"Еще не все кончено", — по-французски сказал мне комендант.
"Что мы должны еще делать?" — спросил я.
"Ждать", — ответил он.
Мы прождали полчаса.
"Прорубь покрылась льдом, ваше превосходительство", — сообщил солдат.
"Ты уверен?"
Комендант ударил по льду, затянувшему бездну; лед, в который обратилась вода, был крепким.
"Едем", — распорядился он.
Лошади помчались галопом. Казалось, что их преследовал дух бури.
Менее чем за десять минут мы возвратились в крепость.
Там я снова присоединился к моему провожатому.
"В Красный замок", — сказал он кучеру.
Несколько минут спустя дверь императорских покоев опять открылась передо мной.
Император был на ногах и полностью одет, как это было, когда он принимал меня в первый раз. Он остановился передо мной.
"Ну что?" — спросил он.
"Я видел".
"Ты видел, видел, видел?"
"Взгляните на меня, государь, и у вас не будет сомнений".
Я стоял перед зеркалом и видел в нем свое отражение, но черты моего лица были так искажены и его покрывала такая бледность, что я едва узнавал себя.
Император посмотрел на меня и, молча подойдя к бюро, взял с того самого места, где прежде лежал секретный пакет, вторую бумагу.
"Я дарю тебе, — сказал он, — поместье между Троицким монастырем и Переславлем и пятьсот крестьян. Уезжай сегодня же ночью и никогда не появляйся в Санкт-
Петербурге. Будешь болтать — тебе известно, как я умею наказывать! Иди!"
Уехав, я никогда больше не видел Москвы и ни одной живой душе не рассказывал то, что сейчас рассказал вам.
Такова одна из множества легенд о Петербургской крепости. Вскоре я поведую вам еще одну, более короткую, но не менее страшную.
XXVI. РЕГЕНТСТВО БИРОНА
В нашем очерке о Петре I мы кратко упомянули о рождении двух его дочерей — Анны и Елизаветы.
Анна вышла замуж за принца Гольштейн-Готторпского и имела от него сына, ставшего впоследствии Петром III.
Что же касается Елизаветы, второй дочери Петра, то она, как и ее сестра Анна, являлась вдвойне незаконнорожденной, поскольку была произведена на свет Екатериной I в то время, когда их отец состоял в браке с Евдокией Лопухиной, а мать была замужем за славным драбантом, который только и сделал, что появился и исчез, но, хотя и исчез, все же был жив.
Ее тетка, Анна Иоанновна, дочь слабоумного Ивана, который правил совместно с царем Петром и умер в 1696 году, воспользовалась присвоенным императорами и императрицами правом самим назначать себе наследников и отстранила Елизавету от престола, чтобы возвести на него малолетнего Ивана Антоновича, приходившегося ей внучатым племянником, внука ее сестры, вышедшей замуж за герцога Мекленбургского.
От этого брака родилась Анна Мекленбургская. Она вышла замуж за герцога Антона Брауншвейгского и разрешилась от бремени младенцем Иваном Антоновичем ровно за три месяца до смерти императрицы, словно для того, чтобы помочь ей выйти из затруднительного положения.
Причина того, что внуку дочери Ивана было отдано предпочтение перед дочерью Петра, состояла в том, что принцесса Елизавета, которой был тридцать один год, царствовала бы самостоятельно, тогда как при трехмесячном младенце Иване вся власть переходила в руки регента.
Иван царствовал восемь месяцев и за это короткое царствование поплатился двадцатидвухлетним заточением и насильственной смертью.
Регентом при нем назначили Бирона.
Бирон был внук конюха герцога Курляндского Якоба III.
Глава семьи имел двух сыновей, один из которых перешел на польскую службу, а другой остался в Курляндии.
Этот второй сын состоял шталмейстером при сыне своего повелителя, принце, убитом ружейным выстрелом при осаде Буды.
По возвращении оттуда он в благодарность за свою преданность получил звание управляющего придворной охотой.
Его старший сын Иоганн Эрнст, добившийся расположения Бестужева, обер-гофмейстера двора герцогини Курляндской, стал любовником герцогини и с этого времени начал причислять себя к знатному французскому роду Биронов.
