Платить нужно было только за еду.

Но еда, по правде говоря, была дорогая. Я уже гово­рил, что рюмочка спиртного стоила два чилийских реала; бутылка молока стоила пиастр, бутылка бордо — три пиастра, бутылка шампанского — пять.

Содержателями ресторанов были, как правило, китайцы, готовившие всю еду в соответствии со своими национальными традициями: кухня была отвратитель­ная.

Содержателями гостиниц были французы, что угады­валось по названиям их заведений.

Это были гостиницы «Лафайет», «Лафит», «Новый и Старый свет».

В городе обосновалось несколько очаровательных модисток, но, поскольку ко времени моего приезда в Калифорнию там было всего двадцать или двадцать пять женщин, а ко времени моего отъезда — две или три тысячи, то те, что удовольствовались лишь прибылью от своих заведений, понесли большие убытки.

Однако, когда я уезжал, эти заведения уже начали про­цветать.

Мало-помалу сюда стали приезжать земледельцы, при­возя зерно. Они осматривали земельные участки, поку­пали те, что им приглянулись, и приступали к рас­пашке.

Земли эти принадлежали американскому правитель­ству или эмигрантам из Мексики.

Как правило, за покупку участка покупатели распла­чивались собранным урожаем.

Дон Антонио и его брат дон Кастро, занимавшиеся этой торговлей, обладают сегодня состоянием в пять или шесть миллионов.

Они владеют всем западным побережьем залива Сан- Франциско, и там пасутся их бесчисленные стада.

Ну, и остается еще ремесло золотоискателя, самое заманчивое и самое привлекательное из всех, то, которое мы с Тийе решили избрать и блестящие перспективы которого придали нам стойкость, позволившую так быстро сделать необходимые сбережения.

VII. ПРИИСКИ

Когда нам удалось собрать денежные суммы, которые нами же и были установлены, иначе говоря, когда я стал обладателем четырехсот пиастров, а Тийе — шестисот, мы решили уехать из Сан-Франциско и отправиться на прииски.

Оставалось сделать выбор между Сан-Хоакином и Сакраменто.

Вопрос обсуждался с учетом достоинств и недостатков того и другого варианта; наконец, выбор пал на Сан- Хоакин, находившийся не так далеко, как Сакраменто, и славившийся такими же богатыми копями.

Правда, путешествие предстояло не из легких.

Во-первых, каботажные суда — а весь связанный с ними промысел, о котором мы забыли упомянуть, счита­ется одним из самых значительных в Калифорнии — так вот, каботажные суда берут, без учета питания, пятна­дцать пиастров с человека за доставку в Стоктон. Во-вторых, поскольку первые прииски, как правило, тянутся по течению небольших речек, впадающих в Сан- Хоакин или Сакраменто, а Сан-Хоакин находится на расстоянии еще двадцати пяти — тридцати льё от Сток­тона, то в Стоктоне приходится покупать мула, чтобы довезти до приисков провизию и рабочие инструменты.

Эти инструменты, равно как и палатку, мы купили в Сан-Франциско перед отъездом, поскольку, хотя в это невозможно поверить, все дорожает по мере удаления от города.

Наш рабочий инвентарь состоял из лопат, кирок, кайл и старательских лотков.

Одного лотка было достаточно на нас обоих, поскольку при работе вдвоем происходит разделение труда: один копает, другой промывает.

Лоток, то есть приспособление, которым пользуются при промывке грунта, представляет собой деревянную или жестяную миску диаметром от двенадцати до шест­надцати дюймов, конической формы, но довольно мел­кую и с очень ровным дном.

Эти миски, в зависимости от их величины, могут вме­щать от восьми до двенадцати литров; их на две трети заполняют землей, которую вначале тщательно расти­рают и промывают, держа миску под водой, чтобы отде­лить золото от земли и камней. Затем снова зачерпывают воду и придают лотку колебательное движение, с помо­щью чего отделяют и отбрасывают те частицы, какие легче золота, — такова работа промывателя золота, кото­рому приходится постоянно стоять по пояс в воде.

Рудокоп — это тот, кто роет шурф и извлекает на поверхность выкопанный грунт.

Мы покинули Сан-Франциско ***-го и прибыли в Стоктон ***-го.

