Двадцать четвертого на рассвете мы подняли якорь и снова тронулись в путь. Море еще сильно волновалось, но ветер в основном стих, так что на этот раз мы, к нашей чести, обогнули, по-прежнему в компании "Этны", достославный мыс Бугарони, который вчера, казалось, был нам навязан в качестве неодолимой преграды.

Обогнув мыс Бугарони, мы предались другому занятию — стали соревноваться в скорости с "Этной". Но хотя мощность ее была на сотню лошадиных сил слабее, она имела лучшие ходовые качества, чем "Быстрый", и через час мы отстали на пол-льё, если не больше. Смирившись, мы предоставили "Быстрому" идти с доступной ему скоростью. Зато нам было известно, по крайней мере, что в Алжире о нашем прибытии будет известно заранее, часа за три или четыре.

В течение дня 24-го и утра 25-го мы последовательно прошли мимо Бужи, Бенгута и Матифу и, наконец, 25-го в два часа пополудни увидели Алжир. Погода стояла на редкость переменчивая из-за шквальных порывов ветра, все перемешавших, поэтому облака, заслонявшие солнце, дождь, исполосовавший горизонт, и яркие лучи, временами пробивавшиеся сквозь туман, придавали самый фантастический вид городу, к которому мы плыли.

Внезапно на нас обрушился самый настоящий ураган; облако пыли вихрем поднялось с горы, возвышающейся над Алжиром, и, будто накрыв город веларием из сурового полотна, принялось хлестать нам в лицо тысячами игл. Корабль, уже входивший в порт на всех парусах, вынужден был спустить их, спасаясь от непогоды. К счастью, мы уже, можно сказать, были под защитой города. К тому же мы еще прибавили пара, так что нам удается прорвать некое подобие смерча, окутавшего нас. В это мгновение слышатся отчаянные крики и мимо проносится лодочник, влекомый вместе со своей лодкой в открытое море; ветер носит его по волнам, словно камешек, пущенный рикошетом. Мы бросаем ему на ходу веревку, но промахиваемся. То была его последняя надежда, ибо, не поймав этот швартов, он бросает весла и, подняв руки, размахивает ими, подавая сигнал бедствия. К счастью, какой-то лоцман вместе с четырьмя людьми бросается вслед за ним на превосходной лодке и, присоединив силу весел к скорости ветра, догоняет его.

В эту минуту мы огибаем мол и теряем из вида обе лодки. Через четверть часа мы отдали якорь и увидели возвращавшегося лоцмана: он тянул на буксире утлое суденышко с находившимся, в нем лодочником, которому он только что спас жизнь. На берег мы сошли, когда совсем стемнело.

АЛЖИР БЕЛОСТЕННЫЙ

Страусы госпожи Юсуф

По прибытии в Алжир нам предстояло разрешить важный вопрос, касающийся "Быстрого".

При первом своем заходе сюда мы едва не столкнулись с непреодолимым препятствием. Случаю было угодно, чтобы маршал Бюжо, не зная точно даты нашего появления, уехал во внутренние области страны, так что его не было на месте. Чтобы не терять время, я взял на себя смелость отвести "Быстрый" или, вернее, сделать так, чтобы "Быстрый" отвез меня в Тунис. Это решение, от которого никакие возражения на свете не могли заставить меня отступиться, вызвало большой скандал в высшей алжирской администрации; но, поскольку я заявил, что немедленно вернусь во Францию, если мне не оставят мой корабль, власти, испугавшись, что я уеду, пошли на то, чего я добивался.

Мне тем более легко было показать зубы господам чиновникам, что, будучи приглашен монсеньером герцогом де Монпансье на его бракосочетание, я не прикоснулся к моему кредиту, отпущенному мне для путешествия в Испанию, которое мы совершили на собственные средства. Кредит в десять тысяч франков, открытый для меня г-ном де Сальванди, был, таким образом, совершенно нетронут. Я мог оставить этот кредит в активе министерства просвещения, вернуться в Париж, и на этом все бы кончилось.

Я не увидел бы в этот раз Алжира за счет правительства, но зато увидел бы Алжир в другое время за собственный счет, как уже видел Италию, Германию, Испанию и Сицилию.

