А вот что рассказывал торговец маслом: "Этот человек пришел купить у меня бутыль масла. Когда я наполнил его бутыль, он спросил: "У тебя есть сдача с золотого?" Пошарив в кармане, я вытащил целую пригоршню монет и положил деньги на порог моей лавки. Тогда он, схватив деньги, собрался уйти вместе с моими деньгами и моим маслом, но тут я схватил его за руку и стал кричать "Караул". Несмотря на мои крики, он не хотел отдавать деньги, и я привел его сюда, чтобы ты рассудил нас. Клянусь Магометом, этот человек лжет, когда говорит, будто я украл у него деньги, деньги эти и вправду мои".

Судья велел каждому повторить свою жалобу: ни тот, ни другой не изменили в ней ни слова.

Тогда судья, подумав немного, сказал: "Оставьте мне деньги и приходите завтра".

Мясник положил на полу плаща судьи деньги, которые до тех пор не выпускал из кулака. После чего оба жалобщика поклонились, и каждый пошел своей дорогой.

Настала очередь Бу-Аказа и безногого.

"Господин кади, — начал Бу-Аказ, — я приехал из далекого города, чтобы купить товар на этом рынке. У ворот города я встретил вот этого безногого, который сначала попросил у меня милостыню, а потом стал умолять позволить ему сесть на лошадь сзади меня, сказав, что не рискует показаться на улицах, ибо он, несчастное пресмыкающееся, опасается быть затоптанным людьми, мулами и верблюдами. Я дал ему милостыню и посадил сзади на лошадь. Но по прибытии на площадь он не захотел слезать, заявив, что лошадь не моя, а его, и, когда я пригрозил ему судом, ответил: "Ба! Кади очень умный человек и конечно поймет, что лошадь принадлежит тому из двух, кто не может обходиться без нее". Вот дело во всей его подлинности, господин кади. Клянусь в этом Магометом!"

"Господин кади, — начал безногий, — я ехал по своим делам на рынок этого города на принадлежащей мне лошади, как вдруг на обочине дороги увидел сидящего человека, который, казалось, вот-вот испустит дух. Я приблизился к нему и спросил, не случилось ли с ним чего. "Со мной ничего не случилось, — ответил он, — но я до смерти устал, и если ты милосерден, то отвезешь меня в город, там у меня дела. А когда мы доберемся до Базарной площади, я слезу, умоляя Магомета ниспослать тому, кто оказал мне помощь, все, что он только пожелает". Я сделал так, как хотел этот человек; каково же было мое удивление, когда, приехав на площадь, он попросил меня слезть, сказав, что лошадь принадлежит ему. После такой странной угрозы я доставил его к тебе, чтобы ты рассудил нас обоих. Вот как обстоит дело во всей его правдивости: клянусь в этом Магометом!"

Кади велел каждому повторить свои показания. Затем, подумав немного, сказал: "Оставьте мне лошадь и приходите завтра".

Лошадь отдали кади, а Бу-Аказ со своей стороны и безногий со своей, поклонившись, удалились.

На следующий день не только тяжущиеся стороны, но и большое число любопытных собрались в суде. Важность и трудность дел вызвали наплыв зрителей.

Кади следовал тому же порядку, что и накануне. Вызывают талиба и крестьянина. "Ну, — обратился кади к талибу, — вот твоя жена, забирай ее; она в самом деле твоя". Затем он поворачивается к чаушам и говорит, показывая на крестьянина: "Пятьдесят ударов палками по пяткам этому человеку".

Талиб увел свою жену, а чауши не поскупились на пятьдесят палочных ударов по пяткам крестьянина.

Вызывают участников второго дела. Торговец маслом и мясник подходят. "На, — обратился кади к мяснику, — вот твои деньги; ты действительно вынул их из кармана, и они никогда не принадлежали этому человеку".

Затем он поворачивается к чаушам и говорит, показывая на торговца маслом: "Пятьдесят ударов палкой по пяткам этому человеку".

Мясник унес свои деньги, и чауши наградили пятьюдесятью палочными ударами торговца маслом.

Дело дошло до третьей тяжбы. Бу-Аказ и безногий приблизились.

"А, это вы!" — сказал кади.

