И потому уже 14 октября Мирабо, находясь в сношениях с королевским двором, на сторону которого ему предстояло позднее перейти, предложил принять закон о военном положении; однако этот закон серьезно посягал на дух Революции, и Национальное собрание не решилось одобрить его.

Однако двор крайне нуждался в том, чтобы закон о военном положении был принят.

Ну и кого же следует считать зачинщиками события, заставившего принять этот закон? Утверждать что-либо определенное здесь нельзя, и следует предоставить читателю возможность самостоятельно составить себе мнение, напомнив ему, однако, аксиому юриспруденции: «Обвинять в преступлении нужно того, кому оно выгодно».

В любом случае факты таковы.

Утром 21 октября булочник по имени Дени Франсуа, двадцати восьми лет от роду, полтора года состоящий в браке и проживающий на улице Марше-Палю в округе Нотр-Дам, уже распродал шестую выпечку хлеба и взялся за седьмую, как вдруг какая-то женщина, которой еще не удалось купить хлеба, попросила разрешения осмотреть лавку, чтобы увидеть, не припрятан ли там хлеб.

Франсуа, полагая, что ему нечего опасаться, впустил ее и позволил ей заняться поисками. К несчастью, в одном из шкафов она обнаружила три черствых буханки по четыре фунта каждая, которые оставили себе подмастерья.

Она берет одну буханку, выходит на улицу и подстрекает народ, заявляя, что булочник спрятал часть выпечки.

Народ тотчас же сметает слабую охрану, поставленную полицией у дверей Франсуа, равно как и у дверей всех прочих булочников.

В лавке, помимо трех черствых буханок, обнаруживают десять дюжин свежих хлебцев, предназначенных для депутатов Национального собрания, заседающих в архиепископстве, то есть всего лишь в нескольких шагах от улицы Марше-Палю.

Тотчас же слышится крик:

— Булочника на фонарь!

Этот страшный крик и раньше уже звучал на улицах Парижа.

Несчастный булочник понимает, какая опасность ему угрожает; он просит, чтобы его отвели к начальству округа, но беднягу не слушают и хотят отволочь его на Гревскую площадь; тем временем прибегают комиссары округа, и булочника отводят в полицейскую управу.

Франсуа очень любили и ценили в его квартале. Поэтому его соседи направляются в управу вслед за ним и, призванные дать свидетельские показания, удостоверяют, что с самого начала Революции он давал самые убедительные доказательства усердия, хлеба выпекал обычно по десять партий в день и, когда у его собратьев по ремеслу кончалась мука, нередко давал ее им взаймы; так, к примеру, еще накануне он уступил три мешка муки сьеру Патрижону и один мешок сьеру Месселье; и, наконец, чтобы быстрее обслуживать своих покупателей, он, имея собственную печь, арендовал еще печь у пирожника, чтобы сушить в ней дрова. По их словам, такой человек заслуживал награды.

Однако народ продолжает требовать его головы.

Три человека бросаются между ним и разъяренной толпой, которая угрожает ему.

Назовем их имена: всегда разумно отметить имена трех достойных людей. Это были господа Гарран де Кулон, Гийо де Бланшвиль и Дамёв-сын.

Но тщетно они во весь голос повторяют услышанные ими свидетельства: вопли убийц перекрывают их голоса; несчастного булочника, находящегося в окружении национальных гвардейцев, вырывают из их рук, несмотря на предпринятые ими попытки защитить его. Через секунду после того, как он оказался в руках врагов, его голову отделяют от туловища и поднимают на конце пики.

Ничего не стоило помешать этим людям совершить преступление; ничего не стоило задержать убийцу, носившего эту отрубленную голову, и нескольких негодяев, шедших вслед за ним. Но никто этого не делает. Париж следовало напугать, чтобы он воспринял закон о военном положении как благодеяние. Так что убийцы могут совершенно свободно развлекаться, повторяя те кровавые шутки, какие они устраивали на обратном пути из Версаля.