Вначале мы проплыли через залив Сан-Пабло, оставив по левую руку от себя пять или шесть островов, которые еще не имеют имени, но рано или поздно станут садами, подобно островам у Аньера и Нёйи. Затем мы достигли места слияния Сакраменто и Сан-Хоакина и, оставив позади Сакраменто, русло которого уходит в северном направлении, двинулись вверх по Сан-Хоакину, русло которого внезапно отделяется от Сакраменто и тянется к югу.

Первый приток Сан-Хоакина образуется слиянием трех рек: реки Косумнес, реки Мокелумне и третьей, лежащей между ними и еще не имеющей имени.

Они орошают необычайно плодородные равнины, поныне заполненные дикими травами, в особенности горчицей, чьи ярко-желтые цветы выделяются на фоне темной листвы дубов, сверкая, словно золото, которое туда приходят искать.

Время от времени взору открывается какой-нибудь холм, полностью заросший великолепным овсом такой высоты, что в нем может чуть ли не целиком затеряться всадник.

Двадцатью милями дальше в Сан-Хоакин впадает, в свою очередь, река Калаверас.

Она орошает восхитительные луга с травами, позоло­ченными солнцем; на всем ее течении растут дубы и пре­лестный кустарник, сплошь увенчанный голубыми цве­тами, чей нежный аромат доносился до нас.

В Стоктоне, совсем еще новом городе, о чем свиде­тельствует его имя, возникшем всего два года тому назад, мы купили двух мулов и провизию.

Мулы обошлись нам в сто двадцать пиастров каждый.

Что же касается нашей провизии, то она включала:

пятьдесят фунтов муки, обошедшейся нам очень дешево, поскольку она была несколько испорчена, и, благодаря этому, все пятьдесят фунтов стоили семь пиа­стров;

два окорока, стоившие двадцать два пиастра;

пятнадцать фунтов сухарей, обошедшиеся нам по два франка пятьдесят сантимов за фунт;

горшок топленого свиного сала, по полтора пиастра за фунт;

двадцать фунтов фасоли и три или четыре фунта соли по двенадцать су за фунт.

С учетом всех этих покупок и расходов на дорогу из Сан-Франциско до Стоктона, от моих четырехсот пиа­стров осталось всего сто двадцать.

Один мул был нагружен инструментами, другой — провизией.

Мы отправились в лагерь Соноры, расположенный примерно в сорока льё от Стоктона, выше Мормон- Диггинса, между рекой Станислаус и рекой Туалуме.

В наши планы входило проделать эти сорок льё, охо­тясь по дороге. У меня было ружье, штык и пистолеты — все совершенно новое, еще ни разу мне не послужи­вшее.

Тийе, тоже хороший охотник, был вооружен не хуже меня.

Начиная от Стоктона и до Станислауса, первой реки, встретившейся на нашем пути, мы пересекали велико­лепные равнины, сплошь поросшие деревьями, сплошь усыпанные голубыми цветами, о которых уже шла речь и в которых, приглядевшись поближе, я распознал лупины, и другими цветами, красно-оранжевыми, укрывшимися в тени дубов и, как мне теперь стало известно, именуе­мыми рарру Californie а.

Эти купы деревьев населены дивными птицами, голу­быми сойками, пестрыми сороками, фазанами и очаро­вательными хохлатыми куропатками, встречающимися только в Калифорнии.

Что же касается попадавшихся нам четвероногих, то это были серые и желтые белки, зайцы с огромными ушами и кролики величиной с крысу.

Мы спугнули несколько косуль, но нам не удалось их подстрелить.

По другую сторону Станислауса, через который пере­ходят по понтонному мосту, что, замечу в скобках, каж­дому из нас обошлось по пиастру, мы продолжили путь, вступив в более густые леса и начав взбираться на первые уступы гор.

Когда у нас не было желания отклоняться в сторону, чтобы поохотиться, мы следовали по отличной дороге, которая была протоптана мулами и наезжена повозками; на ней нам то и дело попадались караваны, везущие запасы продовольствия и товары на прииски или возвра­щающиеся оттуда порожними, чтобы взять новый груз в Стоктоне или в Сан-Франциско.