Едва я произнес эти слова, как мы услышали стук тяжелой двери, а несколько минут спустя мы смогли разглядеть две человеческие фигуры, направлявшиеся прямо к нам. Одна фигура была высокая и худая, а другая – приземистая и плотная. Эти двое так увлеченно обсуждали что-то, что не замечали нас, даже подойдя вплотную к главным воротам.

– Добрый вечер, мистер Мак-Нейл, – проговорил я, выступив вперед и обращаясь к агенту по недвижимости из Уигтауна, с которым я был немного знаком.

Когда я заговорил, тот человек, который был пониже ростом, повернулся ко мне лицом, и я смог убедиться в своем предположении, – это действительно был мистер Мак-Нейл. А его высокий спутник неожиданно отпрянул, выказывая признаки сильнейшего волнения.

– Что это такое, Мак-Нейл? – услышал я его сдавленный, прерывистый шепот. – Так-то вы держите свое обещание? Что всё это значит?

– Не тревожьтесь, генерал! Не тревожьтесь! – успокаивающим тоном произнес маленький толстяк-агент, как если бы он обращался к перепуганному ребенку. – Это юный мистер Фотергилл Уэст из Брэнксома, хотя я и сам не понимаю, каким ветром его занесло сюда в этот поздний час. Однако же, поскольку вам предстоит вскоре стать соседями, мне остается только воспользоваться случаем и представить вас друг другу. Мистер Уэст, позвольте представить вам генерала Хэзерстоуна. Генерал собирается снять Клумбер-холл в аренду.

Я протянул руку высокому мужчине, и тот пожал ее несколько неохотно, словно сомневаясь, стоит ли это делать.

– Я пришел сюда, – пустился я в объяснения, – потому что увидел свет в окнах башни, и решил удостовериться, всё ли в порядке. И я рад, что так поступил, поскольку мне выпала удачная возможность свести знакомство с генералом Хэзерстоуном.

Пока я говорил, я непрестанно ощущал на себе пристальный взгляд нового жильца Клумбер-холла, который, казалось, пытался во тьме хорошенько разглядеть меня. Когда же я закончил говорить, он протянул свою длинную дрожащую руку к одному из фонарей двуколки и повернул его таким образом, чтобы луч света падал на мое лицо.

– Господи помилуй, Мак-Нейл! – вскричал он, приходя в еще большее возбуждение, чем до этого, отчего голос его заметно задрожал. – Этот парень темный, как шоколад. Он не англичанин. Вы же не англичанин… верно, сэр?

– Я шотландец, урожденный и чистокровный, – отвечал я с легким смешком, который только один и был способен развеять явный ужас моего нового знакомого.

– Шотландец, а? – проговорил он со вздохом облегчения. – Нынче это всё едино. Вы должны извинить меня, мистер… мистер Уэст. Я слишком нервный, нервы мои ни к черту не годятся. Пойдемте, Мак-Нейл. Мы должны вернуться в Уигтаун не позднее, чем через час. Доброй ночи, джентльмены, доброй ночи!

Двое мужчин заняли свои места в двуколке; агент щелкнул хлыстом, и высокий двухколесный экипаж покатил прочь во мрак ночи, отбрасывая два ярких снопа света по обе стороны дороги. Эти два снопа света по мере удаления экипажа постепенно тускнели, стук колес становился всё глуше…

– Что вы думаете о нашем новом соседе, Джемисон? – после продолжительного молчания поинтересовался я.

– И правда, мистер Уэст, он кажется, как он и сам сказал, чересчур нервным. Может быть, у него с совестью нелады.

– Или нелады с печенью, что более вероятно, – сказал я. – Он выглядит так, словно изнурял себя голодом. Однако что-то подуло холодом, Сет, старина. Нам обоим пора отправляться по домам.

Пожелав своему спутнику доброй ночи, я зашагал через вересковую пустошь, торопясь к яркому, веселому огоньку, лучащемуся из окон гостиной в Брэнксоме.

Весть о том, что Клумбер-холл вновь станет обитаемым, как легко можно себе представить, изрядно взбудоражила наше маленькое общество, и мы все гадали, какие они, эти новые жильцы, и строили различные гипотезы, почему они предпочли выбрать в качестве местожительства именно эту часть страны.

