Госпожа де Шуази, которую мы упоминали как женщину, оказавшую огромное влияние на становление современного общества, была женой г-на де Шуази, канцлера герцога Орлеанского; она настолько была в моде и так нравилась кардиналу Мазарини, что, явившись однажды к маршалу д’Эстре, у которого собралось большое общество, он воскликнул:
— Как?! Вы тут веселитесь, а госпожи де Шуази среди вас нет?! На мой взгляд, собрание полно лишь в том случае, когда в нем присутствует она!
Госпожа де Шуази знала о своем влиянии и гордилась им; в связи с этим о ней сочинили следующее четверостишие:
Нет спеси Шуази конца:
Она себя царицей мнит,
Когда салон ее дворца
Толпой сановников набит.
И в самом деле, ее гостиные служили местом встреч самых значительных фигур двора. Мадемуазель де Монпансье в своих «Мемуарах», г-жа де Брежи в своих «Портретах», Сегре в своих «Развлечениях принцессы Аврелии» и Сомез в своем «Словаре жеманниц» отзываются о г-же де Шуази с большой похвалой. И потому однажды, когда Людовик XIV был еще ребенком, она сказала ему:
— Государь, если вы желаете стать великим королем, вам надо чаще беседовать с господином Мазарини; но, если вы желаете стать учтивым человеком, вам надо еще чаще беседовать со мной.
Людовик XIV не забывал этого совета г-жи де Шуази и, слыша похвалы по поводу изящества своей речи, не раз отвечал:
— Не стоит этому удивляться. Я ученик госпожи де Шуази, и это она научила меня изъясняться красиво.
Госпожа де Шуази была матерью странного аббата де Шуази, который оставил нам записки о себе, историю мадемуазель де Лавальер и историю короля Людовика XIV, половину своей жизни носил женское платье и под именем г-жи де Санси старался возбуждать любовную страсть к себе, что, согласно скандальным хроникам того времени, порой ему удавалось. Вероятно, именно он послужил Луве прообразом героя его романа о Фобласе.
К г-же де Шуази съезжалось так много гостей, что она приняла решение обходиться с ними весьма вольно. Тем, кто наводил на нее скуку, она говорила прямо:
— Вы мне не подходите; если я смогу к вам привыкнуть, то дам вам знать об этом.
Если у нее собиралось чересчур многочисленное общество, она говорила:
— Господа, нас здесь чересчур много, и потому невозможно услышать своего собеседника; решите сами, кому из вас удалиться!
Однажды граф де Руси, с которым она виделась накануне, постучался к ней в дверь; г-жа де Шуази выглянула в окно и, узнав гостя, заявила ему:
— Господин граф, я виделась с вами вчера и довольно! Сегодня я имею дело вот с этим господином.
И она указала графу на красивого юношу лет пятнадцати, стоявшего рядом с ней у окна.
Правда, если верить эпиграммам того времени, г-жа де Шуази обучала еще кое-чему, помимо умения красиво изъясняться.
Вот одна из этих эпиграмм, дошедшая до нашего времени; возможно, разумеется, что ее сочинил какой-то брюзга из числа тех гостей, которых она так бесцеремонно выпроваживала:
— Быть может, это только сказки,
Но говорят, мамзель Роган,
Что вас учили строить глазки.
— А ты считаешь что, болван?
— Ну что ж! Могу сказать я смело:
Тут Шуази взялась за дело!
Госпожа де Шуази состояла в постоянной переписке с польской королевой Марией Гонзага, с савойской герцогиней Кристиной Французской, со знаменитой королевой Кристиной Шведской и несколькими немецкими принцессами.
Мадлен де Скюдери, как и другие упомянутые нами женщины, была почти что ровесницей века. Она приходилась сестрой Жоржу де Скюдери и родилась в Гавре в 1607 году, в семье сицилийского капитана, связавшего свою жизнь с судьбой государей Анжуйской династии. И потому Жорж де Скюдери говорит о себе:
Служил отец мой в чине капитана,
Всегда у милой Франции в чести,
Но мне с тем чином примиряться рано:
Минерва выше мне велит взойти![36]
Хотя брат и сестра не расставались в течение сорока семи лет, мы их все же разлучим. Займемся сначала мадемуазель де Скюдери, а к Жоржу де Скюдери вернемся позднее, когда речь у нас пойдет о театре.
