Но едва спаги успел вымолвить эти слова, как араб напрягся, собрав все свои силы, разорвал аксельбант, молниеносным движением схватил рукоятку сабли, которую спаги держал под мышкой, и вытащил ее из ножен.

Все присутствующие на казни были безоружны, за исключением кузнеца из 3-го стрелкового полка, и, прежде чем араб успел нанести удар, тот скрестил с ним оружие; но кабилы не очень сильны в фехтовании, особенно когда пользуются нашим оружием, и, еще до того, как осужденный успел отразить нападение, он был три или четыре раза пронзен клинком. Сражение, подобно старинным турнирам, происходило на глазах у трех-четырех тысяч человек, тело убитого осталось на поле битвы, и ночью его унесли абд-ан-нуры.

Приведем один факт, который, похоже, восходит к древним библейским временам: когда кабил умирает, тот из братьев усопшего, кто первым снимет какой-либо предмет с головы вдовы, имеет право жениться на ней.

Если, вместо того чтобы взять этот предмет, он зарежет козленка в ее честь, за ним остается то же право. Нет примеров того, чтобы какая-нибудь вдова пыталась нарушить такой договор.

Всем нам известен Бу-Маза, Козий отец, этот несчастный пророк, который, подобно блистательной Эсме-ральде, своим престижем был обязан прыгавшей вокруг него козе; этот новоявленный эль-Мохди, который должен был оставаться неуязвимым и прогонять наших солдат своим мечущим молнии взглядом и который, став пленником, кормился на луидор в день за счет правительства и забавлял любопытных парижан до того времени, как Февральская революция, которую он забыл предсказать, настолько напугала его, что он сбежал из Парижа и его поймали лишь в Бресте.

И вот Бу-Маза, человек с козой, Бу-Маза, скверный пророк, бежал, преследуемый нашими спаги, к побережью, на запад от Ринга.

Али, туземный кавалерист, сын нашего союзника аги Хаджи-Ахмеда, стремительно атаковал врага, бежавшего по всем направлениям, как вдруг внезапно на глазах у всех осадил свою лошадь и, привстав на стременах, приложил руку козырьком к глазам, устремив горящий взгляд на отдаленную точку.

Али был страшно возбужден; снова сев в седло и опустив руку, он пришпорил коня и с поразительной быстротой бросился вслед за беглецами. Два дня назад его сестру по имени Фатма похитили, и вот теперь какая-то девушка скакала впереди, окруженная солдатами Козьего отца.

По мере приближения к той группе, среди которой находилась девушка, Али все больше убеждался, что это в самом деле Фатма, и у него не осталось ни малейших сомнений на этот счет после того, как, выкрикнув во всю мощь своего голоса ее имя, он увидел, что девушка обернулась; однако повод ее лошади держал другой всадник, и она не могла управлять ею.

Но, услышав во второй раз крик брата и удостоверившись, что это Али скакал следом за ней, она выхватила из-за пояса кинжал и наклонилась к всаднику.

Вскрикнув, всадник упал. Снова получив возможность управлять конем, Фатма повернула назад: через десять секунд она была в объятиях Али, который привез ее к Хаджи-Ахмеду. Минуту спустя появился другой туземец: к ленчику его седла была привязана чья-то голова, а на руках он держал женщину; звали его Кедур.

Второй эпизод, похожий на тот, который мы только что рассказали, произошел одновременно с первым.

За неделю до этого дня тот, кто привез эту голову и эту женщину, женился; он взял в жены девушку по имени Сайда, но накануне она исчезла. Он нисколько не сомневался, что девушку похитили солдаты шейха и бросился вслед за ними со всей быстротой, какую могут придать лошади ярость и ревность, бушевавшие в сердце всадника.

Внезапно он заметил бедуина на коне, везущего за спиной у себя женщину. И тут все увидели, как лошадь Кеду-ра, пришпоренная им, встала на дыбы, потом метнулась вперед и понеслась вдоль карликовых пальм, словно не касаясь земли. Он догнал бедуина, убил его, отрезал ему голову, привязал ее к ленчику своего седла и вернулся, как мы уже сказали, с женщиной на руках.

