Иногда гудящим эхом доносились приглушённые обрывки фраз, но я не могла разобрать ничего. Руки и ноги стали мне неподвластны. Точно, я ведь всего лишь пылинка. Кто-то положил тёплую ладонь мне на лоб. Это лёгкое прикосновение подарило невероятное ощущение безопасности, и я снова провалилась в небытие.

Очередная попытка ухватиться за окружающий меня мир подарила расплывчатую мутную картинку – силуэты в светлых одеждах. Попыталась сфокусироваться, понять, что происходит вокруг, но это снова лишило меня сил. Кто-то прикоснулся к моей голове, а я мгновенно заснула.

Сон. Теперь точно знаю, что сплю. Я в своей крохотной уютной берлоге в Ярославле. Одна. Вокруг полная тишина, даже настенные часы и те замерли. Прохожу из спальни в кухню, но и здесь никаких звуков: ни привычного ворчания холодильника, ни весёлых песен водопроводных труб. Где-то глубоко в груди появляется и стремительно прорастает чувство необъяснимого страха. Пячусь к входной двери, впечатление, что стены сжимаются. Нащупав ручку, без промедления выскакиваю на лестничную клетку, бегом спускаюсь по ступенькам и выхожу на улицу. У подъезда ни одной живой души, мёртвая тишина и здесь. Сделала несколько стремительных шагов к знакомой дорожке, через сквер, что ведёт прямиком к университету. Мне не встречаются даже птицы. Я останавливаюсь, оборачиваюсь и вижу, как весь мой дом поглощает чёрная дыра. А прямо передо мной стоит Влад, в его глазах бездонная, беспросветная тьма.

В этот раз просыпаться оказалось легче. Боль стихла. Открыла глаза и, повертев головой из стороны в сторону, наспех огляделась. Я находилась в большой очень светлой комнате, судя по всему, лежала на больничной кушетке. Справа от моей постели имелось огромное, от пола до самого потолка, окно. Стены были выложены крупными панелями из гладкого белого мрамора. У противоположной стены ровной шеренгой выстроились шкафчики с матовыми стеклянными дверцами, как в кабинете у папы. В углу скромно спрятался длинный узкий стол с расставленными на нём колбочками и пробирками. Это место мне абсолютно точно знакомо, но сознание, как после попойки, было спутано. Я не могла вспомнить, как и почему здесь очутилась.

Рассмотрела свои руки и, к удивлению, обнаружила, что джинсы и мой любимый вязаный свитер, в которые я облачилась в дорогу, исчезли. Вместо них на мне был надет светло-серый, напоминающий термобельё, костюм из очень плотной, но весьма эластичной ткани, словно вторая кожа.

Вдруг что-то изменилось, и я какими-то новыми рецепторами, буквально всей поверхностью кожи, ощутила рядом чьё-то присутствие:

– Где…я? – просипела почти жалобно.

Горло не слушалось, и мне удалось произнести лишь какие-то скрипяще-клокочущие звуки.

– Ты в башне целителей, Солис. Теперь ты дома! – ответил мне такой родной голос.

Я старалась разглядеть гостя, но зрение отказывалось фокусироваться на единственной точке, картина то двоилась, то троилась.

– Машина… Ани? – вновь подала голос я.

– Солис, всё позади. Ты скоро наберёшься сил и вспомнишь всё! – голос произнёс это так тихо, что остатки моего разума начали сомневаться в подлинности услышанного.

Медленно, горячей лавиной прорисовывалось сознание. Боль в груди усилилась, внезапно пронзила насквозь. Стало трудно дышать. Я попыталась расправить лёгкие и сделать вдох, но не смогла.

В голове сумасшедшей каруселью замелькали разрозненные обрывки: битва, ранение, вспышки света. Воины в доспехах.

Ранение. Оно лишило меня всего: сил, воспоминаний, напарника. Нельзя об этом думать: от таких мыслей я теряю те крохи сил, что у меня ещё остались. Однако бороться с лавиной невозможно.

За весь мой дозор мы лишь раз сражались все вместе, плечом к плечу. Из-за ранения мне многое пришлось забыть, да и оставшаяся часть воспоминаний стала очень размытой, потускневшей. Это сделали целители, когда отправили остатки моей души в лечебный «цикл». Так всегда поступали для того, чтобы снять боль и помочь воину восстановить силу, в том месте, где была рана. Меня ранили в сердце. Обычно после такого воин становился частью потока и уже на века оставлял дозор. Я стала щитом для своего целителя, чтобы спасти его от тьмы. Больно. Память открывает раны.

