Примерно в это же время американский консул г-н Ларкин, видя, что эмиграция приобретает столь угро­жающий характер, счел необходимым отправить г-ну Бьюкенену, государственному секретарю, донесение, в котором можно прочитать следующие строки:

«Все землевладельцы, адвокаты, складские сторожа, механики и хлебопашцы отправились со своими семьями на прииски; рабочие, получавшие от пяти до восьми дол­ларов в день, покинули город. Издававшаяся здесь газета перестала выходить из-за отсутствия редакторов. Зна­чительное число волонтеров из Нью-Йоркского полка дезертировало. Судно с Сандвичевых островов, стоящее в настоящее время на якоре, лишилось всей своей команды. Если так будет продолжаться, то столица и все другие города опустеют, а китобойные суда, кото­рые придут в залив, останутся без матросов. Как пол­ковник Мейсон возьмется за то, чтобы удержать этих людей? Этого я не могу сказать».

И в самом деле, спустя неделю полковник Мейсон в свою очередь написал:

«В течение нескольких дней угроза была настолько сильной, что мне приходилось опасаться, как бы гарни­зон Монтерея не дезертировал всем составом. И следует сказать, что соблазн велик: опасность, что тебя схва­тят, невелика, зато есть уверенность в огромном зара­ботке — за один день можно получить вдвое больше денежного содержания, которое солдат получает за месяц. Невозможно иметь прислугу. Любой рабочий, какой бы специальности он ни был, не соглашается рабо­тать меньше, чем за пятнадцать долларов в день, а ино­гда требует и все двадцать. Что делать в подобных обстоятельствах? Стоимость продовольствия так высока, а рабочая сила так дорога, что иметь прислугу могут только те, кто зарабатывает от сорока до пяти­десяти долларов в день».

Хотите знать, что, со своей стороны, сообщал наш консул в Монтерее?

«Никогда еще — говорил он, — ни в одной стране на свете не царило, насколько мне известно, подобного воз­буждения. Повсюду женщины и дети остаются одни на самых отдаленных фермах, поскольку на поиски золота уходят даже индейцы, уведенные своими хозяевами или пожелавшие отправиться самостоятельно, и это пере­селение постоянно увеличивается и расширяется.

Дороги забиты людьми, лошадьми и повозками, а города и деревни запустели».

Хотите составить себе представление об этом запусте­нии? Тогда следуйте по морю за одиноким бригом, кото­рый под командой перуанского капитана Мунраса плы­вет в Сан-Франциско. Он идет из Арики, получив заказы из Сан-Франциско еще до того, как там были открыты золотые копи. Как всегда, он идет, чтобы произвести ежегодный обмен товарами, и ни о чем не подозревает.

Вынужденный из-за встречных ветров сделать оста­новку в Сан-Диего, капитан хочет узнать новости о Калифорнии. Ему говорят, что там все складывается замечательно, что в городе, в котором два года тому назад насчитывалось пятнадцать или двадцать домов, теперь их триста или четыреста и по прибытии в порт он обнару­жит там бурлящую жизнь и оживление, не уступающие тому, что увидел Телемах, причалив к Саленту.

Капитан уехал, окрыленный этими добрыми вестями и радостной надеждой: благодаря такой возрастающей деловой активности он не только продаст свой груз, но еще и будет со всех сторон получать предложения о посредничестве и сделках.

Погода стояла великолепная; гора Монте-Дьябло свер­кала, вся залитая светом, и бриг направился прямо к якорной стоянке возле Йерба-Буэны. Одно только каза­лось непонятным капитану Мунрасу: в море не было видно ни единой лодки, на берегу — ни единого чело­века.

Что же стало с этой деловой активностью, о которой ему столько рассказывали, с этим разрастанием города, до дальних окрестностей которого доносятся удары молотков и скрежет пил? Можно было подумать, что ты приближаешься к владениям Спящей Красавицы, однако даже спящих там видно не было. Наверное, в пуэбло Сан-Хосе проходит какой-то праздник. Капитан Мунрас сверился с календарем. «Суббота, 8 июля». Никакого праздника нет.

Капитан Мунрас продолжал идти к берегу и, как ему казалось, видел сон.

