— Лира, открой! Пожалуйста… Я же знаю, что ты дома, — откуда, интересно? — Леди, прошу вас, я готов всю ночь на коленях под дверью простоять!
Вот ещё чего не хватало! Соседи у меня, конечно, интеллигентные и всё такое, но от такого бесплатного цирка точно не откажутся. Да и не хочется, очень не хочется раскрывать перед посторонними некоторые аспекты личной жизни. А этот придурок ещё и говорит громко.
Рывком открыв замок и одновременно распахнув дверь, цапнула недоумка за что пришлось — за рубашку на груди — и дёрнула на себя. Он даже не сопротивлялся, шагнул, захлопывая за собой дверь, и тут же повалился на колени, обнимая меня за ноги, вжимаясь лицом в живот. Да что ж это… Кто ему позволил?! Вцепившись в волосы, дёрнула, запрокидывая голову.
— Ты шшто творишшь?
— Я дурак, леди! Идиот, кретин. Я не хотел, правда не хотел! Это всё дурной язык, но я без злого умысла, поверьте. Прошу вас, накажите меня. Накажите… только не прогоняйте.
Разумеется. Именно для этого весь спектакль — чтоб не прогнала. Или не играет? Сердце бьётся часто, в глазах страх, смотрит пытливо. Проблема в том, что я сейчас не в настроении наказывать. Просто не хочу. Да и боюсь — что злость возьмёт верх, и тупо покалечу парня. Нет, сейчас никак нельзя. Сейчас я не уверенная в себе Домина, а женщина, которой просто муторно на душе.
— Не хочу. Отпусти.
— Ну пожалуйстааа… Лира, я ведь старался. И всего одна ошибка… Не надо…
Господи, кто о чём. С другой стороны, откуда ему знать, что я имела в виду? Встряхнись, дура. Сейчас только истерики отчаяния нижнего не хватало. Сама на грани и парня почти довела. Расслабила всё ещё сжатые пальцы и легонько толкнула его ладонью в лоб.
— Дурак. Уходи, Олег. Сегодня уходи и дай мне успокоиться.
— Нет, я не могу вас оставить, леди.
Де жа вю. Я аж хмыкнула.
— Снова не можешь определиться с ролями и обращениями? Да чёрт с тобой, только не маячь перед глазами.
Сил настаивать на своём просто не было. Задолбало. Я просто хочу погрузиться в свою боль, пережить её и забыть… на ближайший год.
Вывернувшись наконец из цепкой хватки пальцев, вернулась в гостиную, села на диван и бездумно уставилась на картинку, мелькающую в телевизоре. Без звука. И не обращая ни малейшего внимания на нежеланного гостя. Вот только ему на это было плевать. Этот нахал сначала замер в дверях (угу, я так не обращаю на него внимания, что краем глаза непрерывно отслеживаю), посмотрел внимательно, а потом взял и сел рядом. Мало того, он, совершенно не интересуясь моим мнением, обхватил руками за талию и придвинул к себе, устраивая удобнее и прижимая. Но при этом действовал так мягко, осторожно. Даже как-то неожиданно.
Чёрт… Приятно. Но всё равно — нахал первостатейный. Вырваться или нет? Уютно.
— И что ты себе позволяешь?
В макушку тихо хмыкнули.
— Полную и абсолютную наглость. И вы меня потом за это накажете, леди, — вот ещё, за это точно не накажу, ему за другое с лихвой хватит. А за попытки успокоить, за поддержку? По-мужски, молчаливо. Не совсем же я стерва. Но пусть поволнуется. Недолгая тишина и осторожный вопрос: — Расскажешь, что с тобой происходит?
Ох уж этот Олег с его метаниями. Рассказать? Почему нет? Настроение он уловил очень удачно. Ведь если так посмотреть, я никому до сих пор не открывалась. Да и когда бы? Это всего второй раз, но уже после первого поняла, что так и продолжится. Есть мнение, что, когда выговоришься, становится легче. Вдруг поможет? Я прикусила губу, чтобы удержать вновь подступающие слёзы.
— Всего лишь пмс…
— Ну Лииира…
— Заткнись и не перебивай!
— Всё, молчу и весь — внимание.
Чёрт, я правда собираюсь делиться наболевшим с этим мужланом?! Увы, он выбрал слишком удачное время.
