В итоге сложилось так — вероятно, благодаря автору, которого мы только что цитировали, — что имя «монголы» получило преимущественное распространение в Азии, а имя «татары» — в Европе, хотя после поражения су-монгалов, или белых татар, йека-монгалами оба народа составляли один.
И вот, продвигаясь с востока на запад, из Китая в Персию, Чингисхан увлек за собой, вполне естественно, и народы Туркестана, которые он встретил на восточном берегу Каспийского моря. Эти народы, словно волны потопа, разбились о подножие гигантской скалы, именуемой Кавказом, между тем как отступающие воды этого потопа накрыли Астрахань и Казань с одной стороны, Баку и Ленкорань — с другой, расходясь двумя огромными потоками: один в сторону Крыма, другой в сторону Армении.
Само собой разумеется, что тюрки, пришедшие из менее далеких краев, остановились первыми.
Но завоеванные народы не делали различия между завоевателями. Все были для них монголами, или татарами, а так как в Европе название «татары» одержало верх над названием «монголы», то все они стали именоваться татарами.
Это были те татары, что основали между Днестром и Эмбой Кыпчакское царство, называвшееся Золотой Ордой, от слова «орда», означающего «шатер».
Вот почему тюркский язык остался преобладающим во всем Кыпчаке, у башкиров и чувашей, а монгольский язык там исчез, и потомки победителей не могут более ни говорить, ни читать на языке своих предков.
В 1463 году, в то время когда Россия, в княжение Ивана III, начала бороться с татарским нашествием, тяготившим ее более двух веков, Кыпчакское царство, или Золотая Орда, разделилось на пять самостоятельных ханств:
ханство ногайских татар, располагавшееся между Доном и Днестром, который не следует смешивать с Днепром;
Астраханское ханство, располагавшееся между Волгой, Доном и Кавказом;
Кыпчакское ханство, располагавшееся между Уралом и Волгой;
Казанское ханство, располагавшееся между Самарой и Вяткой;
и наконец, Крымское ханство.
Крымское ханство сделалось данником России при Иване III, в 1474 году.
Кыпчакское ханство было уничтожено тем же царем в 1481 году.
Казанское ханство было покорено Иваном IV в 1552 году.
Астраханское ханство подчинилось тому же царю в 1554 году.
Наконец, ханство ногайских татар было покорено в восемнадцатом веке Екатериной II.
Впрочем, пусть те из наших читателей, которые не будут удовлетворены только что данными нами объяснениями, обратятся к сочинениям:
«Asia polyglotta»[26] Клапрота,
«История России» Левека,
«История казаков» Лезюра,
«История монголов» д’Оссона
и, кроме того, как сказано выше, ознакомятся с книгой «Степи» нашего соотечественника Омера де Гелля.
Мы просим прощения у наших читателей за то, что эта глава получилась такой короткой, но, поскольку она нам самим кажется несколько скучноватой, мы придерживаемся мнения, что чем она короче, тем лучше.
Вернемся же к Чир-Юрту, куда мы как раз намеревались въехать, когда нас вдруг охватила злосчастная мысль высказать в свой черед собственное мнение о монголах и татарах.
XVII НИЖЕГОРОДСКИЕ ДРАГУНЫ
Мы осведомились, где находится дом князя Дондукова- Корсакова, и нам указали на верхний город, то есть на другой конец Чир-Юрта, противоположный тому, через который мы туда вступили.
Начиная с Шелковой мы беспрестанно слышали имя князя Дондукова-Корсакова: оно звучало по любому поводу и всегда с похвалой.
Существуют реки, города и люди, имя которых доходит до твоего слуха прежде, чем ты их увидишь.
Имя князя Дондукова-Корсакова — одно из подобных имен.
Мы даже не стали никого посылать к князю, чтобы справиться у него, где нам можно будет остановиться. Уже привыкшие к русскому гостеприимству, самому
широкому, самому блестящему из всех гостеприимств, мы направились прямо к дому князя.
Посреди казарм Нижегородского драгунского полка виднелось большое и великолепно освещенное здание; мы догадались, что это и есть жилище князя, и велели доставить нас к крыльцу.
