Лев должен совсем изголодаться, чтобы не пощадить женщину; арабы даже утверждают, будто он боится их.
Арабы уверяли меня, что видели, как женщины бежали за львом, похитившим овцу или телку, а то и ребенка, хватали за хвост и били по спине палкой. Если же случается так, что лев обернется и станет угрожать, женщине стоит лишь остановиться в свою очередь и поднять подол платья. Лев не выдерживает и бежит прочь, словно черт от старухи с Острова папефигов.
Арабы утверждают, что никогда лев не тронет лошадь, привязанную к колышку у шатра, тогда как на пастбище это случается ежедневно.
Почти все львиные шкуры, какие я видел в Алжире, были обезображены. Дело в том, что женщины вырывают у них зубы с когтями и делают из них себе талисманы, если только их не забирают воины, чтобы украсить шею своих лошадей. Подстилки из львиных шкур имеют свойство изгонять не только паразитов, но еще и демонов.
Когда охотишься на льва, главное — уклониться от первых трех прыжков. Прыжок же льва достигает порой тридцати футов.
После того как охотники получат предупреждение о том, что в их краях появился лев, они посылают разведчиков, отыскивающих его следы и определяющих место, где он прячется, — обычно это кустарник, причем не настолько колючий, чтобы лев, войдя туда, поцарапал себе морду.
Когда разведчики возвращаются и рассказывают о том, что они видели, охотники садятся на лошадей и окружают кустарник. Первый, кто заметит зверя, кричит, показывая на него пальцем: "Рахе-хена". Это означает: "Его здесь нет". Если бы он крикнул "Ра-хена", другими словами "Он здесь", то лев, который, как мы уже говорили, понимает все языки, не преминул бы сожрать доносчика.
Затем все удаляются на расстояние в шестьдесят метров, чтобы уклониться от первых трех прыжков льва и сделать вид, будто верят, что в кустах пусто. Отступив на шестьдесят метров, охотники останавливаются и все одновременно открывают огонь по указанному месту.
Если лев не убит насмерть, он выходит из кустов; арабы отползают на животе, перезаряжая свои ружья, а затем, если лев убегает, они, уже с перезаряженными ружьями, начинают поносить его.
Охота на льва редко заканчивается без того, чтобы не приходилось оплакивать гибель трех или четырех охотников, поскольку лев почти никогда не погибает сразу, даже если пуля пронзит ему сердце, настолько сильна его жизненная энергия.
В Алжире на льва часто возводят ложное обвинение; если пропадает какой-нибудь человек, обычно говорят: "Его съел лев".
Арабы больше боятся пантеры, чем льва, из-за полного отсутствия у нее благородства. Поэтому о пантере не услышишь ни одной из тех чудесных историй, какие рассказывают о царе зверей. Если встречается пантера, ее убивают или она убивает вас. Она не понимает никаких языков и не отличает храброго от труса; для нее любой человек — всего лишь враг и добыча.
Ее прыжки так же стремительны и почти так же сильны, как у льва. Пантера преследует всадника, прыгает на него сзади и раскалывает ему череп либо ударом лапы, либо зубами. Поэтому охотники носят железные каски.
На пантеру охотятся из засады: приманку, которая должна завлечь ее, оставляют на ветке, расположенной на высоте в пять или шесть футов, и в ту минуту, когда пантера встает, чтобы добраться туда, ей стреляют в грудь. Арабы используют шкуру пантеры, чтобы положить ее поверх джебиры, покрывающей переднюю часть седла.
Остается гиена, которой г-н де Бюффон создал столь ужасную репутацию, — тот самый г-н де Бюффон, который, по словам одного академика, исполненного поэтическими образами, писал на коленях у Природы.
К несчастью, г-н де Бюффон гораздо чаще писал на коленях парижской природы, чем на коленях подлинной природы. Вот почему самого трусливого и презренного из зверей, то есть гиену, он превратил в одного из самых страшных.
В итоге один губернатор Алжира, изучавший Африку не в Африке, а по книгам г-на де Бюффона, испугался, что на его глазах наш флот опустеет из-за гибели несчастных матросов, привлеченных на берег криком гиены, и приказал выплачивать премию в двадцать пять франков каждому охотнику, который убьет такого страшного зверя.
