— За девятьсот, — серьезно сообщил он.

— Нет, господин Креппе, я на такую цену не пойду. Слишком уж дорого. Только за семьсот и не центом больше.

— Восемьсот пятьдесят, — мгновенно поправил ценник Стефан. И добавил, — это очень щедрое предложение. Вы же понимаете как нынче дорог шелк?

— Понимаю, но это ничего не меняет. У меня есть бюджет в две тысячи долларов, и выйти из него я никак не могу. Тут, либо я покупаю у вас один шар по вашей цене, либо два, но уже с сильным дисконтом. Либо так, либо никак. И заметьте, что предлагая купить у вас шар за семьсот долларов, я выбиваюсь из бюджета на целых полсотни. Поэтому, господин Креппе, если ваш отец не давал вам полномочий спускаться до этой цены, то давайте прекратим наши торги, и не будем портить друг другу нервы. Я все равно выше своей цены не поднимусь.

Он меня выслушал, задумался, а затем встал, пожал мне руку и вышел, пожелав мне на прощание счастливого пути. Что ж, видимо, будем довольствоваться тем, что уже купили. Возможно в Артуре вояки, получив в руки образец летучей техники, сумеют ее скопировать.

В Сан-Франциско мы опять заселились в гостиницу "Глоуб". И первым делом я на стойке поинтересовался телеграммами на мое имя. И получил из рук молодого человека несколько штук. И самая первая из них была от Креппе, в которой было всего несколько слов — "согласен на ваши условия". Я, прочитав их, высказался:

— Вот стервец, мог бы и сразу согласиться.

— Ну, Иваныч, он иначе не мог, — негромко произнес Прохорыч. — Он же должен был поторговаться, как же без этого.

— Ну да, должен…. Только времени много потеряли. Ладно, Данил, ты это…, съездишь потом туда, договоришься с ним о втором шаре. Сможешь?

— Конечно смогу, Василь Иваныч, даже не сомневайтесь.

— Заказывай у него точную копию первого. Пускай ничего не меняет, нас и так все устраивает. И проверишь его так же. Денег я тебе выделю достаточно. Как закажешь, возвращайся сюда, а ему скажи, чтобы высылал готовый шар до Владивостока, до нашей там конторы. Расходы на пересылку, конечно же, мы берем на себя.

Вторая телеграмма была из Артура и там говорилось, что в город приехала моя дражайшая супруга, где с неподдельным удивлением узнала, что меня там, оказывается, нет. Потому и была весьма недовольна и теперь настойчиво интересуется, когда сможет меня увидеть.

— Ладно, отвечу я ей, — с некой ноткой недовольства пробурчал я. — Я понимаею сама приехала, но дочку-то зачем притащила?

Но это я так, ворчал риторически, не требуя ответа от моих спутников.

Ну а третья телеграмма была из Питера.

— Неужели от Мишки? — с надеждой вопросил я. — И вправду от него….

Я ожидал, что он сообщит о пулеметах, но нет, в тексте было лишь восторженное "Император поздравляет". С чем поздравляет, было понятно. Все-таки управляемый полет это та мечта, к которой так упорно стремилось человечество. И Николаю было отрадно, что первый такой отрыв от земли произошел именно в его стране. Это для него и повод для гордости и имидж перед другими державами. Так что вполне возможно, что затребуют моего пилота в скором времени в Питер и не будет мне никакой возможности отказаться.

Я улыбнулся. Показал текст моим спутникам. Те, прочитав его, разом охнули.

— Сам Царь? — не поверил Андрей Прохорыч.

— Я же говорил, что знаком с ним и за руку лично здоровался. Вот, теперь убедился?

— Ну, как бы…, я это…, не то чтобы не верил….

Он выглядел озадаченно. Действительно, еще по пути сюда я ему рассказывал, с какой стороны я вошел во двор, но он почему-то со скепсисом отнесся к моему рассказу. Не то чтобы не поверил — скорее подумал, что я сильно преувеличиваю.

Позже я дал всем ответ. В Артур отправил гневное послание, где отчитал свою супругу за неразумный поступок. Ответа ждать не стал, все равно поеду туда.

