- У меня неплохая слаженная команда, Алла Борисовна. Если у вас есть друзья, которых мы можем взять в наш союз, скажите. Я всегда открыт для таких предложений.

- Представляю весь этот группешник. Видеокамеры, аксессуары, наручники...

- Знаете, власть и наручники всегда ходят рука об руку. И если вы хотите истинной власти, вы должны быть готовы, что рано или поздно на ваших запястьях могут защелкнуться наручники.

- Что ж, звучит по крайней справедливо. Вы откровенный человек.

- Спасибо. Ну так вы согласны?

- Знаете, я тоже буду с вами откровенной. Раз уж пошли такие звонки, я лучше их все выслушаю, а потом уж решу. Подожду, кто еще позвонит.

- Что ж, - не скрыл огорчения Коржаков. - Выбирать - ваше право. Но вы все-таки подумайте: я - за Россию, я державник, я против разворовывания страны.

Пугачева усмехнулась:

- Вы хотите сказать, что вы хороший человек и настоящий мужчина?

- Ну, в какой-то мере это характеризует меня как настоящего русского мужика.

- Может быть, может быть... Только это меня не возбуждает. Пора прощаться, у меня что-то голова разболелась...

- Что ж, у нас с вами еще есть время. До 2000 года, если ничего не случится.

- И вы туда же, ждать, ждать. Ну и мужики пошли! Нет бы сразу, а то все с какими-то прелюдиями. Церемонные какие. Обязательно им к 21 веку нужно. Не перестаю удивляться.

- Такова уж ситуация в стране, Алла Борисовна.

- Да ладно вам валить на ситуацию. В этом деле ситуации нужно создавать самим!

- Опасная вы женщина, Алла!

- Обыкновенная.

- Нет! - с чувством сказал Коржаков. - Совершенно необыкновенная! Электоратная, если можно так выразиться!

- Я тоже обычно не стесняюсь в выражениях, но вы...

Пугачева бросила золотую трубку на платиновые рычаги и матерно выругалась.

Проклятая страна! Скоро уже в газетах будут писать про ее электорат!..

Пугачева в ярости растоптала газету. Ну это уже слишком! Тварье! Такое ощущение, что в стране нет ни закона, ни порядка! Кто им дал право вмешиваться в ее личную жизнь? Это просто невыносимо! Всю жизнь, всю жизнь они преследуют ее и ее семью. Вот и теперь - написали, что она вчера она выбросила на одну недоеденную банку черной икры больше, чем обычно. Не из-за ссоры ли с Филиппом это произошло, спрашивает щелкопер. Кому какое дело до ее банок? Написали, что из банки подъедал один опустившийся генерал ФСБ. Во-первых, это был не генерал ФСБ, а генеральный конструктор наших ракет средней дальности. Во-вторых, подъедал он не из банки, а из пакета, в котором она выбросила печень соловья. В-третьих, он все время тут ошивается, после того, как его НИИ по конверсии приватизировал Чубайс. Алла знала этого милого человека и все время приветственно кивала ему при входе в подъезд. Она выделила его среди всех из-за блестящей звезды Героя соцтруда на лацкане. Пугачева любила все блестящее. Поначалу она хотела было обменять его звезду на банку минтая, но строптивый старик не согласился, мотивировав это тем, что сей предмет есть память о лучших годах его жизни, когда он проектировал для Родины оружие массового поражения. (Родина уж если любила людей, то исключительно массово поражать.)

Пугачева тогда не обиделась на отказ, поджав губы молча прошла в подъезд, а ее охранники профилактически и для улучшения характера немного попинали генерального конструктора ногами. С тех пор он перестал носить звезду, опасаясь спровоцировать новые акции профилактики. Но Пугачева, как мы уже отметили, не обиделась на старого дурака, а напротив, даже поинтересовалась как-то, вкусно ли кормят, не нужно ли чего выкинуть по заказу. Старик попросил выбросить вилку и нож. Пугачева выбросила вилку и нож. Золотые выкидывать было жалко, пришлось специально посылать прислугу в ближайший магазин за алюминиевыми приборами. Зато их купили целую дюжину, каковую прислуга и швырнула в мусоропровод. При следующей встрече старик поблагодарил культурную элиту за трогательную заботу об элите интеллектуальной.

