Мой проводник постучал в нее тем же способом, что и раньше; дверь открылась, приведенная в движение человеком, который стоял по другую ее сторону.

Нашим глазам открылась лестница, и мы стали по ней подниматься; она вела в полуподвальные покои, но по атмосфере в них можно был понять, что мы входим в старательно натопленный дом.

Вскоре стало ясно, что дом этот имеет размеры дворца.

Наконец, все мои сомнения рассеялись: меня вели к императору, который послал отыскать меня, маленького человека, затерявшегося в самых последних рядах гвардии.

Мне вспомнился молодой прапорщик, которого он встретил на улице, подозвал к своей карете и, менее чем за четверть часа, последовательно произвел в поручики, капитаны, майоры, полковники и генералы.

Но я не мог надеяться, что император послал за мной с той же целью.

Как бы то ни было, мы подошли к последней двери, перед которой расхаживал часовой.

Мой провожатый положил мне руку на плечо и сказал: "Держитесь, сейчас вы предстанете перед императором!"

Затем он тихим голосом сказал часовому пароль.

Часовой посторонился, и мой провожатый открыл дверь, но, как мне показалось, не ключом, который вставляют в замочную скважину, а посредством какого-то секретного устройства.

Небольшого роста человек, одетый на прусский лад, в высоких сапогах, в длинной, доходящей до шпор шинели, в огромной треуголке, хотя он находился у себя в комнате, и в парадной форме, хотя было уже за полночь, обернулся, когда мы вошли.

Я узнал императора. Это было нетрудно: он через день проводил смотр нашего полка.

И я вспомнил, что как раз накануне он остановил взгляд на мне, подозвал моего капитана и, продолжая глядеть на меня, вполголоса о чем-то его расспрашивал, а затем повелительным тоном, каким отдают безоговорочные приказы, сказал что-то одному из офицеров своей свиты.

Все это лишь усиливало мое беспокойство.

"Государь, — с поклоном произнес мой провожатый, — вот тот офицер, с которым вы пожелали говорить".

Император приблизился ко мне и, поскольку он был невысокого роста, приподнялся на носках, чтобы разглядеть меня. Несомненно, он узнал во мне того, кто был ему нужен, ибо он одобрительно кивнул и, повернувшись на каблуках, произнес: "Идите!"

Мой провожатый поклонился и оставил меня наедине с императором.

Должен признаться, что я охотнее остался бы наедине со львом в его железной клетке.

Вначале император, казалось, не обращал на меня никакого внимания; он широким шагом ходил взад и вперед, останавливался перед одностворчатым окном, открывал форточку, чтобы подышать воздухом, возвращался к столу, на котором лежала табакерка, и брал из нее понюшку табака.

Это было окно его спальни, той, где позднее он был убит, и которое, по слухам, ни разу не открывалось после его смерти.

У меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть расположение каждого предмета ее обстановки, каждого кресла и каждого стула.

Возле одного из окон стояло бюро с приставкой.

На этом бюро лежал раскрытый документ.

Наконец, император, казалось, заметил мое присутствие и подошел ко мне.

Лицо его выглядело разгневанным, хотя, скорее всего, оно просто нервно подергивалось.

Он остановился напротив меня.

"Пыль, — сказал он мне, — пыль, тебе ведь известно, что ты всего лишь пыль, тогда как я всемогущ?"

Не знаю, откуда у меня взялись силы ответить ему:

"Вы избранник Божий, властелин человеческих судеб".

"Гм", — произнес он.

И, повернувшись ко мне спиной, он вновь принялся шагать, открывать окно, нюхать табак, а затем опять подошел ко мне:

"Так, значит, тебе известно, что, когда я приказываю, мне нужно повиноваться беспрекословно, ни о чем не спрашивая, не требуя никаких объяснений?"

"Так же, как повинуются Богу; да, государь, я это знаю".

Он пронзительно посмотрел на меня.