Вместе с тем эта мертвая тишина и это полное безлю­дье не были следствием ни войны, ни пожара, ни внезап­ного нападения индейцев. Город был на месте; дома сто­яли совершенно целые, а в порту глазам удивленного экипажа предстали бочки, расставленные рядами на при­стани, и товары всякого рода, уложенные в штабеля у дверей складов.

Капитан Мунрас попытался окликнуть команды нескольких других судов, стоявших на якоре. Однако на их борту царило такое же безмолвие и безлюдье, как в порту и в домах.

Внезапно жуткая, но единственно правдоподобная мысль пришла в голову капитана Мунраса: вероятно, население Сан-Франциско вымерло от холеры, желтой лихорадки, тифа или какой-нибудь другой повальной болезни.

Идти вперед было бы крайне опрометчиво. И капитан Мунрас дал приказ повернуть на другой галс. В ту минуту, когда они проходили мимо небольшой мексиканской шхуны, ему показалось, будто на ее борту шевелится что-то похожее на человеческое существо.

Капитан окликнул его. Какой-то старый матрос- мексиканец, голова которого была обмотана бинтами, приподнялся и встал на колени.

— Эй, на шхуне! — крикнул капитан Мунрас. — Что стало с жителями Сан-Франциско?

— Эх! — ответил старый мексиканец. — Они все отпра­вились в страну золота.

— А где эта страна? — смеясь, спросил капитан Мун­рас.

— На берегах Сакраменто; там есть горы и есть долины; нужно только нагибаться и поднимать, и если бы не моя болезнь, то я был бы не здесь, а там вместе с другими.^[35]

Десять минут спустя бриг капитана Мунраса опустел, как и все остальные суда. Матросы сошли на берег и помчались в сторону Сакраменто, а несчастный капитан, оставшись в одиночестве, бросил якорь и пришвартовал свое судно, как сумел, рядом с другими покинутыми кораблями.

Таким образом, заслышав крик «Золото!», все скопом ринулись к приискам, не видя иного способа разбога­теть, кроме как добывать золото. И каждый в самом деле рыл землю, пользуясь орудиями, которые ему удалось раздобыть, и оставаясь на ногах благодаря денежным средствам, которые он сумел прежде собрать: одни копали лопатами, другие заступами, эти — баграми, те — пожарными лопатками. Были и такие, у которых не было ни одного из подобных инструментов, и они рыли землю голыми руками.

Затем эту землю промывали в тарелках, блюдах, кастрюлях, соломенных шляпах.

И со всех сторон прибывали люди верхом на лошадях, семьи в повозках и бедолаги на своих двоих: не переста­вая бежать, они покрывали расстояния в сотню миль. При виде груды уже добытого самородного золота каж­дый из них испытывал головокружение, спрыгивал с лошади или выскакивал из повозки и немедленно при­нимался рыть землю, чтобы не упустить ни клочка этой богатейшей земли, не потерять ни секунды этого драго­ценного времени.

И в самом деле, за примерами не нужно было далеко ходить. Господа Нейли и Кроули с помощью шестерых человек добыли десять с половиной фунтов золота за шесть дней, примерно на пятнадцать-шестнадцать тысяч франков. Господин Вака из Новой Мексики с помощью четырех человек добыл семнадцать фунтов золота за одну неделю. Господин Норрис вместе с одним-единственным индейцем на одном и том же месте, в одной и той же лощине, за два дня добыл золотого песка на шестнадцать тысяч франков.

И это безумие все усиливалось. Каждый, кто отправ­лялся в Сан-Франциско, отправлялся туда с намерением сделаться старателем, искать, рыть и своими собствен­ными руками добывать драгоценный металл. Так вот, из всех видов деятельности этот был самый ненадежный, самый уязвимый и самый недолговечный.

Крупные состояния Сан-Франциско были созданы не на приисках. Прииски послужили мишенью, предлогом: Провидение в своих планах на будущее нуждалось в том, чтобы собрать миллион человек в одной точке земного шара, и оно дало им золото в качестве приманки.

Позднее оно даст им промышленность в качестве воз­награждения.