Но было уже слишком поздно: Рошфор, снова обратясь в кавалера, во весь дух мчался по дороге на Париж; он возвратился к его высокопреосвященству, радуясь успеху возложенного на него поручения, которое, по его представлению, он достойно выполнил.
Вот что такое совесть!
IV. 1627–1628
О том, что стало с врагами кардинала. — Политические и любовные замыслы Бекингема. — Смерть герцогини Орлеанской. — Новые казни. — Милорд Монтегю. — Поручение, данное Лапорту. — Игра в карты. — Критическое положение Ла-Рошели. — Трагическая кончина Бекингема. — Печаль королевы. — Анна Австрийская и Вуатюр.
Из-за любви Бекингема равнодушие короля к Анне Австрийской превратилось в холодность; в связи с делом Шале эта холодность превратилась в неприязнь, а в этой главе мы увидим, как его неприязнь превращается в ненависть.
Именно с этого времени кардинал становится полновластным повелителем. Королевская власть померкла в день смерти Генриха IV и снова заблистала лишь в день совершеннолетия Людовика XIV. Полвека, прошедшие между двумя этими событиями, были отведены на царствования фаворитов, если только можно назвать фаворитами Ришелье и Мазарини, этих двух тиранов своих властителей.
Королева, то при содействии Лапорта, то стараниями г-жи де Шеврёз, удалившейся в Лотарингию, а скорее, изгнанной туда, продолжала переписываться с герцогом Бекингемом, который, по-прежнему охваченный той рыцарственной любовью, о какой мы рассказывали, и ставший счастливым влюбленным, не терял надежды сделаться в один прекрасный день счастливым любовником. И потому он через посредство короля Карла I беспрерывно добивался разрешения вернуться в Париж послом, однако король Франции, а вернее, кардинал, отказывал в этом разрешении с тем же упорством, с каким его просили.
И тогда, не имея возможности приехать во Францию другом, Бекингем решил явиться туда врагом. Ла-Рошель послужила если и не причиной, то, по крайней мере, предлогом для войны.
Бекингем, располагавший силами всей Англии, надеялся объединить против Франции еще и Испанию, Империю и Лотарингию. Разумеется, Франция, какой бы могущественной она ни стала трудами Генриха IV и стараниями Ришелье, не смогла бы устоять против такой грозной коалиции и была бы вынуждена покориться. И тогда Бекингем явился бы как посредник для ведения переговоров; мир королю и кардиналу был бы дарован, но одним из условий мирного договора стало бы возвращение герцога Бекингема в Париж послом.
Так что Европе предстояло всколыхнуться, а Франции — быть преданной мечу и огню из-за любви Анны Австрийской и Бекингема и ревности кардинала; ибо, что касается ревности короля, о ней речи не было. Людовик XIII питал слишком сильную неприязнь к королеве, особенно после заговора Шале, чтобы всерьез ревновать ее.
Как видно, для всей этой поэмы недоставало лишь Гомера, чтобы из Бекингема сделать Париса, из Анны Австрийской — Елену, а из осады Ла-Рошели — Троянскую войну.
Ла-Рошель была одним из городов, которые Генрих IV предоставил гугенотам во время обнародования Нантского эдикта; это заставило Бассомпьера, который сам был гугенотом и участвовал в осаде этого города, заявить:
— Вы увидите, что у нас достанет глупости взять Ла-Рошель!
Этот город являлся для кардинала предметом вечных тревог: он был очагом мятежей, гнездилищем бунтарей, средоточием распрей. Разве еще совсем недавно не советовали Гастону укрыться там?
Генрих де Конде был заключен в Венсенский замок и так никогда и не оправился от полученного удара. Правда, Франция получила от этого определенную выгоду: за три года своего заточения он сблизился со своей женой и в итоге имел от нее двух детей: Анну Женевьеву де Бурбон, ставшую позднее известной под именем герцогини де Лонгвиль, и Луи II де Бурбона, именовавшегося впоследствии Великим Конде.