Мадемуазель де Скюдери была высокой и худой особой с вытянутым смуглым лицом; это дало повод г-же де Корнюэль, которую она изобразила в одном из своих романов под именем Зенокриты и которая была сильно недовольна этим, сказать, что Провидение, делающее все основательно и знавшее, что мадемуазель де Скюдери суждено заняться писательством, наделило ее способностью потеть чернилами. Писательница сама рассказывает, как она пристрастилась к чтению романов и как это совершенно естественно привело ее к желанию их сочинять. Однажды, когда, будучи еще маленькой девочкой, она раздобыла книгу любовного содержания, ее духовник, монах ордена фельянов дон Габриель, вырвал у нее из рук эту книгу и, побранив ее за то, что она предавалась подобному чтению, пообещал ей принести другую, нравоучительный смысл которой способен был принести большую пользу. И действительно, на другой день он принес ей обещанный том. Но каково же было удивление мадемуазель де Скюдери, когда она поняла, что ее духовник отобрал у нее один роман лишь для того, чтобы дать ей другой, причем куда более фривольный, все непристойные места в котором были отмечены так старательно, что ей не составляло никакого труда находить их. Так что при первой же встрече с монахом юная исповедчица искренне поблагодарила его за сделанный им подарок, заявив, что с этого дня она поручает ему руководить ее чтением; с этими словами она показала ему принесенную им книгу, открытую на одной из отмеченных страниц; однако монах стал клясться всеми богами, что он ошибся, дав ей эту книгу. И тогда мадемуазель де Скюдери, полагая духовника виновным, договорилась с ним о следующем: он должен был сказать г-же де Скюдери, что ее дочь может читать все что пожелает и что она чересчур умна и рассудительна для того, чтобы ее могли испортить романы. С этого времени мадемуазель де Скюдери обрела возможность читать все что угодно, и она этим пользовалась.
Господин Сарро, советник Руанского парламента, давал ей почитать другие романы, благодаря которым она и завершила свое литературное образование.
Мадемуазель Скюдери и ее брата жестоко преследовала судьба, и потому писательница нередко говорила, как если бы речь шла о падении Византийской империи: «Со времени крушения нашей семьи…» Наконец, один из друзей их дома вознамерился вернуть им десять тысяч экю, которые он некогда взял в долг у их отца и на которые не было других гарантий, кроме честного слова этого человека; но, как мы уже сказали, несчастье не отступало от мадемуазель де Скюдери и ее брата. В самую что ни на есть хорошую погоду, в ясный день, когда на небе была лишь одна тучка, из нее неожиданно ударила молния и убила этого друга, который прогуливался возле Ла-Турнели среди пяти сотен других людей. Этот удар молнии лишил брата и сестру десяти тысяч экю.
И вот тогда, сжалившись над ними, г-жа де Рамбуйе выхлопотала Жоржу де Скюдери должность коменданта крепости Нотр-Дам-де-Ла-Гард в Марселе. Эта должность была обещана кардиналом Мазарини подопечному маркизы, но, когда встал вопрос о выдаче бумаг, г-н де Бриенн, о котором у нас уже шла речь, написал г-же де Рамбуйе, что предоставление должности коменданта поэту, сочиняющему пьесы для Бургундского отеля, то есть театра, очень часто находящегося в оппозиции к господину кардиналу, может повлечь за собой опасные последствия. Госпожа де Рамбуйе ответила Бриенну, что она читала в книгах, что Сципион Африканский тоже писал комедии, но это не мешало ему быть достойным уважения полководцем. По-видимому, Бриенн не знал, что ответить на столь сильный довод, ибо, не чиня более никаких препятствий, он выдал Жоржу де Скюдери необходимые бумаги.
