Промаялся до шести вечера. Наконец оделся и вышел на улицу. Вначале пошатался по району, дошёл до Горьковской. Люди не то что шарахались, глядя на меня, но… Ну да, шарахались. Рассмотрел своё отражение в дверях цветочной лавки – бомж: бланши под обоими глазами, нос сливой. Ушёл от света в полумрак Александровского сада, потом мимо Сытного рынка переулочками на Ленина. И как-то, сам не заметив, дошёл до Марьи. Позвонил. Мне открыли.

Сека придумал, как всем нам заработать. Решил, что озолотимся, если станем собирать э-ве-эмки типа «спектрумов» и продавать «на толпе». Договорился на заводе при институте насчёт стальных корпусов, съездил на ЛОМО, где заказал джойстики и клавиши, начинку всякую знакомые аппаратурщики обещали подгонять, как и процы зилоговские россыпью и всю остальную байду. Сека во Дворце пионеров в радиокружке занимался, потому он платы разводил и паял, жена Секи клавиши из заготовок выламывала, я всё это дело в корпуса вставлял и тестировал. Даже Бомбей джойстики из половинок собирал.

Вечером в пятницу приходил Константин Хусеинович, доцент с геофизики, Марьин папаша. Они с Мзевинар лет десять уже как были в разводе. Но бывшая жена его хорошо натренировала. Спокойный такой. Мы его за глаза прозвали «Старик Хусимыч». Прикольный дядька. Марья ростом в него пошла, не в мать. Хусимыч укладывал стопкой два десятка компьютеров в коричневый чемодан с наклейкой, на которой шариковой рукой было выведено «Мария Романова, 3 отр.», набирал в заплечный «Ермак» джойстики и уезжал к себе в Автово. Он там после развода обитал в коммуналке на улице Зенитчиков. Это, в принципе, совсем рядом с квартирой моих родителей. Утром оказывался на «Юноне» одним из первых, устанавливал складной столик, водружал на него телевизор «Витязь» на аккумуляторах и начинал торговлю. Вид у Хусимыча был серьёзный – очки, борода; потому покупатель шёл. В воскресенье приезжали мы с Бомбеем и вставали в другом ряду. Бизнес процветал, пока Сека не начал жадничать и вещать, что это его фирма. Конечно, жена подговорила, Сека до такой глупости сам не допёр бы. Ну, Бомбей как-то в субботу и психанул, обозвал Секу марамоем. Сека в ответ Бомбея – толстожопым гондоном. Бомбей отоварил Секу крюком слева в ухо. Сека – коленом Бомбею по шарам. Хрен знает, чем бы закончилось, но позвонили в дверь. Пришёл Хусимыч. На толпе какие-то новые молодые рэкетиры отобрали у него и разбили вдребезги пять компов, разбили телевизор, а самого тоже изрядно поколотили, когда он отказался платить. Кстати, так и не заплатил. Принёс деньги за проданное в потайном кармане.

Сека повёл себя благородно, сказал, что за разбитые «спектрумы» денег не удержит, ещё и добавил от себя сорок баксов «на лечение». Бомбей Секе за это руку пожал. Сека извинился за толстожопого гондона. Хусимыч вытащил из чемодана литровую лимонного «Зверя», которую купил в ларьке на Владимирской. Короче, помирились и решили, что назавтра Хусимыча на толпу не пустим, сами поедем. Бомбей раздухарился и вдруг очень скоро накидался. Смотрим, они уже с Хусимычем на брудершафт пьют. Выпили, облобызали друг друга, как Брежнев с Хонеккером, и Бомбей на одно колено опустился просить у Хусимыча руки Марьи. Мол, любит, аж не может жить без неё. Хусимыч от водки потёк мозгами и как-то быстро дал согласие. Опять выпили, Хусимыч приказал Бомбею теперь называть его папа, а Бомбей попросил его звать Андреем. Мы и забыли, как Бомбея зовут: Бомбей и Бомбей ещё с первого курса. А он Андрей. Как-то не вязалось. Да и хрен с ними. Сека на ход ноги стошку опрокинул и домой отправился, я тоже спать свалил в комнату с купидонами. А эти за водкой ходили вдвоём, бухали часов до трёх. Мне в уборную ночью приспичило, они ещё в обнимку сидели, пели про солнышко лесное.

