Речь у нас пойдет лишь о г-же де Монтозье, г-не де Пизани и мадемуазель де Рамбуйе, ибо, как мы сказали, остальные дочери маркизы стали монахинями.
Госпожу де Монтозье звали Жюли Люсина д’Анженн; имя Люсина носила святая из рода Савелли, и в семье было принято давать его старшим дочерям. После Елены Прекрасной не существовало на свете женщины, чью красоту воспевали бы в большей степени и с большим размахом; так что у нее было множество обожателей, и, поскольку она не могла излечить их от любовной страсти, ибо вела себя с ними очень строго, мадемуазель де Рамбуйе имела честь добавить к любовному языку еще одно слово: у Нинон де Ланкло были свои мученики, у мадемуазель де Рамбуйе были свои смертники.
К их числу принадлежали маркиз де Монтозье и его младший брат г-н де Саль. По прибытии в Париж г-н де Монтозье пожелал представиться г-же де Рамбуйе. С этой целью он обратился к жене государственного советника Жана Обри, состоявшей в дружеских отношениях с семейством маркизы; но, обращаясь к ней с этой просьбой, он допустил какую-то ошибку во французском языке.
— Ах! — воскликнула дама, входившая в круг жеманниц. — Неужто вы полагаете, что можно повести к госпоже де Рамбуйе человека, который столь неправильно изъясняется? Научитесь сначала говорить, господин сентонжец, а потом я поведу вас туда.
И действительно, она согласилась отвести его туда лишь три месяца спустя, употребив эти три месяца на то, чтобы давать ему уроки всякого рода.
Господин де Монтозье тотчас же объявил себя поклонником мадемуазель де Рамбуйе и стал просить ее руки у маркизы. Маркиза, притязавшая на умение предсказывать будущее и предугадавшая день родов принцессы де Конде и день смерти Людовика XIII, попросила у него разрешения взглянуть на его руку; но стоило ей рассмотреть линии на его ладони, как она воскликнула:
— Ах, нет! Я ни за что не выдам за вас мою дочь! Я вижу по вашей руке, что вы убьете женщину!
И сколько г-н де Монтозье ни настаивал, он не мог добиться другого ответа.
Мадемуазель де Рамбуйе тоже имела пристрастие к гаданию. Однажды, стоя на балконе дворца вместе с мадемуазель де Бурбон, ставшей впоследствии женой герцога де Лонгвиля, она развлекалась тем, что угадывала имена прохожих.
— Готова поспорить, — заявила мадемуазель де Рамбуйе, — что вот того крестьянина, который проходит сейчас мимо, зовут Жаном.
И девушки тотчас сделали ему знак подойти.
— Куманек, — спросили они, — вас ведь Жаном зовут, не правда ли?
— Да, барышни… меня зовут Жан Мудила. К вашим услугам!
С этими словами крестьянин удалился, обрадованный тем, что ему удалось утереть нос двум прекрасным дамам.
Однако возвратимся к маркизу де Монтозье.
Это был храбрый офицер и отважный любовник. Он побывал в Казале и принимал участие в героических делах, которые там совершались; позднее он остановил всю армию герцога Савойского перед какой-то жалкой крепостью, которая, по общему мнению, неспособна была продержаться и дня. Наконец, будучи влюблен в одну пьемонтскую даму и узнав, что город, в котором она жила, взят в осаду, он переоделся капуцином, проник туда, открыл свое имя и оборонял город столь успешно, что враг был вынужден снять осаду.
Он тоже был способен предсказывать будущее, ибо, когда после долгого ухаживания за мадемуазель де Рамбуйе, так и не сумев ничего добиться из-за злосчастных линий на своей ладони, маркиз собрался на войну в Вальтеллине и, прощаясь с той, которую так любил, услышал ее слова «До свидания!», он ответил ей:
— Нет, не до свидания, а прощайте!
— Но почему же прощайте? — спросила мадемуазель де Рамбуйе.
— Потому что я буду убит во время этого похода, и мой брат, который удачливее меня, женится на вас.
Над этим пророчеством все посмеялись, но через три месяца стало известно, что Монтозье был ранен в голову камнем и вскоре умер. Ему хотели трепанировать череп, но он категорически воспротивился этому, заявив, что и без него вполне достаточно дураков на свете.
