Я положил артефакт на землю, и под действием заклинаний он тотчас же подрылся под камни — будет лежать там и работать, а в Хаттавертте всегда будут сухие и чистые дороги.

— Обязательно, — кивнул я и поинтересовался: — А вы, я полагаю, здешний учитель?

Незнакомец с достоинством поклонился.

— Гари Матти Яккинен, к вашим услугам. И единственный учитель, и директор.

Я вспомнил пословицу об учителях, которая была в ходу в провинции: если барин без сапог, значит барин педагог. Сапоги Яккинена и правда видывали лучшие виды.

— Уверен, что вы все знаете об истории Хаттавертте, — сказал я. Учитель утвердительно качнул головой, и я спросил: — Можете рассказать об истории дома, в котором поселили нас с женой?

Яккинен понимающе улыбнулся.

— Уже видели призрак старого Вильмо?

Старый Вильмо. Вот, значит, как зовут привидение, которое тянуло руки к Хельге.

— Видели. Он испугал мою жену.

— Неудивительно! — Яккинен указал в сторону школы, словно предлагал прогуляться немного, и я послушно потянулся за ним. — Вильмо убил его собственный сын. Старик был жутким скрягой, и однажды чуть не отравил внучку. Купил, видите ли, испорченное мясо, зато с большой скидкой. Слава Богу, девочка осталась жива, но Петер так ударил его, что Вильмо упал, ударился и больше не поднялся.

— Они жили все вместе? — уточнил я. — Большой семьей?

— В этих краях так и живут. Очень редко кто-то отделяется после женитьбы. Большим кланом проще выживать, особенно зимой. Да вот посмотрите на дома! Везде делают пристройки и новые крылья. Так удобнее.

— А что случилось с Петером и его дочерью? — спросил я. Мне казалось, что я стою на самом краешке чего-то очень важного. Чего-то такого, что изменит всю мою жизнь.

— Они уехали в Куттабортте. Дом переведен в государственное управление, поэтому Енко вас там и разместил, — Яккинен обвел рукой округу, словно приглашал меня полюбоваться на домишки и последние листья на ветвях садов. — Сами видите, как у нас тут все обустроено, полиции, и той нет.

— Живете мирно?

Яккинен кивнул. Я увидел стайку малышей, которые спешили к школе по сухой дороге, крутя головами и удивляясь, как это дождь их не мочит. Учитель помахал им, и они весело замахали в ответ.

— В таких местах не выживешь, если не будешь жить мирно с соседями. Подлецу или скряге никто не даст дров или лекарств зимой, — ответил Яккинен и признался: — Я очень рад, что вы здесь, господин Эленандар. С артефактором нам будет намного проще.

Я вспомнил бумажные бирки на золоте, которое вчера принес Енко, и уточнил:

— Вы с супругой отдали два обручальных кольца, верно?

Дети хором поздоровались, пробежали мимо учителя в открытую дверь школы и дружно скорчили рожицы угрюмому крючконосому горбуну, который сгребал листья в школьном саду — тот выкрикнул им вслед что-то неразборчивое, но явно бранное.

— Совершенно верно. Подумали и решили, что теплый дом зимой нам важнее золота на пальцах.

— Сегодня начну работу с обогревающими артефактами, — сообщил я. — Ваш будет первым.

Яккинен вновь с достоинством поклонился.

— Благодарю, господин Эленандар. Кстати, если придумаете, как прогнать из школы крысу, то это будет просто замечательно. Удивительное животное обнаружило в себе тягу к знаниям и грызет книжные переплеты.

Я пообещал разобраться. Горбун сгреб листья в кучу, оперся на грабли и спросил:

— Господин Яккинен, можно уже звонок давать?

Голос у него оказался звучным и приятным, не в пример отталкивающей внешности.

— Через минутку, Ильмо, я вижу близнецов Рейманен в конце улицы, — ответил учитель и обернулся ко мне. — Кстати! Сейчас ведь идут Хедвиговы вечера, а в это время призраки способны открывать правду. Попробуйте поговорить со старым Вильмо, вдруг он вам пригодится?

Я понял, что именно он имеет в виду, но все-таки уточнил:

— Чем же?

Яккинен понимающе улыбнулся.

— Хотя бы тем, что узнает, кто именно покушался на его величество.

Я даже рассмеялся.

— Тогда полиция была бы не нужна! Все можно было бы узнавать у призраков в Хедвиговы вечера.

Яккинен посмотрел на меня так, что я потерял всякую охоту шутить.

