Игрушечная железная дорога располагалась на специально заказанном огромном столе. Эльга покупала новые составы, локомотивы, декоративные элементы — будки стрелочников, переезды и семафоры — и наотрез отказывалась продавать дедушкино наследство, хотя не раз получала предложения от коллекционеров.

Но самой главной зацепкой, связующей нитью, был алтарный зал в западном крыле Ключеводского железнодорожного вокзала. В детстве и отрочестве Эльги зал был открыт, и они с дедом, приезжая и уезжая, всегда зажигали и клали в чаши травяные скрутки. Одну Камулу, другую — Хлебодарной. Просили хранить дом от бед, покровительствовать в путешествии. Эльгу зал всегда завораживал. Треск горящих скруток и гомон голосов перемешивались со свистками локомотивов, стуком колес, объявлениями диспетчера. Камул и Хлебодарная взирали на людей и оборотней с высоты, из просторных ниш. Камул протягивал ладонь, словно хотел погладить стоявшего рядом волка, Хлебодарная устало опиралась на можжевеловую метлу, которой выметала нечисть из домов и амбаров. Стены алтарного зала украшали мозаичные панно с традиционными сюжетами: травля оленя отступниками в Сретение, бегство Демона Снопа в зимний солнцеворот, изобилие овощей и фруктов в Праздник Урожая и хлебное дерево Зажинок.

С годами одряхлели и мозаики и статуи. Копоть от алтарных чаш, сотрясение здания от проходящих поездов аукнулись трещинами, выпадавшей смальтой, которую сметали уборщицы, и изменением цветов — некогда белые статуи побурели, а мозаики утратили яркость красок, превратившись в пародию на гризайль.

Зал закрыли на реставрацию в тот год, когда Эльга закончила университет. Тендер выиграл какой-то заезжий подрядчик, представивший проект. На том дело и закончилось — через пять лет, обнаружив, что мозаики и статуи обветшали еще сильнее, мэрия Ключевых Вод подала на подрядчика в суд. Эльга, работавшая в собственной мастерской по реставрации малых скульптурных форм, внимательно следила за судебным процессом, и, когда мэрия вновь начала искать исполнителя работ, объединилась с двумя бывшими сокурсниками и подала заявку.

Восстановление статуй и мозаик стало для нее испытанием, оправданием одиночества и — как частенько казалось — никчемной жизни. Несмотря на приятную внешность, к ней никогда никто не сватался. Кремовые и янтарные лисы заключали браки по договору, не дожидаясь, пока Камул или Хлебодарная пошлют им встречу с истинной парой. Понятие врачебной тайны в Ключевых Водах было весьма относительным, и все возможные женихи знали, что вывих бедра передается по наследству, а после родов у Эльги может быть ухудшение здоровья вплоть до постоянного передвижения в инвалидном кресле. Желающих вешать себе на шею такую обузу не нашлось. Кратковременные романы во время учебы и студенческой практики быстро увядали. Эльга чувствовала, что к ней прилипают охотники за приданым. Ее лисица ворчала, требуя отвадить ухажеров, но этого и не требовалось — покрутившись, принюхавшись и присмотревшись, сами пропадали.

Поэтому, уже второй год, одинокое утро начиналось с боли — Эльга по полной выкладывалась на реставрации мозаик и статуй, проводила дни в мастерских, следила за работами по восстановлению витражного купола в алтарном зале. Игрушечная железная дорога скучала, и, если бы не приходящая прислуга, давно бы заросла пылью. Еда в доме была исключительно заказной — на готовку не хватало сил. Эльга каждый день напоминала себе: пройдет осень, начнется зима, и, в первый месяц настоящих холодов, в День Изгнания Демона Снопа, изматывающая работа закончится. Они откроют обновленный алтарный зал — если, конечно, ничего не случится, и смежники не сорвут сроки.