В скором времени стало очевидным, что какие бы мотивы ни двигали этими людьми, они определенно решили обосноваться здесь надолго, поскольку из Уигтауна нагрянули бригады водопроводчиков и плотников, которые принялись чинить оборудование и латать прохудившуюся крышу, работая с раннего утра и до позднего вечера.

Оставалось только удивляться, насколько быстро исчезали все следы разрушительной работы, проделанной ветром и дождем; и вот уже высокий, квадратный в плане дом выглядит точно щеголь, одетый с иголочки, и создается впечатление, будто это здание возвели буквально на днях. Всё свидетельствовало о том, что генерал Хэзерстоун отнюдь не стеснен в средствах, и что он не видит причин для экономии, намереваясь поселиться среди нас.

– Быть может, у него тяга к ученым занятиям, – предположил отец, когда мы обсуждали этот вопрос, сидя за столом во время завтрака. – Возможно, он избрал для жилья это уединенное место, чтобы закончить свой magnum opus6, над которым он сейчас корпит. В таком случае я был бы рад предложить ему воспользоваться моей библиотекой.

Мы с Эстер расхохотались, позабавленные той высокопарной манерой, в которой отец рассуждал о двух картофельных мешках, набитых книгами.

– Возможно, всё обстоит именно так, как вы говорите, – сказал я, – но во время нашего короткого разговора генерал не показался мне человеком, имеющим пристрастие к литературным занятиям. Если вас интересует мое мнение, я бы скорее предположил, что он собирается поселиться здесь по предписанию врача, в надежде, что полный покой и свежий воздух помогут ему восстановить расшатанную нервную систему. Видели бы вы, как свирепо он уставился на меня, и как странно подергивались его пальцы, вы бы тоже подумали, что его нервная система нуждается в лечении.

– Интересно, женат ли он, есть ли у него семья, – сказала сестра. – Бедняжки, как одиноко им здесь будет! Ведь, кроме нас, здесь на семь миль в округе, если не больше, нет ни одной семьи, с которой можно было бы свести знакомство.

– Генерал Хэзерстоун весьма отличился на военном поприще, – заметил отец.

– Но каким образом вам удалось узнать о нем, папа?

– Ах, дорогие мои, – сказал отец, улыбаясь нам поверх кофейной чашки, – вы только что потешались над моей библиотекой, но, как видите, временами она может сослужить добрую службу, – с этими словами он взял с полки томик в красном переплете и быстро перелистал страницы. – Это списки офицеров Индийской армии трехгодичной давности, – пояснил он, – и здесь есть информация о заинтересовавшем нас джентльмене. «Дж. Б. Хэзерстоун, кавалер ордена Бани», вот так-то, мои дорогие, «награжден Крестом Виктории7»… подумать только, Крестом Виктории! «Полковник Индийской инфантерии 41-ого Бенгальского пехотного полка, ныне вышедший в отставку в чине генерал-майора». А в другой колонке перечислены все его заслуги: захват Газни и оборона Джелалабада, Собраон в 1848 году, подавление восстания сипаев в 1857 году и участие при захвате провинции Ауд8. Пять раз отмечен в официальных донесениях. По-моему, дорогие мои, у нас есть все основания для того, чтобы гордиться нашим новым соседом.

– Полагаю, там не упоминается, женат он или нет? – осведомилась Эстер.

– Не упоминается, – ответил отец, покачивая седой головой, и добавил с характерным для него чувством юмора:

– Почему-то такие вещи не включают в перечень, озаглавленный «героические поступки», хотя вполне могли бы… да, мои дорогие, вполне могли бы.

Все наши сомнения на этот счет в скором времени разрешились. Так случилось, что как раз в тот день, когда ремонтные работы и обустройство Клумбер-холла были завершены, мне понадобилось отправиться верхом в Уигтаун, и по пути мне встретилась карета, в которой генерал Хэзерстоун и его семья ехали по направлению к своему новому дому. Рядом с генералом сидела пожилая дама вида болезненного и утомленного, а напротив него располагались молодой человек моих примерно лет и девушка, выглядевшая года на два моложе.