- А чего ж звездочку-то свою больше не надеваете? - озорно спросила Пугачева.

- Потерял, - буркнул враз помрачневший старик.

- Жаль, жаль, а то если вдруг найдется, дайте знать моей охране. - (Две гориллы, похожие на Анпилова, синхронно кивнули.)

...Надо подать в суд на эту газету. И отсудить хотя бы себе на новые сережки пару миллиардов рублей.

В этот столь трагический, но такой обыкновенный в жизни певицы момент распахнулась дверь и вошел Филипп Киркоров. Он бегал вниз за почтой.

- Дорогая, я бегал вниз за почтой, - лучезарно улыбаясь, подтвердил нашу догадку Филипп. - И представляешь - принес газет и журналов.

Пугачева двумя пальчиками брезгливо взяла газетку, развернула и уставилась на буквы. Некоторое время она скользила взглядом по черным строчкам, буквы складывались в слова, слова в предложения, а предложения Пугачева уже вполне понимала. Но, как правило, они не доставляли ей радости. Вот и сейчас она в ярости скомкала газету и начала топтать ее нижними конечностями.

- Что ты делаешь, любимая? - спросил Киркоров. Он спрашивал так каждый раз, когда Пугачева начинала топтать периодическую печать.

- Уничтожаю гадину!

- А что, они опять написали клевету, будто мы с тобой поссорились? Но ведь это же бывает регулярно.

- Регулярно бывают только регулы, - творчески пошутила жена своего мужа. - Эти канальи написали, что я собираюсь баллотироваться в президенты. Но это еще полбеды! Тут же они берутся рассуждать, о чем представления не имеют! О моем большом электорате! Это сугубо личное. Какое ему дело... Кто это написал?!

Пугачева схватила истоптанный листок:

- Какой-то Никонов. Щенок! Гаденыш! Такую гниду надо давить! Давить!.. Филька! Найми киллеров, чтоб убить этого щелкопера. Я этого так не оставлю!

- А того? - кивнул Филипп на другую истоптанную газету.

- Всех, всех по подъездам перемочу!!! - кричала Пугачева. - Пусть его фаршированную голову принесут мне на блюде, я ее съем. А не съем, так понадкусываю.

- А как же твоя икорная диета? - не въехал Филипп.

- Не бойся, на моей фигуре пара съеденных журналистов никак не скажется... Так, посмотрим, что обо мне клевещут другие свинососы.

Пугачева развернула иллюстрированный журнал. Журнал был иллюстрирован иллюстрациями и не подвергался перлюстрации со стороны перлюстраторов. Там была статья про реституцию и престидижитацию.

- Так, а где же обо мне? - Пугачева нервно перелистывала страницы. Ничего себе! Целый журнал, и ничего обо мне! Я им что, ничтожество что ли?! Они специально делают вид, что меня нет, что Пугачева исчезла! Я не исчезла, и они в этом очень скоро убедятся, подонки. Я им напомню о себе так, что мало не покажется! Нет, ну ты посмотри - ни-че-го! Будто и нет в стране Пугачевой. Ну это даже обидно просто. Смотрим дальше.

Пугачева споро перелистала другой, довольно толстый журнал.

- Так, до смешного доходит. И тут ни слова. Ну хоть бы для приличия щелкоперы бы петитом или нонпарелью набрали словцо одно: "Пугачева".

- Дорогая, но ведь это же специальный журнал, - вдруг обратил внимание Филипп. - Это "Вопросы физики".

Дело в том, что от своего богатства Пугачева выписывала все журналы, какие только выпускались в России, даже журнал на татарском языке "Кил мында".

- Ну и что? - Пугачева вновь перелистала журнал с формулами и интегралами. - Физики что, не люди что ли, их разве искусство и Пугачева не интересуют? Почему бы вот в этой, например, статье некоего Лукашенко о ядерно-магнитном резонансе не написать скромно в конце: "Автор выносит благодарность А.Б. Пугачевой за помощь в написании статьи". Я им что,ноль без палочки?

- Почему без палочки? Я - твоя палочка. "А у меня есть палочка, палочка-выручалочка!" - пропел Филипп явно кого-то передразнивая. И мы даже предполагаем, кого именно, но не можем назвать фамилию этой жестоковыйной певицы, чтобы нас не обвинили в расизме и оскорблении нацменьшинств.