Ну а вот суждение потомства.
Кардинал Ришелье, по времени стоящий примерно посередине между Людовиком XI, целью которого было уничтожение феодализма, и Национальным Конвентом, делом которого стал разгром аристократии, казалось, получил, как и они, кровавую миссию свыше. Могущественная знать, отодвинутая в тень при Людовике XII и Франциске I, почти целиком пала при Ришелье, подготовив своим падением спокойное, единое и деспотическое правление Людовика XIV, который тщетно искал вокруг себя знатных вельмож и находил лишь придворных. Постоянные смуты, тревожившие около двух веков Францию, почти полностью прекратились в годы министерства, а лучше сказать, царствования Ришелье. Гизы, коснувшиеся рукой скипетра Генриха III, принцы Конде, поставившие ногу на ступень трона Генриха IV, Гастон, примеривавший на своей голове корону Людовика XIII, при Ришелье если и не обратились в ничто, то, по крайней мере, утратили всю свою силу. Все, что вступало в борьбу с железной волей кардинала, заключенной в это немощное тело, разбивалось, словно стекло. Однажды Людовик XIII, уступая просьбам своей матери, пообещал ревнивой и мстительной флорентийке наложить опалу на министра. И тогда собрался совет, в котором участвовали Марийяк, герцог де Гиз и маршал де Бассомпьер. Марийяк предлагал убить Ришелье, герцог де Гиз — отправить его в ссылку, Бассомпьер — водворить его в государственную тюрьму; в итоге каждый из них подвергся той участи, какой он хотел подвергнуть кардинала: Бассомпьер был заключен в Бастилию, герцог де Гиз — изгнан из Франции, голова Марийяка упала на эшафот, а королева Мария Медичи, которая добивалась опалы министра, сама оказалась в опале и отправилась в Кёльн умирать медленной и жалкой смертью. И всю эту борьбу, которую выдерживал кардинал, он, как это прекрасно можно понять, выдержал не ради себя, а ради Франции; и все те враги, каких он разгромил, были не только его врагами, но и врагами королевства. И если кардинал железной хваткой вцепился в короля, которого он обрек на печальную, несчастную и одинокую жизнь и которого шаг за шагом лишил друзей, любовниц и родных, как дерево лишают листвы, ветвей и коры, то это было сделано потому, что эти друзья, любовницы и родные высасывали соки из умирающего государства, нуждавшегося в его эгоизме, чтобы не погибнуть. Ибо дело не ограничивалось только междоусобицами: к ним роковым образом присоединялись еще и внешние войны. Все эти знатные вельможи, которых он истреблял, все эти принцы крови, которых он изгонял, все эти королевские бастарды, которых он заключал в тюрьмы, призывали во Францию чужеземцев, и чужеземцы, спеша прийти на этот призыв, с трех сторон вторгались в королевство: англичане через Гиень, испанцы через Руссильон, имперцы через Артуа. Он дал отпор англичанам, изгнав их с острова Ре и осадив Ла-Рошель; Империи, оторвав Баварию от союза с ней, приостановив действие ее договора с Данией и посеяв раздор в католической лиге Германии; Испании, создав под боком у нее новую монархию в Португалии, которую Филипп II в свое время превратил в провинцию и самостоятельность которой герцог Браганский теперь восстановил. Использованные им средства были, несомненно, коварными или жестокими, но результат был велик. Шале пал, но он был в заговоре с Лотарингией и Испанией; Монморанси пал, но Монморанси вступил во Францию с оружием в руках; Сен-Мар пал, но он призывал в королевство чужеземцев. Если бы не было всей этой внутренней борьбы, то задуманный им обширный план, который впоследствии подхватили Людовик XIV и Наполеон, вполне мог бы удаться. Ришелье хотел завладеть землями Нидерландов вплоть до Антверпена и Мехелена; он обдумывал возможность отнять у Испании провинцию Франш-Конте, он присоединил Руссильон к Франции. Рожденный для того, чтобы быть обычным священником, он одной лишь силой своего гения сделался не только великим политиком, но и великим полководцем; и, когда вследствие задуманного им плана, перед которым преклонились Шомбер, маршал де Бассомпьер и герцог Ангулемский, пала Ла-Рошель, он сказал королю: «Государь, я не пророк, но я заверяю ваше величество, что если вам будет угодно последовать моему совету, то вы установите мир в Италии в мае, покорите гугенотов Лангедока в июле и вернетесь обратно в августе». И каждое из этих предсказаний исполнилось в должное время и в надлежащем месте, так что после этого Людовик XIII поклялся всегда в будущем следовать советам Ришелье, которые оказались столь удачными в прошлом. В итоге, по словам Монтескьё, он умер, заставив своего монарха играть вторую роль в монархии, но первую в Европе; унизив короля, но прославив его царствование; выкосив бунты так основательно, что потомки тех, кто создал Лигу, смогли учинить только Фронду, подобно тому как после правления Наполеона преемники Вандеи 93 года смогли устроить лишь Вандею 1832 года.