Слуги вышли нам навстречу, словно нас здесь ждали, а мы, со своей стороны, сошли с повозки, словно нас сюда пригласили.
Как только мы вступили в первую гостиную, к нам подошел какой-то старший офицер. Не зная князя в лицо, я решил, что этот офицер и есть князь, и обратился к нему с приветствием.
Однако офицер остановил меня на полуслове: как выяснилось, передо мной был не князь Дондуков- Корсаков, а его преемник, граф Ностиц.
Князь только что был произведен в генералы, и граф Ностиц сменил его на посту командира Нижегородского драгунского полка.
Так что это он предложил нам теперь гостеприимство.
Князь был предупрежден о нашем прибытии курьером, посланным к нему из Хасав-Юрта, и вот-вот должен был прийти.
Не успел граф Ностиц договорить, как князь уже появился и протянул мне руку.
Другая его рука была на перевязи: рана, полученная в последнем его походе против чеченцев, обрекала князя на бездействие.
Это был именно такой человек, каким я его себе представлял: гордый взгляд, улыбка на губах, открытое лицо.
Нас провели во вторую гостиную, которая вся была обвешана великолепными персидскими коврами, привезенными из Тифлиса графом Ностицем.
В большой гостиной мой взгляд прежде всего привлекла довольно хорошо исполненная картина, изображающая черкесского командира, который вместе со своими людьми обороняет вершину какой-то горы.
Я поинтересовался, что это за горец, удостоенный чести стать героем картины.
Оказалось, что это был Хаджи-Мурад.
Тот самый Хаджи-Мурад, которого, как вы помните, дорогие читатели, мы видели играющим важную роль в сцене трагической смерти Гамзат-бека.
И действительно, имя Хаджи-Мурад — одно из самых известных имен на Кавказе. Это герой легенды. Чем больше пройдет лет, тем крупнее будет представляться его образ.
После того как Шамиль стал главой имамата, Хаджи- Мурад поссорился с Шамилем или сделал вид, что поссорился с ним, и поступил на русскую службу. В 1835 и 1836 годах он был офицером милиции.
В это время у коменданта крепости Хунзах полковника Лазарева появились основания думать, что Хаджи-Мурад тайно поддерживает сношения с Шамилем. Он приказал арестовать его и под сильным конвоем препроводить в Тифлис.
На вершине горы, где конвой сделал короткий привал, Хаджи-Мурад верхом приблизился к составленным в козлы ружьям, выхватил оттуда ружье, затем вырвал патронную сумку у солдата и бросился в пропасть.
Падая, он сломал себе обе ноги.
Солдаты получили приказ преследовать его; четверо бросились вслед за ним в лощину; он же, хотя и передвигаясь ползком, четырьмя выстрелами убил четырех солдат и сумел присоединиться к Шамилю.
Это с его помощью Шамиль смог снова захватить Хунзах и совершить знаменитую кампанию 1843 года, столь роковую для русских.
Однако в конце 1851 года, когда Шамиль обвинил Хаджи-Мурада в провале одного из его набегов, они опять поссорились, и Хаджи-Мурад направился в Тифлис, чтобы отдаться под покровительство графа Воронцова.
Но там на него снова пали те же подозрения, что и в Хунзахе. Граф Воронцов, убежденный, что Хаджи-Мурад явился лишь с целью разведать местность, дал ему почетный конвой, который был не чем иным, как стражей.
Вероятнее всего, Хаджи-Мурад, имевший широкие связи с лезгинами, хотел добраться до крепости Закаталы на границе Кахетии и стать независимым как от русских, так и от Шамиля.
В начале апреля 1852 года он прибыл в Нуху. Князь Тарханов, комендант города, был предупрежден об этом и отдал приказ следить за горцем строже, чем когда бы то ни было.
Двадцать второго апреля Хаджи-Мурад выехал из дома в сопровождении солдата, полицейского офицера и трех казаков.
Как только они оказались вне города, Хаджи-Мурад убил солдата выстрелом из пистолета, полицейского офицера заколол кинжалом и тем же оружием смертельно ранил одного из казаков.
