— Боже мой, — восклицал Бруссель в отчаянии, — из-за этих несчастных мой дом сожгут!
— Подойдите к окну и покажитесь им, хозяин!
— Нет, уж от этого я воздержусь, — ответил Бруссель. — Показываться народу — это дело королей. Скажи им, что мне лучше, Наннета, скажи им, что я пойду не к окну, а в постель, и пусть они уходят.
1— А зачем вам нужно, чтобы они ушли? Ведь они собрались в вашу честь.
— Ах! Неужели ты не понимаешь, что меня из-за них повесят? — твердил в отчаянии Бруссель. — Видишь, вот и советнице стало дурно!
— Бруссель! Бруссель! — вопила толпа. — Да здравствует Бруссель! Доктора Брусселю!
Поднялся такой шум, что опасения Брусселя не замедлили оправдаться. На улице появился взвод гвардейцев и ударами прикладов разогнал беззащитную толпу.
При первом крике: «Гвардейцы, солдаты!» — Бруссель, боясь, как бы его не приняли за подстрекателя, забился в постель, не сняв даже верхней одежды.
Благодаря вмешательству гвардейцев, старой Наннете, после троекратного приказа Брусселя, удалось наконец закрыть наружную дверь. Но едва лишь она заперла дверь и поднялась к хозяину, как кто-то громко постучался.
Госпожа Бруссель, придя в себя, разувала своего мужа, сидя у его ног и дрожа как лист.
— Посмотрите, кто там стучит, Наннета, — сказал Бруссель, — и не впускайте чужих людей.
Наннета выглянула в окно.
— Это господин президент, — сказала она.
— Ну, его стесняться нечего, откройте дверь.
— Что они с вами сделали; милый Бруссель? — спросил входя, президент парламента. — Я слышал, вас чуть не убили!
— Они явно покушались на мою жизнь, — ответил Бруссель со стоической твердостью.
— Бедный друг! Они решили начать с вас. Но каждого из нас ждет та же участь. Они не могут победить нас всех вместе и решили погубить каждого порознь.
— Если только я поправлюсь, — сказал Бруссель, — я, в свою очередь, постараюсь раздавить их тяжестью своего слова.
— Вы поправитесь, — сказал Бланмениль, — и они дорого заплатят за это насилие.
Госпожа Бруссель плакала горючими слезами, Наннета бурно рыдала.
— Что случилось? — воскликнул, поспешно входя в комнату, красивый и рослый молодой человек. — Отец ранен?
— Перед вами жертва тирании, — ответил Бланмениль, как истый спартанец.
— О! — вскричал молодой человек. — Горе тем, кто тронул вас, батюшка!
— Жак, — произнес советник, — пойдите лучше за доктором, друг мой.
— Я слышу крики на улице, — сказала служанка, — наверное, это Фрике привел доктора… Нет, кто-то приехал в карете!
Бланмениль выглянул в окно.
— Это коадъютор! — воскликнул он.
— Господин коадъютор! — повторил Бруссель. — Ах, Боже мой, да пустите же, я пойду к нему навстречу!
И советник, забыв о своей ране, бросился бы встречать г-на де Ретца, если бы Бланмениль не остановил его.
— Ну-с, дорогой Бруссель, — сказал коадъютор, входя, — что же случилось? Говорят о засаде, об убийстве? Здравствуйте, господин Бланмениль. Я заехал за своим доктором и привез его вам.
— Ах, сударь! — воскликнул Бруссель. — Вы оказываете мне слишком высокую честь! Действительно, меня опрокинули и растоптали мушкетеры короля.
— Вернее, мушкетеры кардинала, — возразил коадъютор. — Вернее, мазаринисты. Но они поплатятся за это, будьте покойны. Не правда ли, господин Бланмениль?
Бланмениль хотел ответить, как вдруг отворилась дверь, и лакей в пышной ливрее доложил громким голосом:
— Герцог де Лонгвиль.
— Неужели? — вскричал Бруссель. — Герцог здесь? Какая честь для меня!
— Ах, монсеньер! Я пришел, чтобы оплакивать участь нашего доблестного защитника, — сказал герцог. — Вы ранены, милый советник?
— Что с того! Ваше посещение излечит меня, монсеньер.
— Но все же вы страдаете?
— Очень, — сказал Бруссель.
— Я привез своего врача, — сказал герцог, — разрешите ему войти.
— Как! — воскликнул Бруссель.