– Тенеритас? – неуверенно произнесла, когда взгляд, наконец, сфокусировался на моём госте. – Это ты, Тене?

Девушка с нежно-голубыми, как незабудки, волосами улыбнулась мне так тепло и искренне, что по телу заживляющим бальзамом разлилась странная радость.

– Сол, с возращением! – она подошла ближе, присела на краешек кушетки, поправляя что-то над моей головой.

Я осторожно привстала на постели, теперь уже осознаннее огляделась вокруг, и лавина воспоминаний снесла последние преграды.

Меня зовут Солис. Я воин-искатель. Один из хранителей потока. Я чуть не погибла в битве во время Великой войны, защищая своего целителя Фортис. Меня отправили в лечебный сон – «цикл» на Землю, потому что там воины не чувствуют зов душ и могут восстановить свои силы.

– А Фор? – испуганно спросила я. – Где он? Жив?

– Он пока спит, – ответила Тене снисходительно.

– Амаре? Луче? Лекс? – продолжала допытываться я.

– Солис, – теперь уже слегка нахмурившись, произнесла целитель, – я не должна тебе этого говорить. Первые будут рассержены! Ты же знаешь порядок! Сначала полное пробуждение!

– Тене, я видела Амаре во тьме! – взмолилась я дать мне ещё хотя бы крупицу информации. – Это ведь был только сон, да?

Девушка с волосами цвета незабудки опустила глаза:

– Нас осталось очень мало после Великой войны. Многие были ранены. Вас всех поместили в человеческие оболочки на Землю, чтобы восстановить силы. Тело человека блокирует прямую связь с потоком и другими душами, как защитный футляр. Но и мы при этом не можем с вами связаться. После того как воин восстановит силы и залечит раны, он естественным путём – в результате прекращения жизнедеятельности оболочки – возвращается в Коридор. По окончании первого цикла вернулись только Велокс и Лучеат, которые пострадали не так сильно. Но в дальнейшем начало происходить что-то странное: воины уходили во тьму прямо во время сна на Земле, – Тене судорожно поправила край своей униформы. – Совет принял решение не отправлять воинов в циклы на Землю, это теперь очень опасно. Амаре не вернулась, её больше нет.

К горлу подступил комок, и захотелось выть. Моя названая сестрёнка Ам погибла во тьме. Мы родились в один световой виток и оказались последними воинами, что породил поток перед Великой войной. Моим призванием стал поиск раненых и потерявшихся душ. Путь Амаре был предрешён ещё до её рождения, она воин-страж, частичка души первого воина Лекса, его маяк.

Стоило лишь выстроить цепочку воспоминаний в ровную линию, как меня охватил ужас. Амаре и Лекс – воины-стражи, они охраняют лучи потока и не дают нитям оборваться, когда поток совсем истончается.

– Тене, мне нужно срочно попасть в Совет Первых! – вскочила с постели я.

– Сол, ты ещё очень слаба! И связь с оболочкой не разорвана до конца! Не знаю, как это произошло, но ты в двух мирах одновременно!

Я, шокированная услышанным, безвольным мешком упала обратно на кушетку:

– Как это в двух мирах?

– На Земле что-то держит тебя. Прочно. Я с таким не сталкивалась! Мы думали, что, как только ты полностью придёшь в сознание и воспоминания вернутся, связь сама пропадёт. Но вот ты передо мной уже сидишь и помнишь, а частично всё равно находишься в оболочке!

– Тене, пожалуйста, мне нужно к Первым!

– Ладно, только ненадолго. И я буду рядом! А потом на два световых витка подключу тебя к потоку, и даже не спорь!

Тенеритас помогла мне надеть прямо поверх термобелья тренировочную форму. Та отдалённо напоминала привычную экипировку для фехтования, только брюки длиннее и заправляются в удобные высокие ботинки на тонкой подошве.

Мы медленно, как две раненые черепахи, вышли из комнаты. Я облокотилась на плечо Тене, и целитель стала моей опорой. Перед входом собрались несколько десятков моих братьев и сестёр – самых разных воинов. Я опешила и растерялась, когда увидела их радостные лица. Такие родные. Они в едином порыве приложили левую руку к груди, туда, где у земных людей бьётся сердце, и склонили головы, выражая тем самым своё уважение мне.