Пробыв тут больше около двух часов, мое терпение закончилось. Я ждал так долго… так невероятно долго. Я просто хотел увидеть ее. Поговорить с ней. Тогда я бы узнал.

Я должен был узнать.

У сестринского поста, расположенном недалеко от ее палаты, я оперся предплечьями на стойку и наклонился к одной из старших медсестер по персоналу.

— Эй, Эллен. Мэри-Бэт рядом?

Эллен подняла взгляд от своей бумажной работы. Вздохнув, она слегка покачала головой, но затем улыбнулась.

— Ты очень настойчив, Эдди.

Я улыбнулся, стараясь обнажить свои зубы. У меня были ямочки. Все любили ямочки.

Эллен хихикнула, вставая со своего стула.

— Мэри-Бэт здесь нет. Ее смена начинается не раньше семи. Так что тебе придется уговаривать кого-то еще.

— Вроде тебя? — Я улыбнулся еще шире.

Эллен протянула руку и ущипнула меня за щеки.

— Мне нравится наблюдать за твоими попытками, но мне нужно отнести эти документы вниз. На улице такой прекрасный день. Пойди и насладись им.

Я не ответил, и она ушла доставлять свою документацию, оставляя меня одного у стойки. Одна из медсестер прошла мимо меня дальше по коридору, повернула за угол и исчезла из виду.

Мой взгляд блуждал по комнате, в которой я провел столько времени. Я мог бы проскользнуть внутрь. Никого не было поблизости, чтобы заметить. До того как она очнулась, я никогда не колебался. Я просто шел. Однако сейчас, казалось, мне необходимо было все обдумать. Внезапно я занервничал.

Какой она будет без памяти? Узнает ли меня, если увидит? Что, если это была не она? А что, если все-таки она?

С тяжелым вздохом я отступил, отходя от стойки и упираясь спиной в стену. Немного ссутулившись, засунул руки в джинсы и склонил голову, задумавшись.

При всей той суматохе, царящей сегодня здесь, все казалось затихшим, успокоившимся, будто затаившим дыхание.

Тихий скрип заполнил мои уши, звук настолько слабый, что я не услышал бы его, не будь здесь такой тишины. Дернув подбородок в сторону шума, мой взгляд устремился прямо к фигуре, которая появилась в коридоре словно из воздуха. Шок и предвкушение столкнулись в моей груди, спустились в желудок, заставив его перевернуться.

Это была она.

Парализованный, я не мог пошевелиться. Я оставался на месте, прижавшись к стене, пока мои глаза цеплялись за каждое ее движение. За каждую деталь.

Она не видела меня. Все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы переставлять одну ногу впереди другой, осторожно двигаясь по плитке.

Я не мог оторвать от девушки глаз, чтобы посмотреть, идет ли кто-нибудь к ней на помощь, или, может быть, она здесь потому, что так нужно. Как только эта мысль пронеслась у меня в голове, я понял, что она ослушалась назначения доктора. Никто из персонала не позволил бы девушке, потерявшей память, бродить по холлу в одиночестве.

Бело-голубая больничная накидка — это единственное, что я видел на ней, с тех пор как принес ее той ночью. Она висела на худеньком тельце, как занавески возле открытого окна в ветреный летний день. Грубая ткань развевалась вокруг нее, слегка колыхаясь, когда она передвигалась по коридору.

Ее движения были медленными. Девушка опиралась на стойку капельницы, которая и издавала этот слабый скрип. Одно колесо, вероятно, требовалось подкрутить.

Она была среднего роста, ниже меня, но не настолько, чтобы считать ее коротышкой. Я просто слишком высокий. Ноги девушки были обнажены, и я смог разглядеть ее длинные пальцы. Кожа была бледная, а на носу — россыпь светлых веснушек. Пока я смотрел на нее, она зубами впилась в нижнюю губу, концентрируясь, и что-то во мне слегка растаяло.

Я был таким слабым, когда дело касалось ее. Я даже не знал почему.

Что ж, ну да, я знал. Она была моей слабостью; и глядя на нее сейчас, я осознал, что в гораздо большей степени, чем мне казалось.

Медленно оттолкнувшись от стены, я встал прямо, и мой взгляд ни разу не покинул ее.