Герцог сделал знак лакею, который ввел человека в черной одежде.
— Мне пришла в голову та же мысль, герцог, — сказал коадъютор.
Врачи уставились друг на друга.
— А, это вы, господин коадъютор? Друзья народа встречаются на своей территории…
— Я был встревожен слухами и поспешил сюда. Но я думаю, врачи немедленно должны осмотреть нашего славного советника.
— При вас, господа? — воскликнул смущенный Бруссель.
— Почему же нет, друг мой? Право, мы хотим поскорей узнать, что с вами.
— Ах, Боже мой, — сказала г-жа Бруссель, — там снова шумят!
— Похоже на приветствия, — сказал Бланмениль, подбегая к окну.
— Что там еще? — вскричал Бруссель, побледнев.
— Ливрея принца де Конти, — воскликнул Бланмениль, — сам принц де Конти!
Коадъютор и герцог де Лонгвиль чуть не расхохотались. Врачи хотели снять одеяло с Брусселя. Бруссель остановил их. В эту минуту вошел принц де Конти.
— Ах, господа, — воскликнул он, увидя коадъютора, — вы предупредили меня! Но не сердитесь, дорогой Бруссель. Как только я услышал о вашем несчастье, я подумал, что, быть может, у вас нет врача, и привез вам своего. Но как вы себя чувствуете? Почему говорили об убийстве?
Бруссель хотел ответить, но не нашел слов: он был подавлен оказанной ему честью.
— Ну-с, господин доктор, приступайте, — обратился принц де Конти к сопровождавшему человеку в черном.
— Да у нас настоящий консилиум, господа, — сказал один из врачей.
— Называйте это, как хотите, — сказал принц, — но поскорей скажите нам, в каком состоянии наш дорогой советник.
Три врача подошли к кровати. Бруссель натягивал одеяло изо всех сил, но, несмотря на сопротивление, его раздели и осмотрели.
У него было только два ушиба: на руке и на ляжке.
Врачи переглянулись, не понимая, зачем понадобилось созвать самых сведущих в Париже людей ради такого пустяка.
— Ну как? — спросил коадъютор.
— Ну как? — спросил принц.
— Мы надеемся, что серьезных последствий не будет, — сказал один из врачей. — Сейчас мы удалимся в соседнюю комнату и установим лечение.
— Бруссель! Сообщите о Брусселе! — кричала толпа. — Как здоровье Брусселя?
Коадъютор подошел к окну. При виде его толпа умолкла.
— Друзья мои, успокойтесь! — крикнул он. — Господин Бруссель вне опасности. Но он серьезно ранен и нуждается в покое.
Тотчас же на улице раздался крик: «Да здравствует Бруссель! Да здравствует коадъютор!»
Господин де Лонгвиль почувствовал ревность и тоже подошел к окну.
— Да здравствует Лонгвиль! — закричали в толпе.
— Друзья мои, — сказал герцог, делая приветственный знак рукой, — разойдитесь с миром. Не нужно таким беспорядком радовать наших врагов.
— Хорошо сказано, господин герцог, — сказал Бруссель, — вот настоящая французская речь.
— Да, господа парижане, — произнес принц де Конти, тоже подходя к окну за своей долей приветствий. — Господин Бруссель просит вас разойтись. К тому же ему необходим покой, и шум может повредить ему.
— Да здравствует принц де Конти! — кричала толпа.
Принц поклонился.
Все три посетителя простились с советником, и толпа, которую они распустили именем Брусселя, отправилась их провожать. Они достигли уже набережной, а Бруссель с постели все еще кланялся им вслед.
Старая служанка была поражена всем происшедшим и смотрела на хозяина с обожанием. Советник вырос в ее глазах на целый фут.
— Вот что значит служить своей стране по совести, — удовлетворенно заметил Бруссель.
Врачи после часового совещания предписали класть на ушибленные места примочки из соленой воды.
Весь день к дому подъезжала карета за каретой. Это была настоящая процессия. Вся Фронда расписалась у Брусселя.
— Какой триумф, отец мой! — воскликнул юный сын советника. Он не понимал истинных причин, толкавших этих людей к его отцу, и принимал всерьез всю эту демонстрацию.
— Увы, мой милый Жак, — сказал Бруссель, — боюсь, как бы не пришлось слишком дорого заплатить за этот триумф. Наверняка господин Мазарини составляет сейчас список огорчений, доставленных ему по моей милости, и предъявит мне счет.