Нам показали уединенную хижину. "Он там", — сказали нам. Человек, которого не называли по имени, человек, перед хижиной которого оборвались рассказы о славе и чести, был тот, кто сдался. К беглецу из Фермопил спартанцы проявили не бблыиую суровость.
Через полчаса пути мы достигли берега моря. Там прощание возобновилось: рукопожатия стали более нежными, объятия — более тесными. И в самых твердых голосах слышалось волнение, и в самых сухих глазах ощущались слезы. Нас ждали лодки. Мы сели в них. Но, если можно так сказать, мы удалялись, не разлучаясь. Ночь была прекрасной, луна — великолепной.
Весь наш радушный эскорт остался на берегу моря, крича нам вдогонку прощальные слова, не спуская глаз с фосфоресцирующего следа, который наша лодка оставляла на воде. А мы отвечали на эти крики выстрелами в воздух.
Наконец мы добрались до "Быстрого". "Быстрый" уже стоял под парами, готовый отплыть, и поднял якорь, как только мы оказались на борту. Мы бросили последнее прости берегу, и многолюдный берег нам ответил тем же. Еще какое-то время взрывы веселья и звуки военного оркестра долетали до нас, затем мало-помалу их заглушило расстояние.
И тогда нам остались лишь огни Джема-р'Азуата, ложившиеся на водную рябь. Потом, в свою очередь, постепенно исчезли и огни: мы обогнули восточный мыс бухты.
Было это 27 ноября 1846 года.
БИЗЕРТА
Мы решили не останавливаться в Оране, а напротив, на всех парусах и на всех парах нести счастливую весть в Алжир.
В течение всего дня 28-го и утром 29-го мы шли исключительно вдоль берега. Маке едва не раскроил себе голову, наткнувшись на какую-то балку, и лежал не вставая. Жиро, заболев от страха перед морской болезнью, лишь изредка отваживался появляться на палубе и не покидал каюты
Виаля. Компания, таким образом, состояла теперь лишь из Александра, Дебароля и Буланже.
Двадцать девятого в девять часов утра крики "Алжир! Алжир!" вытащили Маке из постели, а Жиро — из каюты. Ни Сиди-Ферруш, ни Торре-Шика не оказали на них такого влияния. Вид Алжира великолепен: город начинается с моря и взбирается по восточному склону горы, увенчанной на вершине фортом Императора, который накренился немного влево.
Мы обогнули мол — титаническое сооружение, сделанное рукой человека из бетонных блоков; именно этот мол вот уже десять лет ежегодно атакуют и защищают в Палате депутатов.
Французские сооружения сильно портят восточный облик Алжира. По первому впечатлению это европейский город: взгляду надо преодолеть передний план, который весь ощетинился пятиэтажными домами, своей ажурностью напоминающими фонари, и подняться в гору, добравшись до второго и третьего планов, чтобы отыскать старинный город деев, африканский город. Да и то нередко среди белостенных домов с проделанными в них редкими и узкими проемами увидишь вдруг длинное четырехугольное строение, напоминающее выразительную архитектуру улицы Ломбардцев или улицы Предместья Сен-Дени.
Несколько прекрасных застывших пальм, зеленые султаны которых вырисовываются на фоне побелки домов или лазури неба, протестуют как могут от имени тропической растительности против французского вторжения. Направо — море до самого Монпелье, надо только перешагнуть через Мальорку. Налево — долина Митиджа, простирающаяся от Ла-Расоты до Бен-Афруна. За нашей спиной — мыс Матифу, за мысом Матифу — Атлас.
Едва мы бросили якорь, как из порта к нам тут же направилась лодка. Итоги переговоров в Мелилье здесь еще не были известны.
Мы прибыли первыми, и наше рвение было вознаграждено; ясно, что нас сочли вестниками благих вестей. И в самом деле, в Алжире, особенно в войсках, они произвели огромное впечатление; что же касается буржуа, коммерсантов и дельцов, то по ту сторону Средиземного моря они такие же, как повсюду. Некоторые спрашивали нас, о каких пленниках мы ведем речь!
Нас ожидало еще одно разочарование: маршала Бюжо в Алжире не оказалось: несколько дней назад он отбыл в Оран по суше, захватив с собой двух или трех депутатов, которые воспользовались парламентскими каникулами, чтобы посетить Алжир. В его отсутствие городом управлял генерал де Бар.
