Государь, Вы король, отец и повелитель этого несчастного узника: может ли он быть зловреден более, чем Вы добры, и виновен более, чем Вы милосердны? Разве не надеяться на Ваше великодушие не значит оскорблять Вас? Лучшим примером для людей добрых служит сострадание; злые люди, видя казнь другого человека, становятся лишь хитрее, а не лучше. Государь, стоя на коленях, я прошу Вас сохранить жизнь моему сыну и не допустить, чтобы тот, кого я вскормила для службы Вам, умер из-за службы другому; чтобы тот ребенок, которого я так любовно взрастила, стал причиной скорби тех недолгих дней, что мне остались, и, наконец, чтобы тот, кого я произвела на свет, свел меня в могилу. Увы, государь, почему не умер он при рождении или от раны, полученной им при Сен-Жане, или подвергаясь какой-нибудь иной опасности из числа тех, что подстерегали его, когда он служил Вам в Монтобане, в Монпелье и других местах, или даже от руки того, кто причинил нам столько огорчений? Сжальтесь над ним, государь: из-за его прошлой неблагодарности Ваше милосердие станет еще более достойным уважения. Я отдала его Вам, когда ему было восемь лет; он внук маршала Монлюка, а через жену — внук президента Жаннена. Его близкие, которые служат Вам ежечасно, не смеют, опасаясь разгневать Вас, броситься к Вашим ногам, чтобы смиренно и почтительно, со слезами на глазах, вместе со мною просить Вас сохранить этому несчастному жизнь, которую он должен будет закончить либо в вечном заточении, либо в заграничной армии, находясь на Вашей службе. Таким образом Ваше Величество сможет избавить его близких от позора и от потери, удовлетворить правосудие и одновременно проявить милосердие, заставляя все более и более восхвалять Ваше мягкосердечие и вечно молить Бога о здоровье и преуспеянии Вашей царственной особы всех нас, а в особенности меня,

Вашей всесмиреннейшей и всепокорнейшей служанки и подданной ДЕ МОНЛЮК».

Понятно, с каким нетерпением несчастная мать ожидала обещанного ответа. Он пришел в тот же день, как и сказал король, и был полностью написан его собственной рукой. Те, кто пожелает увидеть логику, противостоящую красноречию, ненависть, возражающую горести, достаточно лишь прочесть это письмо. Вот оно:^[7]

ГОСПОЖЕ ДЕ ШАЛЕ-МАТЕРИ.

«Господь, никогда не совершающий ошибок, впал бы в великое заблуждение, если бы, установив своими законами вечное пребывание в муках для виновных, миловал бы всех тех, кто просит прощения. Тогда добрые и добродетельные не имели бы никакого преимущества перед злыми, у которых всегда достанет слез, чтобы изменить приговор Небес. Я признаю это, и такое признание заставило бы меня весьма охотно простить Вас, если бы Бог, даровавший мне особую милость, избрав меня здесь, на земле, своим истинным образом, присовокупил бы к этому еще один дар, который он приберегает лишь для себя самого, — способность распознавать сущность людей; ибо тогда, благодаря истинному знанию, которое мне дано было бы черпать из этого божественного дара, я обрушил бы на голову Вашего сына карающие молнии моего правосудия, либо отвел их назад, как только мне стало бы ясно, истинно или мнимо его раскаяние, вследствие которого, однако, Вы и теперь, хоть я и не могу принять безошибочного решения, могли бы добиться от меня милосердного помилования, если бы это оскорбление касалось лишь меня одного; ибо знайте, что я вовсе не жестокий и суровый король и что объятия моего милосердия всегда открыты, дабы принять тех, кто с истинным сокрушением о совершенном им проступке смиренно приходит ко мне просить прощения.