Утром Сека дверь открыл, Хусимыч на кухне, голова на столе, храпит. Бомбей у себя в кровати, но в ботинках. Толкнули пару раз для проформы, решили не будить, бесполезно. Собрали в рюкзаки «спектрумы», джойстики, поехали. Вылезли ещё в половину восьмого на Автово, ломанулись вместе с толпой на трамвай. А это конец ноября. Темень. Холодрыга. На остановке давка, трамвай берут с боем. Все с сумками, рюкзаками, столиками раскладными, что туристы какие-то. Все спешат к открытию лучшие места занять.

Нам повезло. Встали на точку, где Хусимыч обычно торгует. Это между рядами, недалеко от входа. Расположились. Подошёл мужик от администрации, который билеты на торговлю продаёт. Мы ему, мол, тут мальчик-подмастерье наш давеча стоял, так побили. Что за дела? А мужик глаза отводит. То да сё. Ну да, новая крыша, пятьдесят баксов с точки за день, если техника какая. Если кассеты, то двадцать берут, со всяких контейнерщиков с чайниками сотню.

Сека аж ростом выше стал. Так-то он метр шестьдесят. А тут на носках приподнялся.

– Сколько? Да это грабёж! А что менты?

Оказалось, менты в доле. Вчера типа вызывали, так подъехали, походили между рядами и скипнули, даже протоколы не стали оформлять.

Это, конечно, по беспределу. Прошлая крыша с администрации налог брала. Нам под эту марку ценник на билеты в три раза увеличили. Так-то всё равно пять баксов. Ощутимо, но не смертельно. А получается, что те пять, да эти писят, вот с хера ли? Это два «спектрума», а у нас и так на них навара по семь баксов с одного. Итого получается, что четыре в минус. На хрен такой бизнес. Для справки: у меня месячная зарплата инженера второй категории в институте восемьдесят бакинских была.

Короче, поторговали до часу дня, продали шесть штук, да и от греха подальше засобирались. И только оставшиеся шесть в рюкзаки распихали, по рядам шухер: «Идут!» Сека говорит: «Давай столик оставим, не жалко, а сами прикинемся покупателями».

Столик бросили, ну и пошли вдоль ряда, делаем вид, что кассеты с играми и программами смотрим. Тут эти. Четверо в коже и спортивках.

– Чтоб они яйца себе отморозили! – это Сека мне в спину буркнул.

Сека заводной, хуже Бомбея. Я из них самый спокойный. Или просто бзжу. Зубы ещё все свои были. Берёг.

Торгаши им баксы протягивают. Те лыбятся.

Рядом с нами оказались, Сека деньги какие-то из кармана выудил и суёт мужику за прилавком.

– Нам «Энциклопедию», «Графические программы» и «Текстовый редактор». А есть какие-нибудь для программирования?

Тот, понятное дело, на нас не смотрит, баксы рекетирам готовит.

Вдруг меня кто-то за рюкзак дёрнул. Я обернулся. Ещё один, в коротком «Пилоте» и красном «Адидасе».

– Чё внутри?

– Спектрумы, – говорю.

– Покажи.

Я рюкзк снял, раскрыл. Тот заглянул.

Писят с тебя.

Тут Сека вклинился:

– Товарищи разбойники, мы для класса программирования их только что купили. Нам завуч деньги под честное слово выделила. Не хватило, ещё своих доложили. Завтра уже первый урок у пятиклашек. В натуре, не при делах.

Этот в красных штанах посмотрел нехорошо и кулаком не Секе, а мне под дых. Я задохнулся.

– Не борзейте, лохи! Ещё раз с товаром увижу… Понял?

– Понял, – сиплю, – чего же тут непонятного. Да нам больше денег и не дадут, у школы спонсора убили.

Кто спонсор?

– Из тамбовцев кто-то.

Что меня дёрнуло про тамбовцев… Но прокатило. Этот в красных штанах как-то иначе на меня посмотрел.

– Школа какая?

– Здесь, – говорю, – в Автово, математическая.

А я в девятом и десятом, правда, в матшколе районной учился.

Этот в штанах назвал номер.

– Ага, – говорю, – на Автовской.

Смотрю, совсем другой взгляд стал.

– Ладно, учителя! Звездуйте отсюда. Лупачёву энвепешнику вашему от Трояна привет передавайте. Хороший мужик, человека из меня сделал. Не то что Валерия, историчка-истеричка. Классной у меня была. Та ещё сука. Из-за неё в ЛИАП[4] не поступил. Характеристику накатала, никто брать не хотел, только в Лесгафта[5] и приняли.

На обратном пути Сека молчал, а уже когда в метро вошли, сказал, что бизнес надо сворачивать.