В порту Прохорыч купил для меня билет до Дальнего. И в этот раз пароход был современнее того, на котором я сюда прибыл, и скоростнее. Сейчас он стоял под погрузкой, и отправление должно состояться завтра. Встретились с капитаном, расспросили по поводу груза. Можно ли взять с собой помимо тяжелого шара еще и дополнительную поклажу. Тот уточнил объем, вес и за дополнительную плату разрешил. Только поставил условие, чтобы грузы был чистым и не пачкал, потому как его предстояло сложить в пустующие каюты. Это нас вполне устраивало.

Остаток дня мы провели в разъездах. Мотались по складам, скупали ящики с консервами. Брали тушенку, ветчину, птицу и рыбу. В общем — все мясное. Здесь этого добра навалом и гораздо дешевле, чем у нас на Дальнем Востоке. За рыбой, конечно, лучше бы скататься в сторону Аляски и прикупить ее там, так сказать, от производителей, но и здесь мой вояж по складам вышел неплохим. Потратил я на это дело тысяч десять долларов. Вроде бы много, но глядя на гору ящиков, понимал, что это капля в море. Нужно больше и намного. И кстати, здесь же прикупил с десяток мешков зернового кофе. Вкусного, ароматного, сводящего с ума, без примесей и мусора. Такой кофе в Артуре весьма ценился и охотно покупался офицерами и просто людьми с достатком. Да и я пил его в охотку, так что покупка была, что называется, впрок и в крепости она обязательно найдет своего покупателя.

Перед отплытием я передал Данилу по расписке почти все свои деньги и наказал, что и в каком количестве еще необходимо прикупить. Тот был предельно серьезен, запоминал и карябал карандашом в листочке. В его честности я был уверен, он сделает все как полагается. Андрей Прохорыч, впрочем, не был так уверен и шептал мне на ухо, что зря я так безоглядно ему доверяю. Деньги-то какие я ему выделил! Почти тридцать тысяч, а это, если сравнивать с моим временем, больше миллиона баксов! Было о чем задуматься. Но делать было нечего, тут либо ты полагаешься на человека, либо возвращаешься домой не солоно хлебавши. Эх, если бы только Маришка в Артур не приперлась! Но на самом-то деле я Данилу доверял не из-за того, что он был честен, а из-за того, что тот знал — укради он эти деньги и мы не пожалеем средств и времени, но достанем его из под земли и заставим все вернуть. Уж он-то как никто другой знал, как работают хлопцы Истомина, какие головорезы у него ходят по домам долги выбивать.

Само отплытие из Сан-Франциско прошло буднично, без жарких объятий и расставаний. Я, дав последние указания, пожал Данилу и Андрею ладони, кинул пару указаний и отчалил, крикнув напоследок с борта:

— Телеграммы регулярно шлите.

Они что-то крикнули в ответ, но я уже не слышал. Мой корабль, пеня грязную воду западного побережья, уводил меня из Америки.

В Дальний я прибыл спустя три недели. Двадцать один день я страдал в море. Корабль, попав в болтанку, скрипел, стонал, ухал и перевалился по волнам как усталый медведь, вздрагивал телом и дрожал, когда сильная волна била в борт. Боковая качка она самая противная — короткая и резкая. От нее в каюте все летает из угла в угол, а желудок, измученный постоянной тошнотой, выворачивается наизнанку. На целых десять дней наш корабль попал в шторм. Не знаю насколько он был сильный, на сколько баллов — мне казалось, что на все десять. Но капитан, проходя по каютам и интересуясь самочувствием немногочисленных пассажиров, пояснил, что качает не так чтобы сильно. Скорее средненько. И пожелав мне терпения, удалился. А я, наконец-то нутром понял Мишку, когда он жаловался на длительные морские путешествия. Действительно, уж лучше самая жесткая турбулентность на самом старом самолете, чем эта размеренная и добивающая нутро качка.

В Дальнем меня ждали. Еще на подходе с палубы, я увидел своих встречающих. Тут и Петро и Мурзин, и мои братья-пилоты. И Маришка нарядная, а рядом с ней незнакомая женщина с моей дочкой на руках. Все они стояли на пирсе и ждали, когда судно причалит.