В письме Василию Каменскому от 18 сентября 1915 года Давид Бурлюк пишет: «Владимир Давидович 1 октября 1915 года оканчивает Московское Алексеевское Военное Училище. Что дальше – не знаю – он написал весной 1 большую хорошую картину». Эта работа Владимира демонстрировалась на 6-й выставке «Бубнового валета», прошедшей в ноябре – декабре 1916 года в Москве, в Художественном салоне Михайловой на Большой Дмитровке.

К сожалению, до нас дошло совсем мало работ Владимира Бурлюка – особенно учитывая объём всего им сделанного. Дошла графика, репродуцированная в поэтических сборниках – начиная с первого «Садка судей» и заканчивая вышедшим в 1915 году сборником «Стрелец». Владимир иллюстрировал первую книгу Велимира Хлебникова «Учитель и ученик» (1912), затем «Творения» Хлебникова (1914), книгу Василия Каменского «Танго с коровами. Железобетонные поэмы» (1914), трагедию Владимира Маяковского «Владимир Маяковский»; в вышедших уже в 1919 и 1920 годах сборниках Алексея Кручёных «Замаул III» и «Цветистые торцы» также опубликованы рисунки Владимира. Он иллюстрировал также целый ряд футуристических сборников: «Садок судей», «Требник троих», «Дохлая луна», «Затычка», «Садок судей» II, «Молоко кобылиц», «Первый журнал русских футуристов», «Рыкающий Парнас», «Стрелец», «Весеннее контрагентство муз».

О том, как выглядели многие его резонансные работы, мы можем составить себе приблизительное представление… по карикатурам, опубликованным в тогдашней прессе – например, о портретах Владимира Издебского и Михаила Ларионова, представленных на втором «Салоне» Издебского. Вообще Владимир Бурлюк – автор множества портретов современников. Это в первую очередь портреты братьев, а затем Велимира Хлебникова, Бенедикта Лившица, Василия Каменского, Владимира Маяковского и многих других друзей и соратников. Как правило, на выставках именно портреты работы Владимира Бурлюка вызывали наиболее активную реакцию. Тот же Бенедикт Лившиц долго не давал согласие на экспонирование собственного портрета; к сожалению, оригинальный портрет погиб во время революции. Выставленные на втором «Салоне» Издебского портреты самого Владимира Издебского, Аристарха Лентулова, Михаила Ларионова и собственно автопортрет Владимира Бурлюка также вызвали бурную критику. Однако она только подогревала интерес публики к выставкам и работам Владимира – многие из них были проданы. К сожалению, дальнейшая судьба попавших в частные коллекции работ в большинстве случаев неизвестна, и это неудивительно – в 30-е годы владение такими картинами могло почти наверняка повлечь за собой приговор и ссылку в лагеря. Работы футуристов, кубистов и прочих «-истов» уничтожались даже в музеях…

Владимир так и не был женат. Как пишет Давид Бурлюк, первой его женщиной стала Зинаида Аполлоновна Байкова, первая жена Аристарха Лентулова:

«Летом гостила у сестры Людмилы Зинаида Аполлоновна Байкова. Она была первой женой Аристарха Лентулова <…> Лишила брата Владимира невинности на площадке гигантских шагов. Брат был могучего телосложения.

– Понравилось?

– Чепуха, ничего интересного».

Позже, зимой того же 1907 года, в Санкт-Петербурге, познакомились с двумя сёстрами-курсистками. «Как-то вечером мы с Володей ушли, а Аристарх так там и остался. Лентулов решил навсегда связать свою жизнь со старшей сестрой, Марией Петровной Рукиной, очень милой близорукой девицей. У неё была младшая сестра толстушка – Лиза – я жалею, что Володе на ней не удалось жениться».

В 3-м номере сборника «Союз молодёжи», вышедшем в марте 1913 года в Санкт-Петербурге, опубликована статья Николая Бурлюка, написанная им совместно с Давидом, которая называется «Владимир Давидович Бурлюк». Вот что младший брат пишет о среднем:

«Говоря о новейшей живописи, нам придётся говорить об отдельных художниках. Это понятно: труд личности создаёт настоящее. Если в прошлом имя художника нарицательно, то в современности оно живо и действенно. Радостно быть современником силы не имени, но личности. Новое искусство со своей созерцательностью, со своей проповедью материализации идеи учит нас любить не только картины художника, но и его самого, ибо только воплощение исходит от творца».

