Господин фон Ферзен принял все необходимые меры для того, чтобы, вернувшись к себе домой, тотчас же отправиться в путь и добираться до Брюсселя другой дорогой, но, когда он уже на рассвете вернулся домой, ему пришла в голову мысль проверить перед своим отъездом, не обнаружилось ли бегство короля.

И потому он сначала направился к Ратуше, потом к мэрии, где жил Байи, а затем к особняку Лафайета.

Во всех трех местах царило полнейшее спокойствие.

Так что г-н фон Ферзен снова сел в карету и направился в сторону Фландрии.

XI

Подозрения Фрерона. — Фиакры. — Министр ошеломлен. — Письма короля. — Принятые меры предосторожности и допущенные ошибки. — Порванная постромка. — Пешая прогулка. — Пон-де-Сом-Вель. — Задержка на сутки. — Ее последствия. — Сент-Мену. — Волнение населения на пути беглецов. — Народ собирается бить набат. — Дилижанс. — Господин де Гогела и его гусары.

И в самом деле, вечер был очень спокойным. Камиль Демулен рассказывает в своей газете, что он возвращался в одиннадцать часов из Якобинского клуба вместе с Дантоном, Фрероном и другими патриотами и на всем пути увидел лишь один патруль. Париж показался ему таким пустынным, что он не удержался от замечания по этому поводу. В кармане у Фрерона лежало письмо, в котором его предупреждали, что этой ночью король намерен бежать; Фрерон решил понаблюдать за дворцом и увидел Лафайета, выходящего оттуда в одиннадцать часов.

Вспомним, что именно в это время королева вышла из дворца и, когда рядом с ней проезжала карета главнокомандующего национальной гвардией, была вынуждена прижаться к стене.

И все же некоторые важные признаки вызывали определенное беспокойство.

Та самая горничная, которой остерегалась королева, отметила атмосферу озабоченности, неизбежно окружающую рискованные предприятия, какой бы твердостью ни обладали сердца тех, кто берется их осуществить. Горничная была любовницей г-на де Гувьона, адъютанта Лафайета; она поделилась с ним своими предчувствиями. Господин де Гувьон, знавший, что проницательности и патриотизму этой женщины можно доверять, предупредил мэра Парижа, а также своего генерала о том, что необходимо быть начеку. Но доносы были тогда настолько распространены, что на них уже не обращали никакого внимания.

Однако уведомления о готовящемся побеге короля городские власти получали не из одного источника: сьер Бюзби, цирюльник с улицы Бурбон, явился к сьеру Юше, булочнику и саперу батальона Театинцев, чтобы сообщить ему о дошедших до него разговорах, что этой ночью король собирается бежать.

Сьер Юше не был таким недоверчивым, как Лафайет и Байи; он разбудил всех своих соседей, и, как только их собралось около тридцати, они отправились к г-ну де Лафайету, сообщили ему о том, что король приготовился бежать, и потребовали незамедлительно принять меры для того, чтобы воспрепятствовать этому побегу.

В ответ г-н де Лафайет рассмеялся и посоветовал им спокойно вернуться домой; чтобы не оказаться арестованными на обратном пути, они попросили его сообщить им пароль. Господин де Лафайет дал им пароль, но, получив его, они отправились в Тюильри, где не заметили ничего необычного, если не считать большого числа извозчиков, выпивавших рядом с теми передвижными торговыми лавочками, какие в те времена стояли на площади Карусель возле проездных аркад. Тогда они прогулялись до дверей Манежа, где заседало Национальное собрание, однако и там не заметили ничего подозрительного; но, возвращаясь оттуда, они были сильно удивлены, не увидев больше на площади ни одного фиакра.^[7]

Тем не менее это отсутствие фиакров не породило у них новых подозрений, и они вернулись домой, пребывая в убеждении, что их ввели в заблуждение.

Мы уже видели, что в семь часов утра, когда г-н фон Ферзен появлялся у Ратуши, у мэрии, где жил Байи, и у особняка Лафайета, о бегстве короля еще никому известно не было.

