– Когда-нибудь вспомним сегодняшний день как лучшее время нашей жизни, – это Бомбей.

Бомбей иногда что-то такое говорит, что потом оказывается правдой. Он парень неглупый. Просто мы стебёмся, а у него единственного из нас красный диплом. Вообще, он из Харькова с улицы Отакара Яроша. Ну а чем улица Отакара Яроша хуже Стремянной?

Утром приехали какие-то люди. Мы погрузили в их «форд» коробки. Деньги пообещали в понедельник. В понедельник они не позвонили. Сека пытался вычислить гондонов, но бесполезно. Нормальное кидалово. За семь сотен баксов и убить могли.

Пришлось нам с Бомбеем и Секой идти к Олегу. Он как раз только вплотную занялся ремонтами. Заказы прут, еле успевай бригады формировать. Пихнул к нам четвёртым Рената, студента-третьекурсника, который у него курсовую писал. Олег-жучара с факультета не уволился, продолжал тогда лекции по кристаллохимии читать. Ну и правильно. Доцент же. Договорились по выходным вкалывать.

Не повезло уже с первым объектом. Нужно было в субботу стену снести в квартире на Гаврской. Там хозяином браток натуральный. Мы стену почти разобрали, тут этот приезжает, от него несёт модным «Живанши», словно он им голову мыл. Бомбей-то сам большой, а этот просто человек-гора, видать, из штангистов. Говорит, мол, пошли-ка быстро вниз, кирпичи надо разгрузить. Мы с третьего этажа спустились, а там четыре палеты на «зилке». Бомбей ему, мол, нас на погрузочные не нанимали, мы по демонтажу. А тот ему без разговоров сразу в грудак. И пестик из подплечной кобуры вынул.

Так под пестиком, без отдыха, три палеты кирпича на третий этаж и затащили. Не знаю, как не умерли.

Уже стемнело. Фонари на улице не горят. Только где-то на Манчестерской. У меня уже ходка двадцатая была, но тут этот бритый:

– Чурка ваш где? Почему не носит? Скажи, если не спустится, я ему колено прострелю.

И ведь прострелил бы. И ничего бы ему за то не было. А студенту не отдышаться, он уже едва сознание не потерял. В нём массы всего килограмм шестьдесят пять, это если с одеждой и слоем кирпичной пыли. И холодно! На улице минус четырнадцать, что для Питера уже до фига, сопли в носу замерзают. В квартире рамы старые вместе со стёклами до нас предыдущая бригада вынесла, новые Олег ещё не вставил, монтажники нарасхват. Мы студента на стульчике на площадке второго этажа оставили в себя приходить.

Пару раз туда-сюда ещё сходили, бык психанул.

– Ушлёпок где, спрашиваю? Время – деньги. Сейчас всех на счётчик поставлю.

Мы сопим и таскаем. Ещё раз спустился, мне Сека кирпичей нагрузил. В кузове от четвёртой палеты штук двадцать осталось, не больше. Только я к дверям, тут меня этот толкает, кирпичи падают, бык пестик из кобуры рвёт и бегом наверх. Я наклонился кирпичи поднять, слышу – рухнуло что-то. Ну, думаю, кранты, грохнул студента. Бросился в парадняк, а там этот лежит. Сверху Бомбей через перила свешивается:

– Чё там с ним?

Ну, а я не стал разбираться. У меня кирпич в руках, я на колени опустился и со всей дури углом быку в висок. Сзади Сека вбежал.

– Вы охерели вконец!

Перчатку под мышку, вену на шее нащупывает.

– Всё, – говорит, – жмур.

Бомбей три пролёта к нам спустился, рядом на корточки присел.

Я ему:

– Ты?

– Нет, сам он прыгнул. Да этот отморозок чуть студента не мочканул. Вообще, без башни чел. Я его просто толкнул.

Знаю я это «просто толкнул»: первый взрослый по боксу и мастер спорта по вольной борьбе.

Сека по карманам у быка похлопал, ключи от «Чероки» вынул, телефон. Барсетка рядом валялась, поднял.

Бомбей ключи взял, пестик из пальцев быка выковырял и в карман своего ватника сунул.

– Собирайтесь! Поехали! Машину подгоню, этого погрузим. Скажи студенту, чтобы проволоку из квартиры захватил и закрыл там всё. Сека, с водилой «зилка» расплатись.

Сека в барсетке поковырялся, двадцать баксов выудил, пошёл на двор разбираться с водилой. Слышу, завёлся «зилок», передачи хрустнули, перданул, поехал.