И взгляд этот был столь странным, что я не смог выдержать его, отвел глаза и отвернулся.

Император, казалось, был доволен, что он произвел на меня такое впечатление.

Он счел его следствием благоговения, на самом же деле я испытывал к нему отвращение.

Он приблизился к бюро, взял документ, перечитал его, сложил, опустил в конверт и запечатал, но не императорской печатью, а кольцом, которое было у него на пальце.

Затем он вернулся ко мне:

"Запомни, я избрал тебя среди тысяч для того, чтобы ты исполнил мои приказания, ибо мне думается, что тобою они будут точно исполнены".

"Я ни на минуту не забываю, что обязан повиноваться своему императору", — ответил я.

"Хорошо! Хорошо! Помни, что ты всего лишь пыль, а я всемогущ!"

"Жду приказаний вашего величества".

"Возьми это письмо, отвези его коменданту крепости, сопровождай его туда, куда ему угодно будет тебя повести, присутствуй при всем том, что он будет делать, а потом придешь ко мне и скажешь: "Я видел"".

Взяв пакет, я поклонился.

""Я видел", ты понял? "Я видел"".

"Да, государь".

"Иди!"

Закрывая за мной дверь, император повторял:

"Пыль, пыль, пыль!"

Ошеломленный, я застыл на пороге.

"Идемте!" — сказал мой провожатый.

И мы пошли, но по другому пути, который вел к выходу из замка. Во дворе нас поджидали сани, и мы вместе с моим провожатым сели в них.

Ворота замка, расположенные напротив моста через Фонтанку, распахнулись, и сани, в которые была запряжена тройка лошадей, живо тронулись с места. Мы пересекли всю площадь и подъехали к берегу Невы. Наши лошади устремились на лед, и, ориентируясь по колокольне Петропавловского собора, мы пересекли реку.

Тьма была непроглядная, мрачно и страшно завывал ветер.

Я едва заметил по подъему на берег, что наши сани достигли твердой земли; наконец, мы оказались у ворот крепости.

Солдат выслушал пароль и пропустил нас.

Мы въехали в крепость, и сани остановились у дома коменданта.

Повторив пароль, мы вошли к коменданту. Он спал; его заставили подняться, произнеся всемогущие слова: "По повелению императора!" Комендант явился, пряча за улыбкой свое беспокойство.

При таком человеке, как Павел, в одинаковой опасности находились как тюремщики, так и заключенные, как палачи, так и их жертвы.

Комендант вопросительно взглянул на нас, и мой провожатый дал понять, что дело следует иметь со мной.

Тогда комендант посмотрел на меня с большим вниманием, не решаясь, однако, заговорить со мной. Его, несомненно, удивила моя молодость.

Чтобы успокоить его, я, не произнеся ни слова, передал ему приказ императора.

Он подошел к свече, внимательно рассмотрел печать, узнал личный оттиск императора и шифр секретных приказов, поклонился, почти незаметно перекрестился и вскрыл письмо.

Прочитав приказ, он посмотрел на меня, вновь прочитал его и затем обратился ко мне:

"Вы должны видеть?"

"Да, я должен видеть".

"Что вы должны видеть?"

"Вам это известно".

"Но сами-то вы это знаете?"

"Нет".

На мгновение он задумался, а потом спросил:

"Вы прибыли на санях?"

"Да".

"Сколько человек могут в них поместиться?"

"Трое".

"А господин поедет с нами?" — спросил комендант, указывая на моего провожатого.

Я колебался, не зная, что ответить.

"Нет, — ответил провожатый. — Я буду ждать".

"Где?"

"Здесь".

"Ждать чего?"

"Окончания дела".

"Хорошо. Приготовьте вторые сани, выберите четырех солдат, пусть один из них возьмет лом, другой — молот, а еще двое пусть захватят топоры".

Человек, к которому обратился комендант, тотчас вышел.