"Да, господин судья", — ответили вместе оба жалобщика.

"Узнаешь ли ты свою лошадь среди двадцати других лошадей?" — спросил судья Бу-Аказа.

"Конечно", — отвечал Бу-Аказ.

"А ты?"

"Несомненно", — ответил безногий.

"Ступай со мной", — обратился судья к Бу-Аказу.

И они ушли вместе.

Бу-Аказ узнал коня среди двадцати других.

"Хорошо, — сказал судья. — Жди меня в суде и пришли мне своего противника".

Бу-Аказ вернулся в суд и, передав данное ему судьей поручение другой стороне, стал ждать кади.

Безногий отправился на конюшню так быстро, как позволяли ему больные ноги. Но так как глаза у него были здоровые, он сразу двинулся к лошади и указал на нее пальцем.

"Хорошо, — сказал судья, — ступай и жди меня в суде".

Кади вновь занял свое место на циновке, и все с нетерпением ждали безногого, который из-за своего увечья не мог угнаться за ним.

Через несколько минут безногий, запыхавшись, явился.

"Лошадь твоя, — сказал кади Бу-Аказу, — забери ее с конюшни".

Затем он повернулся к чаушам и сказал, указывая на безногого: "Пятьдесят ударов палкой по заднице этому человеку".

Так как он был человек справедливый, физический недостаток виновного заставил его изменить место приложения наказания.

Бу-Аказ пошел за своей лошадью, а чауши наградили безногого пятьюдесятью палочными ударами.

Вернувшись домой, кади увидел дожидавшегося его Бу-Аказа.

"Ты недоволен?" — спросил его судья.

"Нет, напротив, — отвечал шейх, — но я хотел тебя видеть, чтобы спросить, по какому наитию ты вершишь правосудие, ибо не сомневаюсь, что и два других решения так же справедливы, как и мое. Я не торговец, я Бу-Аказ, шейх Фердж'Уа; прослышав о тебе, я решил сам познакомиться с тобой".

Кади хотел поцеловать руку Бу-Аказа, но тот остановил его.

"Послушай, — сказал он, — мне не терпится узнать, как ты понял, что женщина и впрямь была женой талиба, что деньги принадлежали мяснику, а моя лошадь была действительно моей".

"Это очень просто, господин, — ответил судья. — Ты видел, что я оставил у себя на ночь женщину, деньги и лошадь".

"Да, видел".

"Так вот, в полночь я велел разбудить женщину и привести ко мне. "Наполни мою чернильницу"", — сказал я ей.

Тогда она со знанием дела, как будто выполняла это не раз в своей жизни, взяла мою чернильницу, вынула из нее затычку, тщательно вымыла и положила обратно в футляр, а потом налила чернил. Я сразу сказал себе: "Если бы ты была женой крестьянина, то не сумела бы вычистить чернильницу. Значит, ты жена талиба"".

"Хорошо, — сказал Бу-Аказ, одобрительно кивая. — С женщиной все ясно. Ну, а деньги?"

"С деньгами другое дело, — отвечал судья. — Ты заметил, что торговец весь был в масле, а главное, руки у него были масленые?"

"Ну, конечно".

"Так вот! Я взял деньги и положил их в чашу с водой. Утром я проверил воду. На поверхности — никаких следов масла. И я сказал себе: это деньги мясника, а не торговца маслом. Если бы это были деньги торговца, они были бы масленые и масло поднялось бы на поверхность воды".

Бу-Аказ снова одобрительно кивнул.

"Хорошо, — сказал он, — с деньгами ясно, а моя лошадь?"

"Ах, это совсем другое дело, и до сегодняшнего утра я был в большом затруднении".

"Стало быть, безногий не узнал свою лошадь?" — спросил Бу-Аказ.

"Нет, узнал, и так же быстро, так же определенно, как ты".

"И что же?"

"Приводя вас по очереди на конюшню, я вовсе не собирался проверять, узнаете ли вы лошадь, главное было — узнает ли вас лошадь. Так вот, когда ты подошел к лошади, лошадь заржала, а когда приблизился безногий, лошадь взбрыкнула. Тогда я сказал себе: "Лошадь принадлежит тому, у кого здоровые ноги, а не калеке" — и отдал тебе твою лошадь".