Мимо проходит какой-то булочник. У него отбирают колпак и напяливают его на голову несчастного Франсуа.

Жена Франсуа, беременная на третьем месяце, по возвращении домой узнает, что ее мужа отвели в Ратушу, и мчится туда на помощь ему.

На мосту Нотр-Дам она встречает нескольких своих друзей, которые делают все от них зависящее, чтобы помешать ей идти дальше. Однако она проявляет настойчивость и спорит с ними. В это время у другого конца моста появляется вопящая толпа. В качестве штандарта толпа несет окровавленную голову, и несчастная женщина узнает в ней голову своего мужа.

Бедняжка теряет сознание, и ее уносят.

Что же касается ее ребенка, то он погибает.

Коммуна тотчас же посылает в Национальное собрание депутацию с требованием незамедлительно принять закон о военном положении.

Фуко настаивает, чтобы голосование по этому закону провели в тот же день.

Барнав поддерживает Фуко.

Мирабо, предложивший этот закон, снова идет в атаку и доказывает его крайнюю необходимость.

Бюзо отвергает его.

Робеспьер выступает против предложенного закона, произнося одну из самых логичных своих речей, неподготовленных заранее.

Во время этих прений в зал заседаний приходит новая депутация Коммуны, проявляющая еще большую настойчивость, чем первая. В итоге закон принимают в тот же день, уже вечером он одобрен королем и на другой день обнародован.

Следует сказать, впрочем, что впервые он был применен против тех, кто накануне совершил убийство булочника. Двое из них были повешены на Гревской площади прямо в день утверждения закона, а третьего, бывшего вербовщика драгун по имени Флёр д'Эпин, разжаловали и препроводили в Шатле, где его должны были судить.

Именно он отрезал голову несчастному Дени Франсуа.

В течение целой недели это происшествие оставалось главной новостью для двора и парижан. Все проявляли участие к судьбе вдовы несчастного булочника и ее грудного ребенка.

Королева велела передать бедняжке, действуя в половинной доле с королем, шесть тысячефранковых банковских билетов; городские власти отправили к вдове депутацию, дабы сообщить ее, что она и ее сын находятся под защитой Коммуны и что все их нужды будут обеспечены.

Тем временем был обнародован закон о военном положении.

Он гласил:

«В том случае, если общественное спокойствие окажется под угрозой, городским властям надлежит объявить, что для восстановления порядка в городе будут немедленно развернуты войска.

Это объявление должно состоять в водружении красных флагов на улицах и перекрестках, и начиная с этого момента любые сборища будут считаться преступными.

Если собравшиеся люди не разойдутся, то городские власти трижды предупредят их следующим оповещением: „Будет открыт огонь, дабы понудить добропорядочных граждан разойтись“.

После третьего предупреждения войска будут незамедлительно развернуты, причем никто не понесет ответственности за те события, какие могут из этого воспоследовать.

После открытия огня все неразошедшиеся участники сборища будут наказаны тюремным заключением, а те, кто совершил какое-либо насилие, подвергнуты смертной казни».

Только два журналиста выступили против этого закона: Лустало в газете «Парижские революции» и Марат в газете «Друг народа».

Приняв закон о военном положении, Национальное собрание одновременно передало все преступления против нации на рассмотрение королевского суда Шатле.

Вскоре мы увидим, каким образом этому суду надлежало исполнять свою миссию.

Бюзо и Робеспьер знали это заранее, и потому они настаивали на создании верховного национального суда.

Мирабо, набравшись смелости в своей приверженности монархии, дошел до крайности и заявил, что все эти меры бессильны и необходимо вернуть исполнительной власти ее могущество.

Бросим взгляд на прошедшие две недели и посмотрим, какой путь проделал король с 6 по 21 октября.

По правде сказать, его победа не была подлинной. Всякий раз, когда народ отступает, он набирается сил.

Страх увидеть повторение сцен 6 октября сделал пылкими роялистами многих из тех, кто прежде был всего лишь умеренным роялистом.