В том празднестве, о котором мы рассказываем, восточных царей должны были представлять принцы из суверенных французских династий: участниками дивертисмента король назначил господ де Гиза, де Буйона, де Шабо и де Ла Тремуя.
Молодой шевалье де Гиз, сын Меченого, игравший роль Великого Могола, приходился младшим братом герцогу де Шеврёзу. Это был тот самый человек, который убил на дуэли барона де Люза и его сына, а позднее, сев верхом на пушку, которую испытывали, погиб, когда она разорвалась.
Накануне празднества Бекингем нанес визит шевалье де Гизу, который, испытывая, как и все вельможи того времени, большой недостаток в деньгах, был вынужден прибегать ко всякого рода уверткам, но, несмотря на все пущенные им в ход средства, начал сильно опасаться, что ему не удастся появиться на следующий день на празднестве г-жи де Шеврёз со всем великолепием, какого он желал.
Бекингем был известен своей щедростью: со времени своего прибытия к французскому двору он уже не раз одалживал из собственного кошелька самым гордым и самым богатым вельможам.
Так что этот визит показался шевалье де Гизу большой удачей, и он уже прокручивал в голове речь, с которой следовало обратиться к блистательному послу, как вдруг тот опередил его желания, предоставив в его распоряжение сумму в три тысячи пистолей и, сверх того, предложив шевалье одолжить ему, дабы усилить блеск его наряда, все алмазы английской короны, какие Яков VI позволил своему посланнику увезти с собой.
Это было больше, нежели смел надеяться шевалье де Гиз; он протянул руку Бекингему и спросил его, что можно сделать, чтобы отблагодарить за такую великую услугу.
— Послушайте, — сказал ему Бекингем, — я хотел бы — возможно, это всего лишь ребяческая утеха, но она доставит мне огромное удовольствие — я хотел бы иметь случай носить на своем платье одновременно весь запас драгоценных камней, которые я привез с собой; позвольте мне занять ваше место на завтрашнем вечере, но частично: пока Великий Могол будет в маске, играть Великого Могола буду я, а когда ему нужно будет снять маску, я верну вам ваше место. Таким образом, каждый из нас сможет сыграть свою роль — вы открыто, а я тайно. В итоге мы вдвоем создадим один и тот же образ, только и всего; вы отужинаете, а я станцую. Устраивает вас такое?
Шевалье де Гиз счел все это настолько легко исполнимым, что было бы странно отказаться от подобной сделки, и между двумя вельможами все было условлено так, как этого желал Бекингем.
Итак, шевалье принял предложение, полагая себя обязанным герцогу и признавая в нем своего учителя; ибо, хотя его собственные безумства наделали немало шума во Франции, ему было еще очень далеко, особенно в отношении сумасбродства, до такого страстного влюбленного, как Бекингем.
Все было сделано в соответствии с договоренностью, и герцог, в маске на лице, блистая в свете люстр и факелов, предстал взору королевы, сопровождаемый многочисленной свитой, великолепие которой хоть и не равнялось великолепию его наряда, но не портило картину.
Восточный язык богат высокопарными сравнениями и поэтическими намеками, и Бекингем употребил все свое искусство, чтобы украдкой сказать королеве несколько страстных комплиментов; такое положение нравилось герцогу с его авантюрной натурой и Анне Австрийской с ее романической душой тем более, что оно было чрезвычайно опасным; ведь тут же находились король, кардинал и все придворные, а так как уже распространился слух, что на бал явился и герцог, то все смотрели и слушали с удвоенным вниманием; однако никто не догадывался, что Великий Могол, которого все принимали за шевалье де Гиза, и есть сам Бекингем.
Балетное представление имело настолько невероятный успех, что король не мог удержаться, чтобы не высказать г-же де Шеврёз свое удовлетворение.
Наконец, настала минута, когда было объявлено, что короля приглашают к столу; теперь полагалось снять маски, и на этот случай заранее было приготовлено несколько гостиных.
Великий Могол и его оруженосец удались в кабинет; оруженосец был не кто иной, как шевалье де Гиз, который в свой черед надел платье герцога и отправился ужинать в наряде Великого Могола, тогда как Бекингем надел костюм оруженосца.