Господин маршал Бюжо мог, следовательно, выбирать между мной и уж не знаю каким чиновником морского ведомства, с которым я не поладил во время первого захода в Алжир.

Едва ступив на сушу, мы поинтересовались, вернулся ли господин маршал Бюжо. В ту минуту, когда я об этом спрашивал, мне показали его.

При обстоятельствах, подобных тем, в каких я оказался, у меня есть обыкновение брать, как говорится, быка за рога. И потому я направился прямо к маршалу.

Я встречался с маршалом всего один раз, у г-на д'Аргу. Это было лет десять назад, маршал рассказывал об Алжире, где он сражался, но где еще не был тогда губернатором, и рассказывал о нем не только как солдат, но и как мыслитель и поэт. Едва ли во время той беседы, оставшейся в моей памяти, но, должно быть, забытой им, я имел возможность привлечь его внимание двумя-тремя вопросами, которые задал ему… Однако у высокопоставленных людей имеется в памяти особый уголок, чтобы в нужную минуту вспоминать о такого рода образах.

Маршал Бюжо узнал меня. "А-а! — воскликнул он. — Это вы, господин арендатор кораблей! Черт возьми, не стесняйтесь, двести двадцать лошадиных сил для ваших прогулок в самый раз!" — "Господин маршал, — сказал я, — вместе с капитаном я подсчитал, что с момента своего отъезда из Кадиса я обошелся правительству в одиннадцать тысяч франков за уголь и питание. Вальтер Скотт во время своего путешествия в Италию обошелся английскому адмиралтейству в сто тридцать тысяч франков, так что французское правительство еще задолжало мне сто девятнадцать тысяч франков". — "Тогда почему же вы сразу не совершили прогулку по всему Средиземному морю?" — "Потому что имел глупость пообещать, что мое путешествие продлится всего семнадцать дней; оно длилось девятнадцать, но не по моей вине: плохая погода задержала нас в порту Колло на двое суток".

Маршал понял, что я настроен устроить ему новый Ма-загран или еще одну Джемилу. Он протянул мне руку.

"Ладно, — сказал он, — мир! Вы взяли "Быстрый" и правильно сделали, не будем больше говорить об этом. Хотите завтра отужинать со мной?"

"Господин маршал, со мной сын и четверо друзей".

"Хорошо! Вместе с вашим сыном и вашими друзьями, черт возьми!"

"Спасибо, господин маршал".

"Приходите пораньше, я ввожу в должность одного шейха: это любопытнейший человек, очень влиятельный в своем племени, настоящий араб, чистокровный кабил, служивший проводником монсеньеру герцогу Орлеанскому в горах Бибан".

"Вот как! Стало быть, это Эль-Мокрани?"

"Вы его знаете?"

"По имени".

"Значит, нами интересуются по другую сторону Средиземного моря?"

"Только вами и интересуются; вы же знаете, что это одна из привилегий Африки — звучать в мире. "Quid novi fert Africa?^[24]" — говорили римляне во времена Сципиона. Так вот, мы напоминаем римлян, по крайней мере в отношении Африки".

"А не находите ли вы, что она стоит того, чтобы заниматься ею?"

"Африка, да это земля обетованная!"

"Это земля дарованная, дарованная Франции Провидением. Познакомьте с ней всех этих дрянных адвокати-шек, которые торгуются из-за ста тысяч франков, когда мы дарим им целый мир, скажите им, что надо только дважды в год копнуть эту землю, чтобы собрать два урожая; в этом они могут положиться на меня, ведь я земледелец, крестьянин, у меня плантация картофеля. Вы видели Митиджу, вы видели Блиду?"

"Пока еще ничего не видел".

"Так вот! Посмотрите на все это и скажите им там, всем этим глупцам, которые рассуждают об Алжире, не зная его, скажите, что у меня здесь земли на три миллиона человек, однако не существует других методов, кроме моих, — военных поселенцев, военного управления, военного правосудия… А вот и генерал де Бар, один из ваших друзей: это он помешал мне отправить вам вслед "Этну", чтобы заполучить назад мой "Быстрый"".