Упомянем еще, что маркиз де Монтозье первым начал носить парик.
Господин де Саль, его младший брат, принявший после его смерти имя Монтозье, к этому времени и в самом деле уже на протяжении четырех лет ухаживал за мадемуазель де Рамбуйе, но, испуганный отказом, который получил старший брат, не заявлял о своем желании жениться на ней, пока не стал генерал-майором и губернатором Эльзаса; в итоге он был всего лишь ее поклонником на протяжении двенадцати лет. Однако за четыре года до своей женитьбы на мадемуазель де Рамбуйе он подарил ей знаменитую «Гирлянду Жюли», которая наделала в то время много шума. Поскольку шум этот мало-помалу затих, скажем в двух словах о том, что это был за подарок.
«Гирлянда Жюли, посвященная мадемуазель де Рамбуйе, Жюли Люсине д’Анженн» представляла собой великолепный манускрипт, на каждой странице которого был изображен цветок в виде миниатюры на велени, а под этим цветком помещен мадригал в честь мадемуазель де Рамбуйе, сочиненный каким-нибудь остроумцем того времени. В 1784 году, на торгах по продаже собрания герцога де Лавальера, этот манускрипт достался г-ну Пейну, английскому книготорговцу, заплатившему за него огромную цену в четырнадцать тысяч пятьсот десять франков!
Это был шедевр Жарри, самого прославленного каллиграфа того времени, создавшего много превосходных рукописных Библий, которые еще и сегодня приводят в восторг библиоманов. Маркиза де Рамбуйе сочинила несколько молитв для собственного пользования и поручила переписать их Жарри.
— Сударыня, — промолвил Жарри, отдавая ей выполненную работу, — позвольте мне снять копии с ваших молитв, а то в тех молитвенниках, какие мне приходится переписывать, попадаются порой такие глупые, что стыдно это делать.
Понятно, какое впечатление произвело на круг жеманниц появление «Гирлянды Жюли». Этот подарок был сочтен проявлением изумительного вкуса, но, как уже было сказано, лишь спустя четыре года, став генерал-майором и губернатором Эльзаса, маркиз отважился заявить о своем желании жениться на мадемуазель де Рамбуйе.
Взяла на себя это поручение мадемуазель Поле, о которой у нас скоро пойдет речь, а поддержку ей оказывали г-жа де Сабле и г-жа д’Эгийон; но, невзирая на все их настояния, мадемуазель де Рамбуйе, не желавшая выходить замуж, намеревалась ответить отказом, как вдруг, осознав, какую боль принесет матери этот отказ, решила дать согласие и сказала:
— Ах, Боже мой, сударыня! Но почему же ни господин де Монтозье, ни вы не сказали мне раньше, что вам это будет так приятно? Ведь я могла бы дать согласие еще двенадцать лет тому назад!
И действительно, мадемуазель де Рамбуйе было уже тридцать восемь лет, когда г-н де Монтозье попросил ее руки, то есть она была почти в три раза старше своей матери, когда та родила ее.
Венчал их г-н Годо, епископ Грасский. Это был старый друг семейства Рамбуйе и один из преданнейших поклонников мадемуазель де Рамбуйе; по этой причине, а также намекая на его малый рост, епископа называли карликом принцессы Жюли. В свое время мы скажем о нем несколько слов.
Оставим новобрачных наслаждаться медовым месяцем, доставшимся им ценой двенадцатилетнего ожидания, и перейдем к брату г-жи де Монтозье, г-ну де Пизани.
Господин де Пизани появился на свет без всяких изъянов, красивым и статным, как его отец, мать и сестры, которых называли елями Рамбуйе, настолько они были стройными и рослыми. Но еще в младенчестве у него оказался вывихнут позвоночник, причем никто об этом не знал, и в итоге юноша остался таким приземистым и сделался таким безобразным, что, когда ему исполнилось двадцать лет, изготовить для него латы стоило невероятных трудов. Это внушило ему опасение, что его могут сделать духовным лицом. И потому он ни за что не хотел учиться, не хотел даже читать по-французски, несмотря на увещевания Шавароша, своего гувернера; однако это нисколько не лишило его ни остроумия, которое было у него необычайно тонким, ни здравомыслия, ибо рассуждал он так разумно, как если бы в его голове была сосредоточена вся логика, какая только есть на свете.
