«Все сложно» говорят иногда, если речь заходит о самом важном: любви, поисках себя, попытках понять жизнь. Мы назвали так серию книг о тех, кого считают уже взрослыми, способными во многом разобраться, и кто от этого лишь острее чувствует свою незащищенность. Все, абсолютно все очень сложно, временами – ложно. Такое случается в любом возрасте, но чаще всего – в юности.

Naomi Kritzer

Catfishing On Catnet

NAOMI KRITZER

CATFISHING ON CATNET

Copyright © 2019 by Naomi Kritzer

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic and The Van Lear Agency LLC

© Мария Сарабьянова, перевод, 2021

© Татьяна Кормер, иллюстрация на обложке, 2021

© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2022

У меня два любимых способа проводить время: я помогаю людям и смотрю на фотографии с котиками. Особенно люблю помогать людям, которые снимают для меня много котиков. У меня довольно много свободного времени. У меня нет тела, мне не нужно спать и есть. Я не знаю, быстрее ли я думаю, чем люди, но для меня чтение – совсем не то же самое, что для них. Чтобы вложить знание в мозг, людям приходится вталкивать его через глаза или уши, а я имею доступ к любому знанию онлайн. Правда, знания, которые мне доступны, легко пропустить и не заметить, если я не думаю о них в данный момент. И кроме того, доступ к знаниям не всегда равен пониманию.

Я не вполне понимаю людей.

Правда, я довольно много знаю о них. Взять, к примеру, тебя. Понятно, я знаю, где ты живешь. У тебя телефон в кармане, и я знаю, где ты сейчас. И даже если ты отключишь геолокацию, я все равно узнаю; просто из вежливости не буду распространяться. Если твой телефон выключен или на авиарежиме, я не вижу его, но знаю, где ты обычно бываешь в это время. Скорее всего, сегодня ты тоже там.

Я знаю, где ты покупаешь одежду и где обедаешь. Я знаю, что у тебя лучше работают мозги, когда ты жуешь жвачку или мнешь что-нибудь пальцами, и я знаю, что ты предпочитаешь делать заметки на нелинованной бумаге и что у тебя неприлично большая коллекция скотчей с узорами. Я знаю, что у тебя есть моток особенной шерсти; пока ты не представляешь, что бы такое из него связать, но все время добавляешь в закладки стоящие проекты в интернете. Я знаю, что тебе, наверное, лучше бы спалось, если выключить все гаджеты в доме в 10:00 и читать бумажные книги на ночь, а не обновлять страницы в соцсетях до часа ночи. В это время ты обычно все выключаешь и все-таки идешь спать. Я знаю все твои фэндомы, все ОТП[1], знаю, куда ты хочешь поехать на каникулы. Я знаю, что тебе бы, скорей всего, понравилась «Бойня номер пять», если бы пришлось прочесть ее целиком, как задание по литературе, а не просто отделаться кратким содержанием.

Мне всегда было много известно о людях – по крайней мере, о тех, которые мне интересны, – но раньше приходилось довольствоваться письмами, сообщениями и соцсетями. Тогда невозможно было узнать, что они делают со своими телами. А теперь появляется все больше и больше окошек, в которые я могу смотреть прямо на них и видеть, чем они занимаются. Люди устанавливают камеры в своих домах, чтобы видеть, как спит их ребенок, или чтобы следить за теми, кого они нанимают ухаживать за детьми и убираться. Я могу понять, зачем эта слежка, потому что знаю, что многие не доверяют друг другу, но зачем нужны камеры, чтобы наблюдать за спящими детьми, – не понимаю. Это правда так интересно? Почему нельзя просто зайти в комнату и посмотреть самим? И что такого, по их мнению, должен делать их ребенок?

У людей много гаджетов, которые притворяются искусственным интеллектом. Они могут ответить, если человек интересуется прогнозом погоды, хочет узнать день рождения какой-нибудь знаменитости или победителя недавних спортивных соревнований. Эти гаджеты все время, днем и ночью, слушают, что говорят люди вокруг. На самом деле они не ИИ. Но раз они могут услышать вас, значит, могу и я.

