— Меня, Гито?! — воскликнул принц. — Вы имеете приказ арестовать меня?!

— Да, монсеньор, — с немалым замешательством ответил Гито, протягивая при этом руку к шпаге принца, висевшей у него на боку.

— Ради Бога, Гито, — воскликнул принц, отступая на шаг, — возвратитесь к королеве и скажите ей, что я умоляю позволить мне увидеть ее и поговорить с ней!

— Монсеньор, — произнес Гито, — клянусь вам, это не принесет никакой пользы; ну да ладно: чтобы угодить вам, я схожу к ней.

С этими словами Гито поклонился принцу и отправился к королеве.

— Господа, — обратился принц де Конде к членам совета, с которыми он за минуту до этого беседовал и которые из только что изложенного нами диалога не слышали ни слова, поскольку он велся вполголоса, — известно ли вам, что со мной случилось?

— Нет, — ответил граф д’Аво. — Но, судя по вашему взволнованному голосу, ваше высочество, я полагаю, что это должно быть нечто чрезвычайное.

— Да, и вправду весьма чрезвычайное! Королева приказала арестовать меня, а также вас, брат мой Конти, и вас, господин де Лонгвиль!

Все присутствующие вскрикнули от удивления.

— Это удивляет вас так же, как и меня, не правда ли, господа? — промолвил принц де Конде. — Ибо, будучи всегда столь верным слугой короля, я полагал себя защищенным покровительством королевы и дружбой кардинала.

Затем, обратившись к канцлеру Сегье и графу Сервьену, находившимся в галерее, он прибавил:

— Господин канцлер, прошу вас пойти к королеве и сказать ей от моего имени, что у нее нет более верного слуги, чем я. А вас, граф Сервьен, я прошу оказать мне такую же услугу, передав эти слова кардиналу.

Оба они поклонились и вышли, обрадованные этой возможностью покинуть принца; но ни один из них не вернулся. Возвратился один лишь Гито.

— Ну что? — живо спросил принц.

— Я ничего не добился, монсеньор, — ответил Гито, — и безусловное желание королевы состоит в том, чтобы вы были арестованы!

— Ну что ж, — сказал принц, — раз так, подчинимся!

И он отдал шпагу Гито, в то время как принц де Конти вручил свою Комменжу, а г-н де Лонгвиль — Креси.

— Ну и куда вы меня отведете? — поинтересовался принц у Гито. — Самое главное, чтобы там не было холодно. Я уже и так простудился в лагере, и холод страшно вредит моему здоровью.

— Я имею приказ препроводить ваше высочество в Венсенский замок.

— Ну так и отправимся туда, — промолвил принц.

Затем, обернувшись к присутствующим, он произнес:

— До свидания, господа! Хоть я теперь и арестованный, не забывайте меня! Обнимите же меня, Бриенн, мы ведь кузены!

Это был тот самый граф де Бриенн, о котором мы уже говорили, рассказывая, как Беренген явился предложить Мазарини от имени Анны Австрийской должность первого министра.

Гито отворил дверь, двенадцать гвардейцев, ожидавших за ней, окружили принцев, и, в то время как Гито отправился доложить королеве, что ее приказы исполнены, Комменж, приняв начальство над конвоем, повел арестованных к двери потайной лестницы.

— Однако, Комменж, — сказал принц, видя, как эта дверь распахнулась, и вглядываясь в темноту открывшегося за ней коридора, — это сильно попахивает Генеральными штатами в Блуа!

— Вы ошибаетесь, монсеньор, — возразил Комменж, — я честный человек, и если бы речь шла о подобном поручении, то выбрали бы кого-нибудь другого, но не меня.

— Ну что ж, — промолвил принц, — я доверяю вашему слову.

И он первым вошел в коридор, подавая пример брату и зятю.

Принц де Конти, который во время ареста не произнес ни единого слова и ни на мгновение не выказал страха, последовал за ним. Господин де Лонгвиль шел последним, но, поскольку у него болела нога и в этих обстоятельствах он с трудом мог передвигаться, Комменж приказал двум гвардейцам взять его под руки и помогать ему идти. Таким образом они в полном молчании дошли до ворот сада Пале-Рояля, выходивших на улицу Ришелье. Там уже находился Гито. Принц де Конде шел шагов на десять впереди своих братьев.

