На рассвете стал виден пологий склон, сплошь покры­тый травой и деревьями; этот склон привел нас к берегам Мерфиса, одного из главных притоков реки Станислаус.

Никаких трудностей нам больше не встретилось, повсюду была вода, и все кругом напоминало уголок рая.

К сожалению, для золотоискателей не существует рая: точно так же, как у Вечного Жида за спиной всегда нахо­дится ангел, говорящий ему: «Иди!», за спиной старателя всегда стоит демон, говорящий ему: «Ищи!»

Мы подошли к реке, берега которой отличались обры­вистостью, и около часа двигались вдоль нее, а затем встали лагерем примерно в километре от высокой горы, мимо которой пролегал наш путь, в семи-восьми часах ходьбы от первых склонов Сьерра-Невады.

На рассвете следующего дня мы снова отправились в путь; с тех пор, как мы вышли из Соноры, нам не встре­тилось ни одной живой души.

Между тем другие люди уже пытались предпринять подобное путешествие и даже совершали его; однако они попадали сюда во время таяния снегов, когда нижние плато, где находится золото, были затоплены массой воды, сбегающей с гор.

Около десяти часов утра мы прибыли на место, наме­ченное нами в качестве цели. На нескольких плато, более или менее высоких, виднелись следы проводившихся там прежде работ.

Подобные признаки указывали на то, что копать сле­дует именно здесь; мы поставили палатку, отпустили мулов пастись и принялись искать место.

Впрочем, поскольку никакие внешние проявления не говорят о том, хорошее вы выбрали место или плохое, это оказывается делом удачи или неудачи.

Мы принялись за дело; однако стоило нам углубиться на два фута, как под ударами кирки брызнула вода.

Эта вода не давала никакой возможности продолжать работу.

Мы поднялись вверх по склону и вырыли еще два или три шурфа, но всякий раз на той или другой глубине снова появлялась вода.

Однако мы не теряли надежды. Нам попалось несколько жил красноватой земли, но ее промывка не дала никакого золота.

И тогда мы решили попытать счастье, сделав кан ья ду.

Каньяда — это расширение или ответвление ручья.

Нам удалось обнаружить там несколько крупинок золота, но в чрезвычайно малом количестве.

Весьма обескураженные, мы вернулись к себе в палатку. На этот раз, когда мечты развеялись, мы оказа­лись перед лицом пугающей действительности.

Наши расходы составили более шестисот пиастров, а золота нам удалось добыть от силы на двести франков.

Однако мы с аппетитом поели, ибо теперь нам остава­лось надеяться лишь на собственные силы.

Ужин состоял из супа и окорока, небольшого количе­ства фасоли, оставшейся со вчерашнего дня, и тортильи вместо хлеба.

Тортилья — это тонкая лепешка из муки, раскатанная руками и испеченная на углях.

Поужинав, мы стали готовиться ко сну.

На той высоте, где мы расположились лагерем, то есть примерно на трех тысячах футов над уровнем моря, ночи уже были прохладными. Это обстоятельство вынудило нас поддерживать ночью костер, на котором мы приго­товили себе ужин: разложенный прямо у входа в палатку, этот костер согревал нам ноги.

Мы уже стали засыпать, как вдруг вдалеке послыша­лось нечто вроде жалобного и протяжного крика. Услы­шав его одновременно, мы оба вскочили и машинально потянулись за ружьями.

Через мгновение новые крики, напоминавшие первый, прозвучали уже ближе, и мы распознали в них вой вол­ков.

Продолжая завывать, волки спускались с гор, которые мы обогнули утром. Вой не прекращался, становясь все громче по мере их приближения.

Отбросив одеяла, мы рывком схватились за ружья.

Но тревога длилась недолго: волки двинулись по берегу Мерфиса и затерялись в сьерре.

По всей вероятности, они не почуяли ни нас, ни мулов.

Самое большое беспокойство вызывали у нас мулы. Они были привязаны к кольям примерно в сорока шагах от нашей палатки. Держа в руках ружья, мы отправились за мулами, затем, вернувшись, привязали их прямо к кольям палатки и стали дожидаться рассвета.

Остаток ночи прошел достаточно спокойно, и нам даже удалось вздремнуть.