Эльга со стоном села на кровати, сняла с прикроватного столика каштановую растирку, щедро накапала на ладонь и начала массировать бедро. Неизменный спутник — трость — помогла добраться до кухни и ванной. Кофе и водные процедуры взбодрили. Эльга заплела волосы, придирчиво выбрала шляпку — неважно, что в зале на нее насыплется штукатурка, ни одна уважающая себя кремовая лисица не должна выходить из дома без шляпки! — оделась и отправилась к лифту. Возле машины, припаркованной на стоянке около подъезда, она поймала на себе удивленно-внимательный взгляд прохожего. Машина и вождение выделяли ее так же, как хромота и увлечение игрушечными локомотивами. И лисиц, и волчиц, управлявших автомобилем, в Ключевых Водах можно было по пальцам пересчитать. А медведицы за рулем никто и никогда не видывал. Эльга причастилась к прогрессу по воле деда — тот подарил ей первую машину, отправил в автошколу, а потом гордился, когда она возила его по городу.

Очередной рабочий день промелькнул быстро. Эльга чувствовала себя лучше обычного, поэтому согласилась поужинать в кафе с коллегами. Главной темой разговора была грядущая Первая Зимняя Олимпиада-80. Летосчисление оборотни вели от примирения Камула и Хлебодарной, а этому событию было ровнехонько восемьсот восемьдесят лет. Люди из-за моря, организовавшие примирительные олимпийские игры, собирались участвовать в них наравне с лисами и волками, заранее обрекая себя на проигрыш.

— Это большие деньги, — помахивая зубочисткой, сказал коллега. — Неважно, кто возьмет олимпийское золото, они еще собираются пригласить медведей, барсуков и котов, нашим спортсменам придется побороться. Но! Представление на открытии и закрытии с дорогущими билетами, продажа сувениров с символикой… они отобьют свои вложения втройне. Заметьте, они не допустили к этому ни одного оборотня. Нам — только спорт.

— Праздник лучше ссоры, — пожала плечами Эльга. — Может быть, лесные братья немного притихнут. Я читала в газете, что объявлена какая-то дополнительная олимпийская амнистия. Хочется спокойной жизни. А сувениры приятно купить, останутся на память. Я заказала олимпийский поезд и фигурки пассажиров-спортсменов. Коты и медведи там есть, а барсуков нет. Наверное, не договорились.

Коллеги одарили ее снисходительными взглядами, в которых читалось: «мужа и детей нет, вот ты дурью и маешься». Эльга поправила шляпку и решила, что с дружескими посиделками пора завязывать. Коллеги не вызывали у нее симпатии, а иногда раздражали ограниченностью. Нет смысла тратить время, которое можно провести с куда большей пользой.

«В следующий раз откажусь, позвоню в кондитерскую, закажу торт и проведу вечер, играясь с паровозиками. Отдохну, и никто не испортит настроение».

По базам и лесам они с Ильзе мыкались пять лет. Люди объединились с лисьей и волчьей армией, прочесывали равнины и горы, бомбили участки с подозрительной активностью. Мир готовился к Первой Зимней Олимпиаде-80. Хозяева-люди выбрали талисманом олимпиады медведя, зазывали на соревнования оборотней, предлагая обратить вражду в спортивные состязания ради мира. Огневки, Алые и Светлые Кресты подписали мирный договор в шаге от осени, в день трапезы, которую Камул разделил с Хлебодарной. Договор Сретения объявлял амнистию для Огненной армии. Люди и волки обещали не преследовать тех, кто добровольно сложит оружие. Брант воспрянул духом — для него, Ильзе и Айкена открывался путь в мирную жизнь.

Ильзе, услышав предложение сдаться и переехать в какой-нибудь город, расхохоталась Бранту в лицо.

— Ради сына? Чтобы он ходил в школу? А я тут при чем? Ты думаешь, я начну готовить завтраки и ранец через дорогу носить? Нет уж, милый. Ты еще мне предложи герань в уютной квартирке на подоконник поставить. Вязаные салфеточки под хлебницей и сахарницей, фигурка Хлебодарной на стеллаже… Тьфу, мерзость!

— Леса бомбят, — терпеливо напомнил Брант. — Люди будут уничтожать охвостья рыжих кланов, отвергшие договор. Деревню еще не зацепило, только один снаряд на околице разорвался. Мои родители не хотят переезжать. Они — взрослые оборотни, это их выбор. Айкен рожден не для смерти от осколков. Я хочу, чтобы он жил, учился, дружил со сверстниками.

Худшие опасения Бранта оправдались — трое лисят постарше преследовали сына на улице и в лесу. Синяки и шишки, убежище в амбаре… не такую он хотел для Айкена жизнь.