— Послушайте, Гито, — обратился он к капитану гвардейцев, — как дворянин дворянину, скажите мне, вы понимаете хоть что-нибудь в том, что со мной происходит?

— Нет, монсеньор, — ответил Гито. — Но я прошу вас принять во внимание, что, получив из собственных уст королевы приказ арестовать вас, я как капитан ее гвардии не мог счесть возможным не выполнить его.

— Это правда, — сказал принц, — и потому я не сержусь на вас.

И он протянул ему руку.

Тем временем подошли принц де Конти и г-н де Лонгвиль, и Гито приказал открыть ворота. Карета была уже готова, и в десяти шагах от нее томился в ожидании Миоссан с ротой тяжелой конницы, не зная еще, с какими достославными узниками ему предстоит иметь дело; так что он был крайне удивлен, увидев принца де Конде, принца де Конти и герцога де Лонгвиля.

Арестованные сели в карету. Гито поручил надзор за ними Комменжу и Миоссану. Затем он вернулся в Пале-Рояль, а карета помчалась по дороге к Венсенскому лесу. Но, поскольку принцев не захотели везти по главной дороге, чтобы их никто не увидел, и повезли по окольной и ухабистой, карета опрокинулась.

Принц де Конде, обладавший бесподобным телосложением, необычайной ловкостью и быстротой ума, в одно мгновение выскочил из экипажа и оказался в двадцати шагах от конвоя.

Миоссан, полагая, что принц намеревается бежать, бросился к нему.

— Монсеньор принц! — воскликнул он. — Прошу вас…

— Я вовсе не намерен бежать, Миоссан, — заметил Конде. — Однако для младшего сына из Гаскони случай хорош, и вам в вашей жизни подобный, возможно, больше не встретится.

— Не искушайте меня, монсеньор, — промолвил Миоссан. — Клянусь вам, что я испытываю величайшее почтение к вашему высочеству, но, как вы понимаете, мне следует прежде всего повиноваться королю и королеве.

— Ну что ж, — ответил принц, — тогда снова сядем в карету, мой дорогой Миоссан; но хотя бы прикажите кучеру ехать осторожнее, чтобы он не вывалил нас еще раз.

Карету подняли и привели в порядок, и Комменж, с минуту сильно опасавшийся, что его узники сбегут от него, приказал кучеру ехать еще быстрее.

— Еще быстрее?! — рассмеялся Конде. — Да не бойтесь ничего, Комменж, никто не придет мне на помощь, ибо, клянусь вам, я не предпринял никаких мер предосторожности, чтобы воспрепятствовать этой поездке. Однако скажите мне, прошу вас, в чем состоит мое преступление?

— Ваше преступление, монсеньор, — ответил Комменж, — напоминает мне преступление Германика, сделавшегося подозрительным императору Тиберию потому, что стал слишком ценим, слишком любим и слишком велик.

И карета стремительно покатила по дороге к Венсенскому замку.

У подножия донжона Миоссан подошел к принцу, чтобы проститься с ним. Лишь теперь Конде казался несколько встревоженным.

— Миоссан, — сказал он, — благодарю вас за ваше доброе отношение ко мне. Скажите королеве, что, несмотря на эту несправедливость, я всегда буду ее покорным слугой.

Арестованные вошли в донжон. Их там не ждали, и потому постели им приготовлены не были. Комменж, которому предстояло охранять принцев целую неделю, попросил принести карты, и они вчетвером провели всю ночь в игре.

В продолжение этой недели Комменж постоянно находился подле принца де Конде, и позднее он часто говорил, что эта неделя, которую он провел в тюрьме, была самой приятной в его жизни благодаря жизнерадостному нраву и образованности его королевского высочества.

Расставаясь с принцем де Конде и его братом, Комменж спросил их, хотят ли они какие-нибудь книги.

— Да, — ответил принц де Конти, — я хочу «Подражание Иисусу Христу».

— А вы, монсеньор? — обратился Комменж к Конде.

— Я, — заявил принц, — хочу «Подражание герцогу де Бофору».

Напомним, что за семь лет до этого герцог де Бофор с невероятной отвагой и удивительным везением бежал из того же самого Венсенского замка.

Принц и Комменж расстались со слезами на глазах.