На этот раз он не спал, а лежал с открытыми глазами, не спуская их с двери. В полночь она, как обычно, отворилась, и к нему подошла девушка.

«Вы не спите?» — спросила она капитана.

«Нет, я жду вас».

«И как вы себя чувствуете?»

«О! Весь день хорошо себя чувствовал, а сейчас еще лучше».

«А ваша рана?»

«Взгляните, она затянулась».

«Да».

«Благодаря вам, ведь это вы меня спасли».

«Я просто обязана была позаботиться о вас, ведь вас ранили из-за меня: слава Богу, вы поправляетесь».

«И настолько успешно, — отвечал капитан, все еще мечтавший о бульоне, — что, признаюсь вам, умираю от голода».

Девушка улыбнулась и достала вчерашний пузырек, только на этот раз содержавшаяся в нем жидкость была красной, как вино; она вылила ее в маленькую чашку, которую взяла на камине, и подала эту чашку капитану.

Хотя это было не то, что он просил, капитан все же взял чашку и сначала лишь прикоснулся к ней губами, но, почувствовав, что эта жидкость была сладкой, словно мед, выпил ее одним глотком. И хотя выпил он всего ничего, это притупило у него чувство голода, что было поразительно: чашка-то была размером с рюмочку для розолио! Но это было еще не все, вскоре он ощутил приятное тепло, разливавшееся по всему телу, и почувствовал себя в раю. Бедный капитан! Он смотрел на девушку, разговаривал с ней, сам не зная, что говорит; наконец, чувствуя, что глаза его закрываются, он взял ее за руку и заснул.

— Не тот ли это напиток, — спросил я, — который в похожих обстоятельствах трактирщик Маттео дал Гаэтано Сферра?

— Тот самый. Старик жил в этих краях, он знал бедную девушку, и она дала ему свой рецепт; впрочем, надо полагать, что питье это волшебное, ибо капитану снились золотые сны: ему чудилось, будто он добывает кораллы возле Пантеллерии и выловил великолепные ветви; их набралось полное судно, и он уже не знал, куда девать эти кораллы; наконец, надо было принять решение и отправиться продавать их. Он поплыл в Неаполь, и всю дорогу дул теплый легкий ветерок, словно рукой подталкивающий его сзади. Когда он прибыл в порт, его снасти оказались шелковыми, паруса — из розовой тафты, а судно — из красного дерева. Встречали его король с королевой, которых предупредили о его прибытии: они махали ему рукой. Наконец он сошел на землю, его отвели во дворец, дали там выпить лакрима кристи в граненых рюмках и накормили макаронами из серебряных мисок; словом, это был сон: кораллы у него купили дороже, чем он собирался их продать, и капитан вернулся богатым, очень богатым, и всю ночь, представьте себе, всю ночь ему такое снилось.

— Он принял опиум? — прервал я Пьетро.

— Возможно. Так что на следующий день, когда его разбудили, он воображал себя турецким султаном. Но стоило войти старухе, как ему стало ясно, что он ошибся; в его памяти всплыло, что он всего-навсего капитан Антонио Арена, что он был ранен, а то, что он принимал за вино с Везувия и макароны, было просто-напросто четырьмя каплями красного напитка, который девушка налила ему в чашку, все еще стоявшую на стуле возле его кровати; однако он ни словом об этом не обмолвился, а лишь попросил позволения встать; ему поставили кресло у окна, он взял палку и, честное слово, кое-как заковылял: ничего не скажешь, это было смело, через три-то дня после подобного удара ножом; одним словом, он был похож на какого-то важного начальника, когда вошел доктор: бедняга в себя не мог прийти от удивления! Это был лучший курс лечения за всю его жизнь. Он сел возле больного.

«Ну что, капитан, — сказал он. — Похоже, дела идут все лучше и лучше?»

«Как видите, доктор, отлично».

«О! Нет нужды щупать вам пульс или смотреть язык. Надо только иметь терпение, и силы вернутся. Но когда они вернутся, у меня будет для вас один совет: никогда больше не вступайте в драку за всех колдуний, какие вам встретятся, потому что в Калабрии, знаете ли, они попадаются».

«О чем это вы говорите?»

«Я говорю, что та, по чьей вине вы получили ножевой удар, от которого моя наука вас излечила, не стоила вашей жизни, вы ведь чуть было ее не потеряли».