Густые волнистые пряди пшеничных волос рассыпались по ее лицу, когда она посмотрела под ноги. Они были неровными, некоторые пряди длинные, а некоторые, странным образом, короткие. Но выглядели они мягкими, независимо от того, какими растрепанными и неравномерными смотрелись.

Когда она приблизилась, усталость, казалось, охватила ее. Ее ноги подкосились, и она практически облокотилась на неустойчивую стойку. Я начал отходить от стены, намереваясь помочь ей, но мои движения испугали ее.

Она так быстро вскинула голову вверх, что это вывело ее из равновесия. Девушка дернулась, пытаясь удержаться в вертикальном положении, но стойка капельницы скользнула вперед. Она оказалась в этой неуклюжей войне по перетягиванию каната между своим телом и стойкой.

Я бросился вперед, когда колеса капельницы начали наклоняться и отрываться от земли.

— Осторожно! — крикнул я, подбегая к ней как раз вовремя, чтобы предотвратить ее падение.

Я не мог не заметить, как несколько моих пальцев коснулись гладкой кожи ее спины. Проклятая больничная накидка практически ничего не прикрывала, если она собралась бродить по коридорам.

Рука девушки обернулась вокруг моего предплечья, вцепившись в него так, будто от этого зависела ее жизнь.

Мы стояли так в течение длительного времени, словно танцевали, и закончили тем, что я опустил ее на пол. Я взглянул вниз. Она посмотрела вверх. Наши взгляды столкнулись.

Было тревожно осознавать, как безгранично сильно меня тянуло к ней.

Я искал в глубине ее карих глаз то, о чем столь долго мечтал. Я даже не был уверен, что искал. Что-нибудь. Что угодно. Искру узнавания от любого из нас.

Ее губы приоткрылись в беззвучном вздохе, и она первая отвела взгляд. Длинные, густые ресницы опустились, прикрывая медово-карие ирисы и разочаровывая меня.

Когда они вновь открылись, сосредоточившись на мне, я почувствовал, будто выиграл награду.

— Я чуть не упала, — сообщила она мне.

Я медленно покачал головой. Она бы не упала.

— Я поймал тебя.

Она попыталась встать ровно, но ее тело двигалось не так быстро, как ей того хотелось. Поэтому я помог девушке, поддерживая ее за талию своими руками и почти поднимая ее обратно на обе ноги. Нехотя отпустил ее, поставив стойку для капельницы возле нее на случай, если она ей снова понадобится.

— Я абсолютно уверен, что пациентам не полагается бродить по коридорам, — сказал я, сопротивляясь желанию протянуть руку и поправить вырез ее накидки.

— Я абсолютно уверена, что у большинства пациентов есть посетители, — возразила она. Я наклонил голову, но потом она осознала, что сказала, и выпрямилась: — Я не брожу. Мне нужно кое-где быть.

Забавляясь, я сложил руки на груди.

— О, и где же?

— Я, эм, ищу кое-кого.

Укол ревности пронзил меня. Кого она могла искать? Ее доктора! Что, если ей было больно, она звала медсестер, которых не оказалось поблизости, и решила сама обратиться за помощью?

Я вскинул руки. Она вздрогнула и отступила. И тут же я почувствовал себя последним засранцем.

— Я не причиню тебе вреда, — поклялся я, надеясь, что она услышит правду в моих словах. — Прости, что напугал тебя.

Она нервно засмеялась.

— Я не испугалась.

Ох, еще как.

— Тебе больно? — спросил я, заставляя себя отвести руки. — Могу я позвать тебе доктора?

Она закатила глаза.

— Ни за что. Все, чего хотят эти доктора — это записывать каждое мое движение на чертовом планшете.

Я усмехнулся. И в ту же секунду почувствовал на себе ее взгляд. Позволяя смеху утихнуть, я поднял глаза.

— Я — Амнезия, — сообщила она.

У меня сдавило грудь.

— Девушка без памяти.

— Ты слышал обо мне? — Она выглядела удивленной.

— Что-то вроде того, — прошептал я.

— Я ищу кое-кого. Может, ты знаешь его? — Ее голова наклонилась в сторону, пряди неровных волос упали на подбородок. Я отметил для себя, как с каждым новым движением, она все больше опирается о стойку. — Мужчина, который вытащил меня из озера.