Я села в стул напротив.

— Будете тыкать в меня этой штукой? — кивнул он на меч

— Я не тыкаю, уж поверьте. Иначе, вы бы почувствовали тычки. Вообще-то, я пытаюсь вести себя с вами учтиво. Всегда любила вас больше, чем остальной кабинет, просто это ещё не означает, что вы не действуете с ними заодно

— С кем, Арабелла?

Не скользнула ли фальшь в его голосе? Сейчас придётся забыть, как тепло он ко мне относился. Проклятье, даже доброты приходится остерегатьcя!.. Но доверять нельзя никому.

— Вы в сговоре, вице-регент? — спросила я. — Заодно с канцлером и королевским книжником?

— Не понимаю, о чём вы.

— Об измене в высших кругах власти. Что преследует книжник — загадка, ну а канцлеру, видимо, перстеньки на пальцах опротивели. Причина на всё одна — жажда власти, а она, как показал любезный наш Комизар, бывает неуёмной.

Я рассказала вице-регенту, как морриганские книжники в Венде помогают вооружать армию невиданной мощи, и при этом внимательно изучала его лицо, взгляд и движения. Всё, что увидела — потрясённое неверие, возможно, с толикой ужаса, словно он засомневался в моём душевном здоровье.

Вице-регент откинулся на спинку кресла, качая головой.

— Армия варваров? Наши учёные в Венде? Довольно… громкое заявление. Признаться, я в тупике. Чтобы совет внял голословным обвинениям, да ещё и — простите — вашим… Меня на смех поднимут. У вас есть доказательства?

Нет, и я не хотела, чтобы он знал. Каден видел и армию и книжников в пещерах, и Комизар посвящал его в свои планы, но для министров что слово венданского убийцы, что моё — пустой звук.

— Возможно, и есть, — ответила я. — Скоро я изобличу многоликого дракона.

— Дракона? — его брови хмуро сошлись. — Вы о чём?

Не знает. Или только делает вид? Небрежно отмахнувшись от вопроса, я поднялась:

— Не вставайте. Прошу один раз.

— Арабелла, что вы от меня хотите?

Я вгляделась в каждую его черту, поймала каждый взмах ресниц.

— Чтобы вы знали о предателях. Если вы один из них, будьте уверены, заплатите. Заплатите так же дорого, как мой брат. Его смерть на руках глупцов, которым взбрело в голову сговариваться с Комизаром.

— Опять вы о глупцах-заговорщиках. Даже если это правда, они не такие уж глупцы, раз утаили заговор от меня.

— Поверьте, — продолжала я, — с Комизаром они и рядом не стоят. Да им хватило глупости купиться на его посула! Поверить, что он отдаст, подозреваю, морриганский престол! Комизар не делится ничем, а властью и подавно. Как только предатели исполнят роль, им конец. И нам тоже.

Я развернулась к двери, как вдруг вице-регент подался вперёд. Свеча выхватила из сумрака белокурую прядь, упавшую на лицо. Взгляд был честен.

— Арабелла постойте! Останьтесь! Я вам помогу! Я так жалею, что не смог защитить вас от беды. На моей совести и без того столько горьких ошибок! — Он встал. — Но вместе…

— Нет. — Я подняла меч.

И вновь этот аромат, тонкий, едва уловимый, но всё же пробудил что-то в памяти. Нотки жасмина? Да, жасмин. Ещё вдох, и образ всё ярче. Мальчик вцепился в штаны отца, умоляя остаться.

Жасминовое мыло.

Нет. Не может быть!. Я уставилась на вице-регента, будто впервые в жизни. Светлые волосы. Спокойные карие глаза. Масляный тембр, проникающий в душу… И другой, схожий голос: «Я был морриганцем. Бастардом, внебрачным сыном высокородного лорда».

Дыхание спёрло. Ну как же я раньше не догадалась?!

Не услышала сходства в голосах?

Вице-регент — отец Кадена. Тот, кто в бессердечности не уступает самому Комизару; кто бил сына и за медяк продал бродягам.

Он смотрел на меня с надеждой.

Но заговорщик ли он?

«На моей совести и без того столько горьких ошибок».

В его взгляде промелькнула тревога.