Наше решение не заставило себя ждать: поскольку маршал Бюжо собирался отсутствовать около двух недель, а мы были рекомендованы именно ему, нам следовало с пользой провести эти две недели — доплыть до Туниса и вернуться из Туниса через Бон, Филипвиль и Константину.
Так что, имея в руках письмо, предоставлявшее "Быстрый" в мое распоряжение, я явился к генералу де Бару, а он отослал меня к контр-адмиралу де Ригоди.
Да позволит мне г-жа де Ригоди вскользь упомянуть чудесный час, проведенный подле нее, пока капитан Берар получал новые указания на наш счет.
Как я того желал, "Быстрый" был полностью предоставлен мне, однако мы должны были сделать все возможное, чтобы вернуться в Алжир примерно 20 или 24 декабря. К нашему личному составу присоединили — и это была новая любезность — г-на Озона де Шанселя, нашего старого друга, известного во Франции прелестными стихами, а в Алжире — серьезными трудами.
Вот эти недолгие переговоры, вследствие которых в мое распоряжение передавали еще на три недели корвет "Быстрый", и были названы министром военно-морского флота неким недоразумением на том самом знаменитом заседании Палаты, где меня назвали неким господином. Увы! Один из этих людей, готовых оскорбить кого угодно, с тех пор умер; имена двух других я забыл. Так уж мы устроены во Франции: всякое воздаяние нас раздражает, любая оказанная честь нас ранит, если, разумеется, это воздаяние и эта честь адресованы не нам.
Предоставленный в мое распоряжение корабль создал мне больше врагов, чем "Антони" и "Монте-Кристо", а это о чем-то говорит.
В 1823 или 1824 году сэр Вальтер Скотт, заболев, выразил желание совершить путешествие в Италию. Английское адмиралтейство предоставило в распоряжение автора "Айвенго" свой самый лучший фрегат, и Англия в ответ аплодировала, и обе палаты аплодировали. Не было никого, включая газетчиков, кто бы не рукоплескал в полном согласии с обеими палатами и Англией. И это было правильно; ибо, возможно, впервые во всех портах Средиземного моря население приветствовало флаг с тремя леопардами восторженными криками. Кому предназначались эти приветственные возгласы: флагу или гениальному человеку, который обрел под ним пристанище? Неведомому капитану фрегата, имени которого я так и не узнал, или сэру Вальтеру Скотту? Правда, мне могут возразить, что я не сэр Вальтер Скотт; на это я отвечу, что, к большому несчастью, живущим во Франции при жизни не дано знать, кто они есть на самом деле.
Короче, то ли из любезности, то ли по справедливости, но корабль был мне предоставлен и правительство согласилось дополнительно обременить ради меня свой бюджет по статье "каменный уголь" на сумму шестнадцать тысяч франков. Ибо, да будет известно всем, это путешествие, против которого так громко протестовали, обошлось правительству в шестнадцать тысяч франков. Ровно в половину того, что оно стоило мне.
Итак, первое мое пребывание в Алжире было всего лишь остановкой, поэтому рассказом об Алжире я займусь только по возвращении.
Признаюсь, я испытал огромную радость, вновь оказавшись на палубе "Быстрого". Нам предстояло увидеть Тунис — город Людовика Святого. Нам предстояло увидеть Карфаген — город Дидоны и Ганнибала.
Есть упоение в некоторых именах, есть магнит, притягивающий к некоторым городам; кажется, что это сказочные поселения, которых никогда не увидишь, причуда историков, которая исчезла вместе с мыслью, их породившей. К счастью, на борту у меня были Вергилий, Плутарх и Жуанвиль. О! Как сожалел я о прелестных нереидах, толкавших корабль Энея, как сожалел я о наполненном ветрами мехе, подаренном Эолом Одиссею!
Три дня мы шли вдоль берега; затем, на третий день, около одиннадцати часов, перед нами предстал прелестный городок, на этот раз вполне восточный, раскинувшийся на берегу моря, в глубине залива, голубого, как воды Ки-ренаики. Мы спросили у Виаля название этого города. "Бизерта", — ответил он. При слове "Бизерта" сработало волшебство; Маке высунул голову из своей каюты: "А что, если нам сойти в Бизерте?" — произнес он. "Да, — вторил ему Жиро, проделывая то же самое, — да, что, если нам сойти?" — "Капитан, — спросил я, — вы не видите каких-либо препятствий для выполнения желания этих господ, да и моего тоже?" — "Никаких", — ответил он. И тотчас Виаль распорядился взять курс на Бизерту. Час спустя мы бросали якорь в порту.