— Завтра годовщина смерти моих родителей, — сильные руки прижали меня крепче, словно защищая. — Прям как в той клятве — в горе и радости, и умерли в один день. А послезавтра маме исполнилось бы пятьдесят пять. Они даже до пенсии не дожили, оба…
Гадские слёзы таки побежали по щекам, и я замолчала, изо всех сил стараясь не хлюпать носом. Да сколько ж можно! Но сто раз помянутый наслоившийся пмс не давал быстро взять себя в руки. И Олег, этот невозможный грубиян, начал меня укачивать. Как ребёнка. А потом ещё и аккуратно отёр щёки от слёз. Спасибо, колючка моя. В самом деле, стало немного легче. Просто от неожиданной заботы. Но от наказания тебя это не спасёт, даже не надейся!
— А… как…
— Авиакатастрофа. И хуже всего, что я не могу перестать себя винить в их смерти.
— Ты? Каким образом-то? Это ж самолёт.
— Пфф, а то я не понимаю. Просто это я настояла, чтоб они в Египет в отпуск отправились, и брата уговорила путёвку им подарить. А они погибли.
Неожиданно Олег словно закаменел.
— Египет? А не два года назад?
— Да…
— Рейс ТК-413…
Я от удивления аж развернулась в немного ослабших руках и вгляделась в помрачневшее лицо, ловя в янтарных глазах… отголоски своей боли.
— Кто?
— Мой отец и мать Вадика.
Ничего себе, какая Земля, оказывается, квадратная. Пользуясь моей ошарашенностью, Олег снова сграбастал в объятья и устроил, как удобно ему. Впрочем, мне тоже было вполне комфортно. Вот только это своеволие… Верхняя в душе отходила от истерики и отвоёвывала назад свои позиции, но… Разговор у нас выходил слишком личный, задушевный. В кои-то веки без второго и третьего смысла. Доверительный. И я решила ещё немного побыть просто женщиной.
Теперь Олег вываливал на меня собственную историю — скупо, совершенно по-мужски немногословно, но я впервые за прошедшее с катастрофы время стала задумываться, что нужно отпустить свою боль. Прав колючка: самолёты — дело непредсказуемое, а винить себя в таких случаях глупо. Если суждено умереть, хоть как перестрахуйся — не поможет. И вот теперь действительно на душе стало легче, ведь по большей части это мерзкое состояние и было следствием чувства вины. Главное — родители не мучились. Вот автоаварии в этом плане куда страшнее, после них часто остаются калеками.
Сколько мы так просидели, не знаю — не следила за временем. Но достаточно долго, чтобы отправлять Олега восвояси оказалось поздно. Да и как-то… некрасиво. Нижний отвлекал и развлекал меня разговорами — за этот вечер я узнала о нём столько, сколько не получилось за прошедшие недели знакомства. В том числе, что мальчики, оказывается, вовсе и не братья. Ну и поняла, кто был тем человеком, что исковеркал парню понимание роли нижнего. Нателла. Не то чтобы хорошая подруга, но достаточно близкая знакомая по Теме. Странно, ведь репутация у неё вполне приличная. Впрочем, мы и знакомы-то с нею года полтора, мало ли что раньше было. И нет, Олег на неё не жаловался, просто рассказывал, как происходило его знакомство с миром БДСМ. Мне хватило.
Потом мы пили чай. Я уже практически полностью пришла в себя и кидала задумчивые взгляды на присмиревшего нижнего — пусть опыт взаимодействия у нас всего ничего, но в какие-то моменты он очень хорошо меня чувствовал. Опять же, это многое говорит о потенциале. А передо мной стоял мучительный выбор — наказать наглеца и за оскорбление и за все остальные выходки сейчас, или перенести на выходные.
Против первого варианта выступала элементарная благодарность — слишком он мне сегодня помог. Словами, поддержкой, простым присутствием рядом. Но и откладывать на несколько дней нельзя — видела по нему, что переживает, чувствует вину. А борьба с чувством вины у сабов одна — наказание.
В итоге решила остановиться на промежуточном варианте и отправила парня спать, предварительно выяснив, во сколько завтра надо вставать. Рановато для меня, особенно учитывая уже взятый выходной, ну да ладно, потом досплю, как Олег на работу укатит.
Несмотря на начавшееся в несусветную рань утро, настроение было просто замечательным. Нижнего наказала, с удовольствием слушая сначала сдавленные вскрики, потом стоны и всхлипы, и, наконец, любуясь покрасневшей моськой с непередаваемым букетом эмоций в глазах. Смущение, боль, опасение, растерянность, возбуждение. Зато тревоги не наблюдалось. И благодарил меня за наказание нижний вроде бы вполне искренне.