В 1845 году часть колонны под командованием подполковника Форе во время передвижения была отрезана от основной колонны. Генерал проявил беспокойство относительно положения подполковника и отправился на его поиски, возглавив мобильный отряд. Прибыв в долину, которая простирается справа от дороги на Гельму, они заметили трех арабов, пустившихся во весь дух при появлении французской колонны. "Есть у нас тут туземный офицер?" — спросил генерал. "Лейтенант Галфаллах со своим взводом", — ответили ему.

Генерал подал лейтенанту знак приблизиться и, показав на трех убегавших бедуинов, сказал: "Лейтенант, постарайтесь догнать этих людей и получить у них сведения о колонне, которую мы разыскиваем".

Не успел генерал закончить эту фразу, как лейтенант Галфаллах помчался галопом в указанном направлении.

"Но, генерал, — воскликнул кто-то, — Галфаллах ни слова не знает по-французски, он наверняка не понял вашего приказа". — "Да нет, понял, раз выполняет его".

В самом деле, Галфаллах, страшно возбужденный, удалялся с почти фантастической быстротой; бедуины, со своей стороны, тоже мчались во весь опор; вскоре беглецы и тот, кто их преследовал, исчезли в складках местности, и теперь оставалось только ждать.

Прошло четверть часа, в течение которых в отдалении явственно послышались два или три выстрела; затем появился Галфаллах, приближавшийся почти так же быстро, как он удалялся.

Все взгляды были прикованы к нему: по выражению его лица каждый пытался понять, как он выполнил поручение генерала, однако всем известна невозмутимость туземцев.

Физиономия лейтенанта была совершенно спокойна. Но по мере его приближения всем стало казаться, что на ленчике его седла болтается что-то бесформенное.

Это "что-то" оказалось головами трех бедуинов, которые Галфаллах бросил к ногам генерала Гальбуа с таким же безупречным изяществом, с каким любитель танца или трагедии бросает с балкона букет, предназначенный Чер-рито или Рашели.

Галфаллах понял, что генерал Гальбуа потребовал у него головы бедуинов, и отправился за ними.

ПРОГУЛКА И БАЛ

Пока я делал в кабинете генерала Бело записи, которые Вы только что прочитали, Александр, Жиро, Дебароль, Маке и Шансель совершили прогулку верхом. Возглавлял кавалькаду наш соотечественник Бонмен, лейтенант туземных спаги.

Лейтенант Бонмен был достойным представителем Франции среди арабов. Храбрый как француз и араб вместе взятые, а главное, великолепный наездник, он один представил нашим спутникам зрелище джигитовки, воспоминание о которой надолго сохранится в их памяти: Бонмен проделывал все то, что умели делать кентавры с их двумя телами, подчинявшимися единой душе. Плато, где совершались его маневры, с одной стороны обрывалось крутым спуском к Руммелю, расположенным напротив того обрыва, по которому пыталось бежать арабское население во время взятия Константины. Пропасть, на дне которой извивается река, похожая на серебряную нить, настолько страшна глубина оврага, вызвала бы головокружение даже у серны.

Так вот, Бонмен пускал свою лошадь галопом, резко останавливал ее на краю пропасти, заставлял поворачиваться на задних ногах, и при этом полукруговом движении две ее передние ноги, напоминая циркуль, очерчивающий воображаемый круг в пространстве, парили над пустотой.

Зрелище было ужасающее и в то же время захватывающее.

Как раз в это самое время я находился на противоположном склоне и никак не мог понять безумства этого наездника, казалось, игравшего с пустотой и смертью.

По возвращении мне все объяснили. На этом склоне некогда размещалась старинная касба, превращенная в казарму и пороховой склад. Над крышами, словно ласточки, парили огромные грифы с рыжим телом и белой шеей, поднимавшиеся порой на такую высоту, что казались не больше обычных птиц, потом они вдруг падали, перевертываясь в воздухе и снижаясь на высоту в тридцать-сорок футов, затем внезапно раскрывали крылья и снова начинали парить с невероятной величавостью.