Как мы уже говорили, баш-мамелюк находился там; увидев, что принц плачет, он тоже заплакал; увидев, как принц рвет на себе бороду, он принялся рвать свою.
Но, горько проплакав все утро и вырвав часть бороды, принц, который, по сути, был умным малым, пришел к такому выводу: слезы не прибавят ему красоты, а вырванная борода выставит напоказ изъяны его лица. Поэтому к вечеру он перестал плакать, а перестав плакать, перестал и рвать на себе бороду.
На другой день он все еще был очень печален, однако — ведь то был принц-философ — теперь он только вздыхал, правда очень горестно.
Что же касается баш-мамелюка, чья боль не укрылась от принца, то, когда он велел позвать его, чтобы поблагодарить за участие, проявленное к чужой беде, выяснилось, что с тем дело обстоит иначе. Не последовав примеру принца и ничуть не утешившись, баш-мамелюк плакал сильнее прежнего и вырвал треть своей бороды.
Юный принц попытался его утешить, но, чем больше Очаровательный принц успокаивал баш-мамелюка, тем сильнее тот плакал; глаза его превратились в два ручья. Очаровательный принц отправил его домой, предлагая призвать на помощь весь свой разум.
На следующий день он снова велел позвать к нему баш-мамелюка. К этому времени Очаровательный принц почти утешился и надеялся, что то же произошло и с его первым министром. Но он ошибался. Боль баш-мамелюка не утихала, он оставался безутешен и вырвал две трети своей бороды, а глаза его превратились в две реки.
Несмотря на столь глубокую преданность первого министра, Очаровательный принц не понимал подобной скорби. Отпуская баш-мамелюка, он обнял его, но тот лишь сильнее заплакал от этого.
На другой день принц окончательно утешился и преисполнился надежды, что то же случилось и с баш-маме-люком. И он вновь послал за своим первым министром. Но дело обстояло еще хуже, чем накануне. Горе первого министра перешло в отчаяние: он полностью вырвал бороду, а глаза его стали настоящими водопадами.
"Как же так получается, баш-мамелюк, — сказал ему принц, — что я, кого главным образом касается это несчастье, плакал всего лишь один день, а вечером все кончилось?"
"О мой принц! — воскликнул баш-мамелюк. — Если вы, увидев себя только мгновение, проплакали целый день, сколько же времени должен плакать я, кто видел вас от рождения и будет видеть до самой своей смерти!..""
Что скажете, сударыня, об истории Очаровательного принца, ну не смешная ли она и не заслуживает ли того, чтобы оказаться запечатленной в Вашем альбоме?
В заключение этого письма позвольте мне привести пару острот Вашего друга Александра, облетевших весь бал и имевших некоторый успех. Я уже упоминал, сударыня, о неприятности, которая случилась с Александром, когда он танцевал польку, и которую для Вас изобразил на рисунке Жиро. Неприятность эта заставила Александра слегка приуныть, а Вы знаете, что в минуты уныния Александр как раз и блещет остроумием.
Во всех странах мира и даже в Тунисе есть женщины, которые "подпирают стенку", когда другие танцуют. Две сестры, жены двух тунисских негоциантов, которые могли служить образцом турецкой красоты и весили: одна где-то около двухсот фунтов, другая — фунтов сто пятьдесят, на протяжении трех кадрилей не танцевали. Лапорт, которому хотелось, чтобы веселились все, подошел к Александру и попросил его пригласить одну из двух сестер, в то время как сам он пригласит другую.
Александр, поворчав, согласился. "Так какую из них вы пригласите?" — спросил Лапорт. "Ту, которой поменьше", — ответил Александр.
После кадрили Руссо показал ему прелестную молодую особу, которая во время всеобщего веселья хранила задумчивый, грустный вид, делавший ее необычайно привлекательной. "И что?" — спросил Александр. "Вы видите эту юную девушку?" — "Да". — "Столь прелестную?" — "Да, столь прелестную; вижу". — "Столь изящную?" — "Да, столь изящную; что дальше?" — "Так вот! Ее отец на каторге". — "Ах! — воскликнул Александр. — Отчего же его не пригласили на бал? Он все равно не пришел бы, а вежливость была бы соблюдена".