Первым, кто узнал об этом событии, хотя и непонятно от кого, стал г-н д’Андре, занимавший тогда заметное положение в Национальном собрании; какое-то время тому назад он перешел на сторону короля, и тот выплачивал ему пенсион в тысячу экю через посредство г-на де Монморена. Господин д'Андре примчался к министру и сообщил ему новость о побеге короля; министр был ошеломлен: Людовик XVI, оказывавший ему величайшее доверие, а точнее сказать, делавший вид, что оказывает, даже не намекнул ему на этот замысел.

Однако в то время, когда г-н д'Андре еще находился у г-на де Монморена, министру принесли письмо, оставленное для него королем.

В этом письме король просто-напросто сообщал ему о своем отъезде и предписывал дожидаться его новых распоряжений.

Первым чувством, охватившим г-на де Монморена, который искренне любил короля, стала безмерная радость.

— Ах, — воскликнул министр, — значит, он избежал тех опасностей, какие ему угрожали!

Помимо этого первого письма, король оставил еще одно письмо, адресованное другим министрам; в нем он приказывал им не подписывать и не выдавать никаких документов, не получив от него новых распоряжений.

Помимо этого второго письма и дополнения к нему, он оставил декларацию, пояснявшую причины его отъезда и целиком написанную им собственноручно.

Эти письма и это послание были в запечатанном виде вручены г-ну де Лапорту, интенданту цивильного листа, с приказом отправить письма их адресатам утром 21 июня и в тот же день зачитать декларацию Национальному собранию.

Декларация была датирована предыдущим днем.

В ту же ночь граф Прованский выехал вместе с герцогом д'Аваре во Фландрию. Он сам оставил нам отчет о своей поездке, а точнее сказать, о своем бегстве.

Таким образом, он сдержал свою клятву не покидать короля, ибо уехал одновременно с ним.

Что же касается мер предосторожности, принятых королем и королевой, то они состояли в том, чтобы сжечь более всего компрометирующие их бумаги. Они увезли с собой лишь шестьсот тысяч франков ассигнатами и сто тысяч франков золотом.

Вот и все меры предосторожности; теперь скажем о совершенных ошибках.

Во-первых, потребовав, чтобы члены королевской семьи совершали побег все вместе и в одной карете, королева сделала этот побег почти невозможным.

Кроме того, за три месяца до него она заказала полный набор белья для своих детей, как если бы вне пределов Франции нельзя было отыскать то, в чем они нуждались.

Кроме того, она заказала дорожный несессер, царский несессер из позолоченного серебра.

Кроме того, была заказана совершенно новая карета, которую загрузят дорожными сундуками, чемоданами и картонными коробками.

Кроме того, была задействована еще одна карета, в которой должны были ехать две горничные королевы, как если бы в течение двух дней королева не могла обойтись без своих горничных.

Кроме того, напомним, впереди и позади кареты будут скакать три курьера в желтых куртках, походивших на одежду челяди принца де Конде, указ против которого как раз в это время намеревалось издать Национальное собрание.

Кроме того, король, чье изображение можно было увидеть повсюду, даже на экю в шесть ливров, встречавшихся, правда, все реже; король, переодетый лакеем, в сером сюртуке и куцем парике; король, именующий себя г-ном Дюраном и путешествующий вместе со своей хозяйкой, баронессой фон Корф, будет сидеть с ней в карете лицом к лицу, колено в колено.

Однако при этом король приказал положить в багажный ящик кареты свой расшитый золотом красный кафтан, который он носил в Шербуре.

И, наконец, там, где так был нужен мужчина, причем мужчина решительный, останется г-жа де Турзель, поскольку это ее право как гувернантки королевских детей остаться подле дофина.

Этим мужчиной, которому следовало занять в карете место г-жи де Турзель, был г-н д'Агу, человек умный, волевой и храбрый, — именно на него указал королю г-н де Буйе; он руководил бы этой безумной экспедицией, которая без него была отдана на волю случая; однако придворный этикет сделал свое дело: г-жа де Турзель настаивала на своем праве, и ее требованию воздали должное.