— И все-таки поинтересуйтесь, господин Эленандар, — произнес он. — Уверен, что вам нужна эта правда.

Хельга

После завтрака я внезапно обнаружила, что заняться нечем.

Кейси проворно занялась уборкой и попутно сообщила, что на обед приготовит местный рыбный суп и жаркое. Пришел Исмо, очень важный и серьезный, и с нескрываемым восторгом сообщил:

— Нет, ну это диво какое-то! Кругом дождь идет, а дорога сухая, на ней ни капельки, только радуга светится!

Доев омлет, Анарен отправился в лабораторию, и помощник потянулся за ним — ассистировать в работе и надзирать. Я представила, как Исмо пишет отчеты — высунув язык от усердия и стараясь ничего не упустить — и мне сделалось смешно.

Мои тетради были упакованы в отдельную сумку — сев за стол в нашей комнате, я долго сидела над недописанной главой, смотрела в облетающий сад и думала о том, что совсем недавно покинула родное Подгорье в поисках лучшей жизни, а теперь стала ссыльной вместе с мужем, и все, что у меня осталось, это Анарен, надежды и книга, которую надо дописать.

Конечно, никто в здравом уме не станет издавать то, что вышло из-под пера жены государственного преступника. Но я всегда придумывала и записывала истории не ради славы, гонораров и читателей, которые рвутся получить автограф. Это, разумеется, приятно, зачем себя обманывать — но мои книги жили во мне, и я могла сделать для них только одно — написать, выпустить в мир.

Два часа прошли за работой — я написала полторы главы о том, как принцесса Эрна наконец-то освободила своего возлюбленного из королевской тюрьмы и поднялась с ним на борт пиратского судна, а потом вдруг подумала, что мне, возможно, придется все переписать. Я неплохо разбиралась в драках — гномы всегда дерутся, это нормально. Но вот о любви и чувствах я ничего не знала.

Сегодня ночью Анарен обнял меня во сне — так, словно я была ему нужна. Отложив перо, я энергично провела ладонями по лицу: принцесса Эрна всегда добивалась того, что ей было нужно. Если она влюблялась, то не сидела у окошка, а действовала.

Неужели я слабее и хуже той, которую придумала?

Из лаборатории донесся звонкий хлопок, и Анарен недовольно воскликнул:

— Так, если будешь мешать, то лучше сразу уйди и не появляйся!

Исмо забормотал что-то извиняющееся. Я усмехнулась: парня приставили к ссыльному артефактору затем, чтобы он помогал и доносил, а не портил. Придется ему научиться быть полезным. Ох, ладно — что на моем месте сделала бы Эрна?

Ну она, конечно, не испугалась бы привидения. Во втором томе Эрна и ее пиратская команда спустилась в расщелину в скале, где стояли языческие идолы — их голосами говорили демоны, древняя магия навевала видения, а в ядовитом тумане ползли скорпионы и пауки, но Эрна лишь шла вперед, чтобы добыть сокровища. Вот в сокровищах я понимаю, как и всякая гномка. А любовь…

Любовь это тайна. И я хожу вокруг нее и не знаю, как к ней прикоснуться.

Вообще у гномов все просто. Гном сватается, выбирая невесту по красоте и приданому, а гномка радостно принимает его предложение. Если ты будешь думать о нежных чувствах, а не о том, сколько у тебя денег в сундуках и хлеба в закромах, то не выживешь.

Ох, ладно. Вздохнув, я закрыла тетрадь — дождь кончился, не прогуляться ли?

Кейси готовила суп на кухне. Домовой крутился и вертелся возле ее ног, пытаясь высмотреть, что происходит в кастрюле — девушка опасливо сторонилась его. Я вышла из дома, подняла капюшон, еще раз поблагодарив родителей за то, что они дали нам теплой одежды в дорогу, и решила пойти в сторону почты. Отправлю письмо в Подгорье — добрались, живы, все хорошо. Жаль, что здесь нет такой тьмы-желе, как в Холинбурге.

Дорога и правда была сухой и чистой — от нее веяло едва уловимым теплом и запахом сосновой смолы. Здание почты было у станции — рядом с ним красовалось нечто, вырезанное из дерева: то ли статуя, то ли просто причудливая коряга. Чем дольше я смотрела на деревяшку, тем спокойнее становилось на душе, словно из трещинок на меня взглянул кто-то добрый, заботливо провел ладонью по голове и пообещал: все будет хорошо!