Этого славного человека вполне могли бы пригласить, ведь в его поступке не было ничего постыдного, и он отбывал наказание на каторге его светлости за отзвук какого-то давнего заговора.
Завтра, в четыре часа, состоится грандиозный обед, который дают Вашим друзьям, сударыня, двенадцать консулов двенадцати держав, имеющих своих представителей в Тунисе, а также все европейские негоцианты. Единственный консул, присутствием которого мы не насладимся, это сэр Томас Рид, английский консул, один из тюремщиков Наполеона на острове Святой Елены. Не знаю, сам ли он не желает встречаться со своими коллегами или его коллеги не желают встречаться с ним.
Вечером состоится большой бал в нашу честь в консульстве Сардинии. Держу пари, сударыня, что Вы и не подозревали, с каким страстным увлечением танцуют в Тунисе.
ХАДЖИ ЮНИС
Во время нашей прогулки за пределы города Туниса мы видели, в каком плачевном состоянии находится там земледелие. Поспешим сказать, что виной тому люди, а не обстоятельства.
Эта африканская земля, которую мы представляем себе как гигантскую песчаную полосу, эта африканская земля, уходящая более чем на пятьдесят льё в глубь страны, продолжает быть плодородной провинцией, кормившей Рим и Италию. Главный ее бич — засуха; вот почему, когда возникает угроза засухи, город охватывает отчаяние. В прошлом году в марте и в апреле, то есть в период прорастания посевов, стояла засуха.
Тотчас было велено провести молебны в мечетях, однако молитвы оказались бессильны; было отдано распоряжение еврейским синагогам и христианским церквам последовать примеру мечетей, в надежде, что, возможно, евреям и гяурам удастся получить от их Бога то, чего правоверные не смогли добиться у своего. К несчастью, небо продолжало пылать огнем. Организовали шествия: знамена еврейские, знамена христианские, знамена мусульманские, воссоединенные самым могущественным из всех братств, братством голода, показались на улицах Туниса, но безрезультатно; тщетно взывали одни — АЛЛАХ! другие — ИЕГОВА! третьи — ГОСПОДЬ! Ничто не помогало.
Положение было серьезное; бей собрал свой диван, и на совете решили, что гнев Всевышнего несомненно был воспламенен распущенностью еврейских женщин.
На основании этой убежденности собрали всех уличных девок, принадлежащих к еврейской религии, и повелели высечь их в присутствии раввина. Такая церемония должна была возобновляться ежедневно в полдень до тех пор, пока Всевышний, удовлетворенный наказанием, не перестанет гневаться и не смилуется над городом.
Одна из этих уличных девок сожительствовала с христианином, поэтому турецкое правосудие не могло посягнуть на нее: она находилась под покровительством французского консульства; но у нее был муж, так что забрали мужа и высекли его вместо нее.
Была ли то случайность или действительно это публичное наказание понравилось Всевышнему, но только через три дня пошел дождь и засуха прекратилась. Бей пообещал себе не пренебрегать в будущем в таких обстоятельствах средством, оказавшимся столь успешным.
При посещении базара мы забыли заглянуть в лавку золотого песка. Теперь мы исправили это упущение. Золотой песок, являющийся основным средством товарообмена с племенами внутренних областей Африки, собирают к югу от Туггурта. Торговец, к которому мы обратились с расспросами, несколько раз самолично собирал такую драгоценную жатву.
Этот золотой песок, который собирают в пустыне, невидим днем, ибо, пока сияет солнце, он ничем не отличается от обычного песка; лишь ночью места, заключающие в себе золотой песок, начинают светиться. К несчастью, когда спускается темнота, из своих нор вылезают рогатые гадюки и черные скорпионы, рептилии и насекомые, укус и укол которых смертельны; причем их такое огромное множество, говорил нам торговец на своем образном языке, что песок бывает испещрен следами их передвижения, как если бы в пустыне раскинули свои сети рыбаки.