«Поясните».

«А вы не знаете эту девушку?»

«Нет».

«Так вот, это Джулия».

«Джулия! Это ее имя? Ну и что дальше?»

«Дальше… Это имя колдуньи, вот и все».

«Так она колдунья?! — Капитан побледнел, а потом, все еще пребывая в сомнении, продолжал: — Колдунья? А вы в этом уверены, доктор?»

«Уверен, как в собственном существовании. Прежде всего, у этой девушки нет ни отца, ни матери. И к тому же, видите ли, ее вырастил старый пастух, колдун — словом, отравитель».

«Но это еще не причина, чтобы бедная девушка…»

«Повторяю: эта бедная девушка — ведьма. Я сам как-то раз встретил ее ночью в поле, во время полнолуния, она искала травы и растения, с помощью которых наводит порчу. Если в горах или на побережье случается несчастье, утонет моряк или какой-нибудь человек получит удар ножом, она приходит к ним ночью и возвращает их к жизни с помощью колдовских слов; она дает им питье, составленное из неведомых растений, а когда больные начинают выздоравливать, заставляет их подписать договор. Ну-ну, что это с вами, капитан, вы побледнели как полотно? И пот градом! О, да это от слабости! Видите ли, вы слишком рано поднялись. Но это не так уж важно, завтра будет лучше, я приду вас проведать».

«Доктор, — сказал капитан, — я хотел бы расплатиться с вами».

«Ба! Это не к спеху», — ответил доктор.

«Конечно, конечно».

«Ну хорошо! Вам ведь известно, откуда я вас вытащил: вы дадите мне столько, сколько пожелаете и сколько, по-вашему, это заслуживает. Сам я никогда не назначаю цену».

«Один дукат за визит вас устроит, доктор?»

«Пусть будет дукат за визит».

Капитан дал ему три дуката, и доктор ушел.

Через четверть часа явились мы втроем, моряки из экипажа капитана. Нунцио, мой бедный брат и я, мы узнали о случившемся в тот же день и бросились в свою лодку. О! Маленькая такая, аккуратная лодочка, а уж летела она, как ласточка, и мы проделали переход от Делла Паче до Пальми, а ведь он, надо вам сказать, составляет целых девять льё, за три с половиной часа, ни минутой больше: вот это ход, а?

— Прекрасно. Но мне кажется, что вы отклонились от вашего рассказа, дорогой Пьетро.

— И то верно. «О! — промолвил капитан, увидев нас. — Добро пожаловать». Бедный капитан! От восторга мы целовали ему руки. Видите ли, нам сказали, что он умер, а мы нашли его не только живым, но еще и на ногах, и бодрым; да мы на месте не могли стоять от радости.

«Ну хватит, ребята, — говорит нам капитан. — Вы приплыли на лодке?»

«Да».

«Так вот! Надо держать ее наготове, чтобы этой ночью всем вместе отправиться в путь».

«Этой ночью?»

«Тише!»

«Капитан, даже не думайте, с такой-то раной».

«Говорю вам, так надо. Никаких объяснений, никаких разговоров, никаких возражений; если я говорю, что надо ехать, значит, надо ехать».

«А если ветер будет противный?»

«Пойдем на веслах, даже если мне самому придется грести».

«Да будет вам, капитан. Это хорошо поразвлечься, когда вы здоровы и на море мертвый штиль, а когда вы ранены — куда уж там».

«Итак, договорились».

«Договорил и с ь».

«Велите принести вина, и наилучшего: плачу я».

Мы заказали калабрийского винца и каштаны. Когда вы попадете туда, в Калабрию, не забывайте, что в тамошних краях только и есть хорошего, что мускат да каштаны. А что касается людей, то все они самые настоящие разбойники, они предали Иоахима, а потом и расстреляли его.

— Мне кажется, — заметил я, — что вы сильно недолюбливаете калабрийцев.

— О! У нас с ними смертельная вражда. Будьте покойны, я много чего расскажу вам про них, а пока вернемся к капитану. Он выпил полную рюмочку вина, и это ему пошло на благо. Он чувствовал, как к нему возвращаются силы, и это было счастье; наконец, в восемь часов мы его оставили, чтобы пойти и все приготовить к отправлению. В одиннадцать мы возвратились: капитан очень торопился, он был на ногах и полностью готов к отъезду.