопиться с выполнением этой меры.