Неужели боится за меня?

Или что я раскрыла его тайну?

— Разве я могу довериться человеку, который вышвырнул восьмилетнего сына, как мешок с мусором?

Его глаза округлились.

— Что? Каден жив?!

— Жив. И по-прежнему в шрамах. Он так и не оправился от вашего предательства.

— Я… — Морщинки изрезали его черты; он наклонился перёд и уронил лицо в ладони, что-то бормоча под нос. Затем сказал: — Я разыскивал его столько лет. Когда его увезли, сразу понял, что совершил ошибку, но не смог его найти. В итоге счёл мёртвым.

— Сначала продали нищим за медяк, а потом искали?

Он поднял на меня влажные глаза.

— Я никогда!.. Это он вам наговорил? — вице-регент откинулся в кресле, совершенно измученный и обессиленный. — Хотя что удивляться. Его мать только-только умерла… да и сам был убит горем. Я тысячу раз жалел о своём решении.

— Что же это за решение?

Он поморщился, словно воспоминания причиняли ему боль.

— Мой брак не был счастливым. Я не хотел заводить отношения на стороне, но так получилось. Жена смотрела на нашу связь сквозь пальцы. Я ей был ни к чему, к тому же Катарина заботилась о наших детях, как о родных. Но вот Кадена супруга терпеть не могла. Когда Катарины не стало, я переселил его в поместье, но она в тот же день его избила. Я не знал, как быть. Пришлось отыскать единственного родственника Катарины — какого-то дядю, который согласился взять к себе Кадена. Я даже заплатил за опеку, но, когда решил навестить сына, вся семья уже куда-то пропала.

— Каден рассказывал совсем другое.

— Его можно понять. Он ведь был восьмилетним мальчишкой, Арабелла. За считанные дни его мир перевернулся с ног на голову: мама умерла, отец отослал жить к каким-то незнакомцам… Где он сейчас? Здесь, в городе?

Если бы я и знала, где Каден, то вице-регенту ни за что бы не раскрыла.

— В последний раз я видела его в Венде. Он был заодно с Комизаром.

Взгляд вице-регента потрясённо остекленел. Я ускользнула прежде, чем он вымолвил хоть слово.

Глава пятьдесят первая

Я мерила шагами лачугу на берегу мельничного прудика, вслушиваясь в шум дождя. Огонь уже развела и даже протёрла от пыли какую-никакую мебель: обшарпанный стол, три шатких стула, табурет и кресло-качалку без подлокотника. В углу красовался с виду прочный остов кровати, матрас на котором давным-давно изъели мыши.

Эту лачугу и мельницу на другом берегу забросили много лет назад, когда под рабочие нужды приспособили глубокий и обширный пруд восточнее Сивики. Сюда теперь наведывались одни жабы, стрекозы да еноты… а ещё, изредка, юные принцы с принцессой, желающие хоть глотка свободы. На широком косяке по-прежнему вырезаны наши имена, а рядом — ещё с десяток имён деревенских детишек, кому хватило смелости сюда забраться. Поговаривали, здесь обитают Древние. Может, мы с Брином и пустили этот слушок. Просто хотели, чтобы лачуга была нашей и только. На косяке даже имя отца есть. Брансон. Я провела пальцами по шершавым буквам. Неужели и он когда-то был беззаботным мальчишкой, радостно бегал по лесу? Как же мы все меняемся. До чего неумолимо жизнь давит, крутит, переплавляет нас да так, как мы и представить не смели. Только, наверное, перемены приходят крупица за крупицей, и замечаем мы их слишком поздно.

Как с Комизаром. Реджиносом. Мальчиком, подобно его имени, стёртым из этого мира.

Я коснулась букв на косяке, кривых, но чётких. «Лия». Взяла нож и доцарапала «Джезе». Ну и ну, поменяла меня жизнь. Кто бы мог подумать.

Имени Паулины здесь не было. Мы с братьями её сюда не водили. Когда она переехала в Сивику, лачуга уже потеряла для нас прежнее очарование, и мы заглядывали в неё всё реже. Да и к тому же отлучаться так далеко — это ведь не по правилам, а правила двора Паулина соблюдала неукоснительно!.. пока не встретила Микаэля.