Появление шевалье стало для него подлинным триумфом: все принялись расхваливать богатство его одежды и изящество, с которым он танцевал.
После ужина шевалье снова присоединился к герцогу, дожидавшемуся его в том же кабинете, и там они опять поменялись ролями. Шевалье во второй раз сделался простым оруженосцем, а герцог вновь возвысился до звания Великого Могола; затем они вместе вернулись в зал. Само собой разумеется, что богатство наряда этого могущественного монарха и то высокое положение, какое он занимал в иерархии коронованных особ, доставили ему честь быть выбранным королевой, чтобы танцевать с ней.
Так что вплоть до самого утра, скрытый маской и пользуясь шумом празднества, Бекингем обрел полную свободу выражать свои чувства, которые уже не были больше тайной для королевы, поскольку ее подготовила к ним своими откровениями г-жа де Шеврёз.
Наконец, пробило четыре утра, и король изъявил желание возвратиться домой; королева никоим образом не стала настаивать на том, чтобы остаться, ибо за несколько минут до этого пять восточных царей удалились, а вместе с ними исчезли веселость бала и украшение празднества.
Анна Австрийская подошла к своей карете, возле которой стоял лакей в ливрее с гербом коннетабльши, готовый открыть и закрыть дверцу. При виде королевы он опустился на колено, но, вместо того чтобы откинуть подножку кареты, подставил свою протянутую руку; королева увидела в этом любезность своей подруги, г-жи де Шеврёз; но рука эта так нежно пожала ей ножку, что королева опустила глаза на услужливого слугу и узнала в нем герцога Бекингема.
Хотя она и была подготовлена ко всем переодеваниям, на которые мог пойти герцог, удивление ее, тем не менее, было столь велико, что она вскрикнула и на лице ее вспыхнула яркая краска.
Офицеры ее свиты тотчас же бросились к ней, чтобы узнать причину этого волнения, но королева уже сидела в карете вместе с г-жой де Ланнуа и г-жой де Верне. Король отправился в своей карете вместе с кардиналом.
Судите сами, можно ли историю того времени, богатую романическими приключениями, невероятными происшествиями и интригами, подобными той, какую мы только что в точности описали, излагать так же, как нашу современную историю, столь сухую, столь выхолощенную и столь лишенную живых подробностей, несмотря на огромную гласность происходящих ежедневно событий, которой недоставало прежде и которой все обладают теперь? Впрочем, именно в отсутствии гласности и заключается, быть может, секрет этой наполненной приключениями жизни, которую люди вели под покровом тайны, лишь изредка становившейся известной.
Через несколько дней слух обо всех этих переодеваниях разнесся при дворе; более того, стали говорить, что в кабинете посольского дворца герцог Бекингем хранит портрет королевы, что портрет этот помещен под голубым бархатным балдахином, увенчанным белыми и красными перьями, и что другой портрет Анны Австрийской, украшенный алмазами медальон, Бекингем постоянно носит на золотой цепочке у себя на груди. Страстное поклонение герцога этому портрету явно указывало на то, что он получил его от самой королевы, и кардинал, вдвойне ревнивый, ибо он был обманут в своих надеждах и как влюбленный, и как политик, провел из-за этого немало скверных ночей.
Однако с каждым днем, и как раз по причине этих слухов о переодеваниях и портретах, Бекингему становилось все труднее и труднее видеться с королевой; поскольку стало известно, что г-жа де Шеврёз была наперсницей этой рыцарской любви, за ней шпионили не меньше, чем за двумя ее высокопоставленными протеже, и Бекингем, доведенный до крайности, решился рискнуть всем, чтобы, наконец, хоть на один час увидеться с Анной Австрийской наедине.
Госпожа де Шеврёз поинтересовалась у королевы, как та расценит подобную попытку, и королева ответила, что помогать она ни в чем не будет, но запрещать не станет; следовало, однако, устроить все так, чтобы она в любом случае имела возможность отрицать свое соучастие в этой затее. Это было все, чего желали коннетабльша и герцог.