Помню, как грузили быка в багажник. Он тяжёлый, килограмм сто двадцать. И «Живанши» этим от него несло. И пока ехали по Энгельса, воняло, и когда на переезде возле Удельной стояли, шмонило, хоть окна открывай. Я всё боялся, что гайцы остановят. Потом, когда они на выезде демонстративно отвернулись, понял, бздят менты такие тачки останавливать. На хер надо им это счастье: Бомбей бритый за рулём, в машине нас ещё трое. Мало ли на какую стрелку братки едут, явно у каждого ствол, а то и вообще автоматы. А у гайцов дома семьи, им жить охота.

До Лисьего носа ехали, молчали. В Лисьем возле магазинов свернули к заливу, а там уже на берег, где колеи от машин рыбаков, и дальше по льду. Зимник в сторону морского канала накатан. Эти маньяки лунки чуть ли не по самому краю сверлят. Чем ближе течение и большая вода, тем рыба крупнее. Наконец в свете фар торосы под снегом. За ними пар от воды. Вышли. Минут сорок ходили, искали, где можно сквозь торосы пробраться. Не нашли, но наткнулись на здоровенную полынью. Оставили возле полыньи студента, сами вернулись к джипарю, подъехали к полынье метров на семьдесят. Бомбей проволокой руль зафиксировал, примостил насос, чтобы на педаль давил. Мы с Секой вышли. Бомбей завёл, тронулся, на вторую передачу переводить не стал, воткнул насос в педаль, погнал. Мы следом бегом. Перед самой полыньёй открыл дверь и выпрыгнул. Джипарь на скорости так метров через двадцать под лёд и ухнул. Подбежали. Руки в колени, не отдышаться. Постояли ещё минут десять, покурили, посмотрели, как фары из-подо льда светят. Темень, ветер стих, слышно, как электричка от Горской отправляется, двери шипят.

До берега шли вечность. Оказалось, хрен знает, на сколько километров отъехали.

В магазине кооперативном водки взяли, печенье и сухофруктов, пошли на электричку. А когда в вагон вошли, поняли, что от нас тем «Живанши» шмонит. С виду работяги, все в штукатурке, а воняем, как жигало. Хотя, кого фачит? Может, мы пили тот парфюм. Нашли у хозяев, где халтурили, да и выпили. А сейчас вот водкой это дело полируем. У меня бич был в поле на Полярном Урале, я начальником отряда в то лето работал, так тот всё поверить не мог, что у нас в балке на полочке флакон тройного весь сезон невыпитый стоит. Подарили ему потом на день рождения.

Пили водку прямо из горла. Людей в вагоне всего ничего. В это время народ с работы из города едет, а не в город. Вдруг контролеры. Трое. Три мужика. Один сразу в дальний конец вагона, один у ближайшего тамбура, третий пошёл билеты проверять. А мы не взяли. Как-то забыли. Когда из лабаза вышли, как раз электричка подходила, ну, мы к ней бегом.

– Ваши билеты, молодые люди?

– Простите, – говорю, – билетов нет. Можем оплатить.

– Билеты по тройному тарифу плюс штраф. Иначе ссадим вон на следующей. На одеколон модный деньги есть, а на билетах экономим?

Следующая Лахта. От неё вообще хер куда доберёшься. Ну а правильно, с кого трясти, как не с лохов да работяг. У нас же прикид как у работяг, а рожи лохов из интеллигенции. Тут Бомбей красиво выступил. Всегда это вспоминаю.

– У тебя, что, – говорит, – ненормированный рабочий день?

Тот молчит.

– А у меня нормированный. Вали отсюда и дружков своих забери.

И натурально достаёт из кармана пестик давешнего жмура. И электричка как раз тормозит – Лахта. Так Бомбей всю троицу и ссадил. Они на платформе остались, а мы поехали. И как-то сразу легче стало, словно справедливость какая-то совершилась.

Приехали на Стремянную все вместе. Сека барсетку на кровать вывернул. Там деньги, документы. Денег полторы тыщи баксов и рубли ещё. Поделили на четверых. Документы сожгли в камине. Пестик Бомбей себе оставил. Сека взял «Ролекс», я телефон TeleTak250. Студенту отдали барсетку. Сходили к Невcким баням в ларьки, взяли «Абсолюта», красной икры и рогалики. Помянули. Не помню, как звали уже. Давно было. Да и не важно.

Ну, хорошо… Вру. Помню. Дмитрий. Свечку ему ставлю.