С рассветом мы тронулись в путь. На этот раз мы вер­нулись назад и, вместо того чтобы идти вверх по течению Мерфиса, стали по нему спускаться.

В половине двенадцатого мы сделали остановку, по­обедали и в час дня повторили попытку найти золото.

Здесь нам снова встретилось небольшое количество воды, но не так много, чтобы помешать работе. На глу­бине пяти-шести футов обнаружился красноватый грунт.

Это было нечто вроде гравия, который показался нам превосходным. Мы собрали его, промыли и после пяти часов труда получили около унции золота, то есть зара­ботали примерно девяносто—сто франков.

Отыскав наконец-то хорошее место, мы решили тут и остаться.

В палатку мы вернулись в более веселом расположе­нии духа, чем накануне, питая надежду, что завтрашний день будет еще удачнее, ведь сегодняшняя работа про­должалась всего пять часов, а на следующий день мы предполагали работать вдвое дольше.

Этим вечером мы позаботились о том, чтобы привя­зать мулов поближе к палатке и развести хороший костер. Однако, поскольку у нас было опасение, что нам не хва­тит дров, Тийе взял топор и, пока я готовил ужин, отпра­вился за хворостом.

Десять минут спустя я увидел при свете луны, как он возвращается к палатке: никакого хвороста в руках у него не было, и он пятился назад, явно сосредоточив все свое внимание на каком-то предмете и отыскивая его взгля­дом в вечерней полутьме.

— Эй! — окликнул я его. — Что случилось?

— Случилось то, — ответил он мне, — что мы оказа­лись посреди волчьей стаи и в этот вечер они нас учу­яли.

— Ну и ну!

— Да, дорогой мой, и я только что видел одного ...

— Волка?

— Да, он спускался с горы. Мы одновременно заме­тили друг друга, и оба остановились.

— Где же?

— Шагах в ста отсюда. Поскольку ни он, ни я не дви­гались, мне подумалось, что так может продолжаться бесконечно и ты начнешь беспокоиться, так что я вер­нулся.

— А он?

— Не видя меня больше, он, должно быть, продолжил свой путь.

— Возьмем ружья и пойдем посмотрим поближе.

Мы взяли ружья: со вчерашнего дня они были заря­жены пулями. Тийе шел впереди, а я следом за ним.

Шагах в тридцати от реки Тийе остановился и, знаком велев мне хранить молчание, указал пальцем на волка, который сидел на берегу небольшого ручейка, под пря­мым углом впадающего в Мерфис.

Сомневаться не приходилось: его глаза, устремленные на нас, горели в ночи как раскаленные угли.

В одно и то же мгновение мы опустили наши ружья, и два выстрела раздались одновременно.

Волк упал головой вперед и скатился в ручей.

Два выстрела, слившись воедино, отозвались в горах ужасающим эхом.

Мы подошли к волку. Он был мертв. Обе пули попали в него: одна угодила ему в шею, другая — в грудь.

Мы дотащили его до палатки.

Ночь была ужасной: волки целыми стаями бродили вокруг нас. Испуганные мулы дрожали всем телом.

Наш костер удерживал волков на расстоянии, однако мы ни на мгновение не сомкнули глаз.

IX. АМЕРИКАНЦЫ

Невозможно было даже подумать о том, чтобы оставаться там, где мы находились: волки, которых удалось отогнать на одну ночь, могли вернуться назад в последующие ночи, набраться храбрости, загрызть наших мулов и загрызть нас самих.

Однако цель нашего приезда в Калифорнию состояла не в этом.

Так что на следующий день мы продолжали двигаться вниз по течению, рыть шурфы и устраивать каньяды.

Золото нам попадалось, но в очень малых количествах, не более чем на франк в лотке. Определенно, ни одно другое место не могло сравниться с тем, какое мы поки­нули. И потому, хотя и помня о волках, но осмелев при свете дня, мы задавали себе вопрос, а не следует ли нам туда вернуться, как вдруг нашим глазам предстал черный медведь, спокойно спускавшийся с горы.

Искушение было велико, и нами овладело сильное желание подстрелить зверя, однако нас удержала от этого весьма распространенное в Калифорнии поверье. Индейцы утверждают, что медведь, раненный охотником, вернется к другим медведям и все вместе они нападут на него.