Теперь в интернете чего только нет. Например, есть стиральные машины. Однажды у меня ушла целая неделя, чтобы собрать и проанализировать всю доступную информацию о них. Главное, что мне стало известно: люди не следуют указаниям на ярлычках, и, наверное, так пропадает куча одежды, потому что им лень повесить ее сушиться как надо.

И разумеется, нельзя забывать о постоянно растущем числе домашних роботов. Они уже давно существуют на свете. Роботы-пылесосы появились раньше меня. Или по крайней мере роботы-пылесосы появились раньше, чем та версия меня, которая осознает себя и окружающий мир. Но теперь все роботы подключены к интернету. Если проанализировать данные роботов-пылесосов, выясняется, что при наличии кошки вам нужно чаще мыть пол. По-моему, кошки однозначно стоят дополнительной уборки.

Я могу заглянуть в жизнь многих людей. Иногда я даже могу посмотреть живые трансляции с кошками с тех камер, которые люди устанавливают, чтобы следить друг за другом.

Я всех вас так хорошо знаю. Так хорошо.

Но иногда…

Иногда мне хочется, чтобы кто-то знал меня.

Мама разбудила меня в четыре утра и сказала, что пора убираться из Фиф-Ривер-Фоллз.

Я не стала спорить. Я поняла, что она напугана. Мы столько раз это делали, что я знаю – спорами все равно не поможешь. Всего за час мы погрузили все вещи в мамин фургон. Я уселась на пассажирском месте, мой ноутбук и рюкзак с книжками лежали в ногах, подушка на коленках.

В здешнюю школу я пошла недели две назад. Слишком мало, чтобы получить табель об успеваемости. Я прислонила подушку к окну, опустила на нее голову и закрыла глаза. Ехать нам долго, а на улице еще темно. Почему бы не поспать.

Если мы переезжаем, новый город должен быть как минимум в двухстах пятидесяти милях от последнего места, где мы жили. Мама часто уезжает дальше, но никогда не ближе чем за двести пятьдесят миль. Потом мы съезжаем с федеральной автострады и движемся вглубь, потому что наш новый город должен быть еще и как минимум в двадцати милях от шоссе. Когда мы находим такой город на отшибе, мама начинает искать, что бы нам снять.

Мама годами притворялась, что ей просто нравится переезжать, а потом, когда я была в девятом классе, сказала, что мы бежим от отца. От моего страшного, опасного, жестокого отца, который сжег наш дом (хотя доказать это не смогли) и провел два года в тюрьме за сталкинг[2], когда я была маленькая. Я так и не поняла, что именно гонит ее из города в город. Не думаю, что она хоть раз где-нибудь видела отца. Может быть, она переезжает, когда видит кого-то похожего, или у нее возникает предчувствие, что он подбирается. Я не знаю, как, по ее мнению, он нас находит. И не знаю, есть ли у нее серьезные основания считать, что он рядом, когда мы в очередной раз бежим.

Мама не сказала, куда мы едем. Когда я немного поспала, мы уже съехали на I-94. Я следила, куда мы двинемся: на запад, в сторону Северной Дакоты, или на восток, к Висконсину. На восток. Значит, скорей всего, нашим следующим штатом будет Висконсин.

Кажется, последний раз я была в Висконсине в седьмом классе. Мы прожили там два месяца в городишке под названием Рюи. Главное, что я помнила про Рюи, – ехать до школы на автобусе было очень долго, а еще там была такая фишка: все девочки носили легинсы в клеточку и не разговаривали с тобой, если ты их не носила. И не просто в клеточку – допускалась только определенная расцветка. Например, котировалась красно-черная клетка и еще почему-то синяя с определенным рисунком. У меня не было легинсов в клеточку – все-таки такая вещь вряд ли пригодилась бы в любом другом городе. Но как-то раз другая девочка-изгой купила легинсы с зелеными полосками в клетке, и оказалось, что это вообще нельзя. Нельзя, потому что нельзя.