VII
Анекдоты о кардинале Ришелье. — Голубая лента. — «Миллиада». — Походный фаворит кардинала. — Ла Фолон. — Россиньоль. — Отец Мюло. — Первый шталмейстер и духовник. — Кардинал и духовник. — Буаробер и кардинал. — Забавные рассказы. — Ракан наносит визит. — Вновь обретенные штаны. — Ожившие каминные подставки для дров. — Мадемуазель де Турне. — Три Ракана. — Кошки получают пенсион. — Кардинал и Марион Делорм. — Госпожа д’Эгийон. — Ее любовные дела. — Эпиграммы. — Госпожа де Бутийе. — Кардинал и Шере. — Сент-Амур. — Опала Буаробера. — Ода на эту тему. — Уловка Мазарини. — Кровопускание.
Рамки, которые мы сами установили для нашего повествования, вынуждали нас рисовать портрет кардинала широкими мазками; мы увидели, если так можно выразиться, лишь министра; попытаемся теперь в какой-то мере изобразить человека.
Ришелье проявлял тщеславие в двух вопросах: в благородстве своего происхождения и в своем поэтическом даре. Ему очень хотелось, чтобы все считали его род знатным, и он имел на это право; ему хотелось, чтобы все признали его великим поэтом, и вот тут он был неправ. Что же касается того, чтобы считаться великим министром, то как раз это его не особенно заботило, потому, возможно, что тут он был уверен: этого величия потомство опровергать не станет. Так что понаблюдаем теперь за кардиналом в его личной жизни, во взаимоотношениях с его секретарями, его академиками и его любовницами.
Как уже было сказано, кардиналу Ришелье, хотя он и в самом деле принадлежал к знатной фамилии, нередко приходилось сталкиваться с тем, что благородство его происхождения оспаривали. Как-то раз великий прево д’Окенкур стал настойчиво просить у его высокопреосвященства голубую орденскую ленту.
— На кой черт вам эта игрушка, сударь? — спросил д’Окенкура кардинал.
— Прошу прощения, монсеньор, — отвечал д’Окенкур, — но я отношусь к голубой ленте не как к игрушке, а как к одной из высших наград в государстве.
— Право слово, ну и награда! — бросил реплику кардинал.
— Однако именно она, — с досадой заметил д’Окенкур, — дала вашему отцу право носить титул шевалье.
Порой эта гордость за свое происхождение заводила Ришелье слишком далеко. Однажды великий приор де Ла Порт увидел, как кардинал у себя в доме, то ли нечаянно, то ли из гордости, не уступил дорогу принцу Пьемонтскому, ставшему впоследствии герцогом Савойским.
— Кто бы мог когда-нибудь подумать, — во всеуслышание произнес великий приор, уязвленный этим забвением приличий, — что внук адвоката Лапорта пройдет впереди внука Карла Пятого?
Сатиры, которые печатали против него в Брюсселе, чрезвычайно отравляли ему жизнь, и «Миллиада» стала истинной причиной того, что он объявил войну Испании.
Его ближайшее окружение составляли: туренский дворянин по имени Ла Фолон; Россиньоль, его дешифровщик; отец Мюло, его духовник, и Буаробер, его походный фаворит, прозванный так самим кардиналом.
Ла Фолон был своего рода стражником, которого по желанию Ришелье приставил к нему король, что случилось еще до того, как кардинал обзавелся камергером и телохранителями. В его задачу входило следить за тем, чтобы кардинала не беспокоили по маловажным поводам. Этот Ла Фолон был самым славным едоком при королевском дворе, и его невероятный аппетит чрезвычайно забавлял Ришелье, нередко приглашавшего его отобедать за своим столом. Кардинал заметил, что после каждого застолья его сотрапезник молитвенно бормочет какие-то слова.