Узнав об этом постановлении, арабы несказанно обрадовались. Двадцать пять франков за морду гиены — это почти столько же, сколько платят нашим депутатам за проект закона. Поэтому они кинулись охотиться на гиену, и не проходило недели, чтобы в город Алжир не являлся араб, ведя на поводке гиену в наморднике; если гиена отказывалась идти, араб подгонял ее ударами палки.
Я спросил у одного араба, действительно ли охота на гиен опасна. Он дважды заставил меня повторить вопрос: он не понимал, о чем идет речь. А когда понял, улыбнулся, насколько может улыбаться араб, и спросил, не хочу ли я услышать от него рассказ о том, как арабы ловят гиен. Я, разумеется, согласился.
Вот как, по словам моего рассказчика, происходит охота, если зверя хотят взять живым; когда араб находит пещеру, где прячется гиена, он занавешивает вход в пещеру своим бурнусом, препятствуя тем самым проникновению солнечных лучей. Затем, вытянув руки, сам входит в пещеру.
Коснувшись гиены, он говорит: "Дай мне лапу, я намажу ее хной". Кокетливая гиена, соблазнившись подобным обещанием, протягивает лапу. Араб берет ее за лапу и выводит наружу, после чего надевает на нее намордник и поводок. И на этом поводке он ведет ее в Алжир.
Я не поручусь, что описание подробностей такой охоты абсолютно достоверно, однако оно дает представление о том, во что оценивают арабы храбрость гиены.
Хотя нельзя сказать, что гиене, особенно ее челюстям, недостает силы. В 1841 году один араб привел гиену в Оран и отдал ее генералу Ламорисьеру. Она перегрызла зубами бедренную кость быка. Генерал отправил ее в Ботанический сад.
Но вернемся к Жерару, Истребителю львов.
ЖЕРАР, ИСТРЕБИТЕЛЬ ЛЬВОВ
В памяти у арабов остался лишь один истребитель львов. Его звали Хасан; он был охотником Хамед-Бея, Мамелюка и Брагим-Бея. В годы правления Брагим-Бея он и погиб. Вот как арабы рассказывают о его смерти:
"Лев зарычал; Хасан шагнул ему навстречу: послышался выстрел, потом рычание, потом крик, потом — ничего. Хасан погиб".
Хасан охотился на льва, устраивая засады из камней, прикрытых стволами деревьев и землей; кроме того, нескольких львов он убил, взобравшись на дерево; оружием ему служили нарезной карабин, два пистолета и ятаган. Охотился он одиннадцать лет. Арабы не сходятся во мнении о количестве убитых им львов.
Случай уготовил Франции славу дать Хасану преемника. Этим преемником стал Жюль Жерар, сержант спаги.
Жюль Жерар — человек лет тридцати или чуть больше, невысокий, худой, светловолосый; взгляд его светло-голубых глаз ласковый и в то же время твердый, борода светлая, редкая; говор — мягкий, похожий на женский.
В 1842 году он вступил в полк спаги в Боне. Этот род войск он выбрал потому, что спаги никогда не покидают Африку.
В Бон он прибыл в 1842 году. Сначала из него пытались сделать что-то вроде войскового писаря. По прошествии трех месяцев ему наскучило царапать бумагу, и он попросил ружье и лошадь. С тех пор в гарнизоне он стал одним из самых усердных стрелков по мишени. Вскоре его эскадрон распустили, с тем чтобы сформировать новый в Гельме. Жерар попросил отправить его туда. Гельма удалена на восемнадцать льё в глубь страны. В Гельме его ждали сражения или, по крайней мере, охота. Он добился желаемого. На третью ночь после приезда туда Жерар перелез через заграждения лагеря и отправился охотиться на кабана, гиену и шакала.
Именно в Гельме Жерар впервые услышал разговоры о Хасане, о львах, о бедствиях, которые они причиняют, и об опасности, которой грозит схватка с ними.
Все те истории, какие мы только что пересказали, Жерар слушал каждый вечер; поэзия пустыни вскружила ему голову и заставила его предаваться мечтам все ночи напролет; в мечтах он сталкивался с этими страшными хозяевами гор; в мечтах он сражался с ними и не испытывал страха.