Великий приор и герцог Вандомский были арестованы и заключены в замок Амбуаз. Какое-то время Ришелье намеревался судить их и казнить, оставив для этого стоять эшафот, на котором был обезглавлен Шале. Но один сослался на привилегии пэров Франции, а другой — на права Мальтийского ордена, рыцарем которого он был. Обе эти апелляции остановили судебное производство, но, чтобы иметь под рукой внебрачных сыновей Генриха IV, кардинал приказал перевезти их из Амбуаза в Венсенский замок.
Граф Суассонский, о предложении которого военной и денежной помощи герцогу Анжуйскому было сообщено кардиналу, счел, что дожидаться возвращения короля и его министра было бы неблагоразумно. Он покинул Париж и, под предлогом путешествия с целью поправки здоровья, пересек Альпы и обосновался в Турине. Кардинал, не имея сил выместить свою злобу на его особе, предпринял попытку задеть его личное достоинство. Он написал г-ну де Бетюну, нашему послу в Риме, письмо, требуя, чтобы при папском дворе графу Суассонскому было отказано в титуле «его высочество». Однако это происходило в те времена, когда дипломаты были важными вельможами, и г-н де Бетюн ответил:
«Если господин граф виновен, то его следует судить и наказать; если же он невиновен, то незачем раздражать его, причем так, что будет затронута честь короны; по мне лучше оставить свой пост, чем содействовать такой низкой травле».
Герцог Анжуйский вследствие своего брачного союза стал носить титулы принца Домба и Ла-Рош-сюр-Йона, герцога Орлеанского, Шартрского, Монпансье и Шательро, графа Блуа и сеньора Монтаржи; но, вместо того чтобы возвеличить его, все эти новые титулы унизили его, ибо они были вписаны в брачный контракт кровью Шале. Новый герцог Орлеанский, в любой час дня находившийся под надзором своего ближайшего окружения, ненавидимый королем, презираемый знатью, уже не был опасен для кардинала.
Итак, принц Генрих де Конде был лишен всякой возможности действовать.
Великий приор и герцог Вандомский были заключены в Венсенский замок.
Граф Суассонский бежал в Италию.
Гастон Орлеанский был обесчещен.
Одна только Ла-Рошель еще противилась воле Ришелье.
К несчастью, над городами не устраивают суд, как это делают с людьми, и снести город труднее, чем отрубить голову человеку. Так что кардинал лишь искал случай, чтобы наказать Ла-Рошель, как вдруг ему доставил такой случай Бекингем.
Бекингем, как мы видели, желал войны. Вовлечь же в нее нашу старую монархию было не так уж трудно. Прежде всего, он возбудил дрязги между Карлом I и Генриеттой Французской, подобно тому как Ришелье поступал с Людовиком XIII и Анной Австрийской. Вследствие этих дрязг английский король отослал обратно в Париж всю французскую свиту своей жены, подобно тому как однажды Людовик XIII отослал обратно в Мадрид всю испанскую свиту Анны Австрийской; тем не менее, хотя это нарушение одного из главных условий брачного контракта чрезвычайно оскорбило короля Франции, он не счел его достаточным поводом для разрыва отношений. И тогда Бекингем, так и не дождавшись объявления войны, решил использовать другой способ. Он стал побуждать нескольких английских корсаров захватывать французские купеческие суда, которые затем постановлением Адмиралтейства объявлялись законной добычей.
Это было серьезное нарушение взаимных клятвенных обязательств, однако Ришелье сосредоточил все свое внимание на одной лишь Ла-Рошели. Он хотел, как говорят, одним ударом убить двух зайцев и закончить одновременно как междоусобную войну, так и войну с внешним врагом. И потому протесты со стороны Франции, предъявленные королю Карлу I, были достаточно робкими, давая понять его фавориту, что для разрыва, которого он желал, требуются еще более решительные действия. И тогда Бекингем побудил Карла I встать на сторону французских протестантов и предоставить им помощь. Жители Ла-Рошели, уверившись после этого в поддержке Англии, отправили к Бекингему герцога де Субиза и графа де Бранкаса, и фаворит, давая им больше, чем они просили, вывел из портов Великобритании флот из сотни парусников и ринулся с ним на остров Ре, захватив его весь, за исключением цитадели Сен-Мартен, которую граф де Туара с гарнизоном из двухсот пятидесяти человек героически оборонял от двадцати тысяч англичан.