Когда герцогиня Курляндская стала русской императрицей, Бирон стал герцогом Курляндским.
В России его глубоко ненавидели, прежде всего как курляндца — русские питают безотчетную ненависть к иностранцам, — а затем как фаворита императрицы.
Но и сам он глубоко ненавидел русских и не желал изучать их язык, чтобы не читать прошений и ходатайств о помиловании, адресованных императрице ее подданными.
Он был мрачным и жестоким деспотом, и в его безмолвной жестокости таилось даже некоторое величие. При нем не было ни судов, ни даже видимости юридических формальностей. Если ему становился неугодным человек, он давал указание четверке полицейских агентов; агенты, надев маски, набрасывались на этого человека и вталкивали его в закрытую карету; карета отправлялась в Сибирь и возвращалась оттуда пустой. Что стало с несчастным? Родственники даже не осмеливались спрашивать об этом. Его никогда больше не видели и ничего больше о нем не слышали.
Говорят, что за десять лет пребывания у власти этого страшного фаворита были сосланы, убиты или казнены двадцать пять тысяч человек. Он изобрел новый вид казни, что редко случалось после Фалариса, Нерона и Людовика XI! Он приказывал, чтобы во время страшных морозов в 25–30 градусов, свирепствующих в России, жертву обливали водой до тех пор, пока живое человеческое тело, постепенно охлаждаясь, не превращалось в ледяную статую.
Когда некий знатный дворянин Возницын обратился в иудейскую веру, Бирон приказал сжечь его заживо вместе с тем, кто убедил его переменить религию.
Пока Анна Иоанновна была жива, Бирона защищала от ненависти русских любовь императрицы. Но когда императрица умерла и унесла эту любовь вместе с собой в могилу, осталась только ненависть, затаившаяся, словно змея, на его пути.
Бирон был ослеплен: он не знал об этой ненависти. Безумец мнил себя популярным. Он высокомерно обращался с матерью императора, внучкой Ивана, и однажды дошел до того, что сказал ей:
— Подумайте, сударыня, о том, что я могу отправить вас и вашего мужа в Германию и что на свете есть герцог Гольштейнский, которого можно вызвать в Россию. И если меня к этому принудят, я так и сделаю.
Этот герцог Гольштейнский был Петром Гольштейн-ским, внуком Петра Великого, сыном его старшей дочери Анны, о котором мы упомянули в начале этой главы и который впоследствии стал императором Петром III.
Мы еще увидим, как он в свой черед явится, призванный, однако, не Бироном, а Елизаветой, чтобы осуществить другую месть. Он царствовал не дольше, чем Иван, и умер не менее трагической смертью.
История русских императоров XVIII и даже XIX века весьма мрачна.
После того как регент произнес эту угрозу, хрупкие отношения между Бироном и родственниками царя окончательно разладились.
В то время при русском дворе служил один старый немецкий генерал, суровый к себе и суровый к другим. Он участвовал в войне за Испанское наследство вместе с принцем Евгением, называвшим его своим любимым учеником, а затем перешел на службу к Петру Великому, доверившему ему строительство Ладожского канала. После смерти Петра II Анна Иоанновна одаривала его почестями наравне с вице-канцлером Остерманом, другим талантливым человеком из низов, которому предстояло взойти на эшафот, чтобы отправиться с него в ссылку.
Анна Иоанновна дала этому старому немецкому генералу чин фельдмаршала и тайного советника. Звали его Кристоф Бурхард, граф Миних.
Состоя в чине фельдмаршала, он разгромил поляков и турок, взял Перекоп, Очаков и Хотин. Бирон, опасаясь влияния Миниха, отправлял его воевать в дальние края, а сам спокойно управлял государством. Каждый получал свое: Миних — славу, фаворит — ненависть.
Одна из таких войн, начало которой положили подобные опасения Бирона, обошлась империи в сто тысяч убитых и закончилась поражением; однако Миних и во время этого поражения возвысился еще больше, если только это было возможно.