Но, когда я бросаю взгляд на многие миллионы полагающихся на мою заботливость людей, для которых я являюсь надежным пастырем и которых Бог дал мне охранять, словно доброму отцу семейства, обязанному печься о них, как о собственных детях, а также руководить ими, дабы по окончании земной жизни дать ему в этом отчет, и тем самым достаточно показываю Вам, что право творить суд есть куда менее важное следствие власти, чем право проявлять милосердие и сострадание к моим верным подданным и преданным слугам, которые уповают на мою доброту, мне хочется спасти их от угрожающей им гибели справедливым наказанием одного, ибо ничего нет вернее того, что порой строго наказать одного есть милость для многих. И если я соглашусь с Вами, что многие из живущих доныне людей постыдно лежали бы под землей, не получи они моего прощения, то и Вы согласитесь, что, поскольку их прегрешения не идут ни в какое сравнение с гнусным преступлением Вашего сына, эти люди заслуживали моего милосердия. И в самом деле, в истинности сказанного мною Вы можете убедиться на примере других, которые совершили подобное преступление и были уличены в нем, а теперь, справедливо наказанные, гниют в земле, между тем как если бы они уцелели после своих нечестивых и отвратительных деяний, то корона, венчающая мою голову, стала бы ныне прискорбной причиной невзгод для тех, кто привык видеть священные лилии цветущими даже среди смут и беспорядков; и эта могущественная монархия, так хорошо и так успешно управлявшаяся и сохранявшаяся королями, моими предшественниками, была бы растерзана и разорвана на части узурпаторами. Так что не считайте меня жестокосерднее искусного хирурга, вынужденного иногда отсечь какой-нибудь зараженный и гниющий член, дабы обезопасить другие части тела, которые без этого сострадательного отсечения стали бы пищей червей; и будьте уверены, что если и есть несколько злых людей, становящихся при этом лишь хитрее, то есть также и много тех, кто исправляется под страхом наказания.

Встаньте же с колен и не просите более сохранить жизнь человеку, желавшему отнять ее у того, кто, по Вашим собственным словам, является его добрым отцом и повелителем, и у Франции, его матери и кормилицы. Это соображение, кузина, лишает меня веры в то, что Вы вскармливали и воспитывали его для службы мне, ибо пища, которую Вы давали ему, оказала на его нрав такое пагубное и варварское воздействие, что зародило у него желание совершить столь неслыханное отцеубийство! И потому я предпочитаю теперь видеть скорбь тех недолгих дней, что Вам осталось жить, чем недостойно вознаградить его измену и вероломство гибелью моей собственной особы и всего моего народа, оказывающего мне полное и безусловное повиновение; я признаю справедливыми Ваши сожаления о том, что он не умер в Сен-Жане, Монтобане или других местах, которые он старался сохранить не для своего законного государя, а для врагов моего достояния, не для спокойствия моего народа, а для того, чтобы возмутить его. Тем не менее, если это правда, что нет худа без добра, я должен возблагодарить Небо за возможность обезопасить все мое государство таким заметным примером, ибо он послужит зеркалом для тех, кто живет ныне, и для потомства, научая, как должно любить своего короля и преданно служить ему, и пусть он будет страхом для многих других, которым безнаказанность этого преступления придала бы еще больше дерзости совершить нечто подобное.

Вот почему Вы тщетно будете впредь взывать к моей жалости, хотя у меня ее больше, чем это можно выразить словами, и я желал бы, чтобы данное преступление касалось лишь меня одного, ибо тогда Вы скоро получили бы прощение, о котором просите; однако Вам известно, что короли, будучи публичными особами, от которых полностью зависит спокойствие государства, не должны позволять ничего, что можно было бы поставить в упрек их памяти, и обязаны быть истинными защитниками правосудия.

И потому, пребывая в королевском сане, я не должен допускать ничего, в чем могли бы упрекнуть меня мои верные подданные, а кроме того, я страшился бы, что Господь, который, царствуя над королями, подобно тому как короли царствуют над народами, всегда покровительствует добрым и святым делам и строго наказывает несправедливость, однажды потребует у меня, с угрозой для моей вечной жизни, дать отчет за несправедливое дарование земной жизни тому, кто не мог надеяться получить от моего милосердия других обещаний, кроме тех, что я даю вам обоим, лишь приняв во внимание слезы, которые Вы проливаете передо мною: я изменю приговор моего суда, смягчив строгость казни; кроме того, я обещаю помочь Вам своими благочестивыми молитвами, которые я вознесу к Богу, дабы он соблаговолил быть настолько же сострадателен и милосерден по отношению к душе Вашего сына, насколько тот был жесток и безжалостен по отношению к своему государю, и дабы он ниспослал Вам терпения в Вашей скорби, какого Вам желает Ваш добрый король. ЛЮДОВИК».