Прав был Бенедикт Лившиц – воистину «зоологическое ощущение семьи». Бурлюки штурмовали вершины искусства все вместе, поддерживая и усиливая друг друга.

Рождение сына Николая было последним важным событием, случившимся в семье Бурлюков в Котельве, незадолго до отъезда в Курскую губернию.

Давид Бурлюк считал себя в равной степени художником и поэтом. Какова же была сила его влияния на родных, если брат Володя и сестра Людмила, пойдя по его стопам, стали художниками, а младший брат, Николай, стал поэтом? Просто поразительно.

Николай Бурлюк родился в Котельве 22 апреля (4 мая по новому стилю). К счастью, точную дату его рождения определить было не так сложно – копия метрического свидетельства Николая Бурлюка хранится в его личном деле в фонде Санкт-Петербургского Императорского университета.

С обстоятельствами смерти, как и у Владимира, до недавнего времени всё обстояло куда сложнее. Год его смерти в разных источниках указывали разный – 1916, 1917 (погиб на румынском фронте), 1920-й. Сам Давид Бурлюк в разное время сообщал разные даты смерти брата: сначала 1918-й, затем 1929-й. Давид Давидович знал, что брата расстреляли большевики, но афишировать этого не хотел.

В своей книге «Давид Бурлюк в Америке» Ноберт Евдаев приводит информацию о братьях и сёстрах Бурлюк, собранную из «различных писем, по записям бесед с внучкой Бурлюка Мэри Клер и статьям из различных номеров журналов “Color & Rhyme”». Вот что он пишет о Николае Бурлюке:

«Он никогда не брал в руки карандаш или кисть. Отец Бурлюков любил говорить, что Коля тем хорош, что его одежда никогда не будет в пятнах от масляных красок. Он был очень образованным юношей. Был призван в армию в 1916 году. Воевал на румынском фронте. Людмила Иосифовна, мать Николая, всегда ждала Колю с фронта. Он вернулся в 1920 году в Херсон. По настоянию матери женился на Саше Сербиновой, и у них родился сын Николай. Осенью 1922 года Николая Давидовича Бурлюка нашли убитым в Херсоне».

Нашли убитым… Деталей гибели Николая Бурлюка не знал никто – у большевиков не было привычки сообщать родным правду. Родные знали лишь, что однажды он просто вышел из дома и… пропал. Даже мама большого семейства, Людмила Иосифовна, которая жила в годы Гражданской войны в Херсоне, не знала, что случилось с сыном. Вот отрывок из её письма Давиду в США, отправленного в 1922 году – того же письма, в котором она пишет о «Володичке»:

«Херсон опустел и разрушен, как не обитаемый город. Все ходят пешком в нищенских костюмах, большинство босиком… лошади перевозят людьми… лошади передохли.

Прошлую зиму голодали… будет ли эта зима лучше, неизвестно… да и теперь если бы не помощь американцев “АРА”… то было бы плохо, весной люди и дети умирали сотнями на улицах.

Но всё это меня не тревожит, а исчезновение Колечки приводит в отчаяние.

Здесь его жена Шура, Александра Васильевна Сербинова, маленькая, чёрненькая, милая, добрая, энергичная, и чудесный мальчик Николай Николаевич, сын Колечки. Похож с Никишей, только глаза другие… очень большие для двух лет и 4 месяцев. Она мне немного помогает и вообще заботится обо мне».

Антон Безваль и Надежда Бурлюк, которые также жили в то время в Херсоне, догадывались о судьбе Николая, а позже узнали о том, что он был расстрелян, однако матери, которая переехала с ними в Ферганскую область, до самой её смерти ничего не говорили.

Антон Безваль писал 29 августа 1922 года Марианне Бурлюк в Прагу:

«Мама и Коля приехали к нам в Херсон летом 1918 г., вскоре после чего (в октябре) я венчал Коленьку с Шурой Сербиновой – маленькой, очень милой брюнеткой с поразительно ровным характером, который не могли испортить даже 15 л. музыки (консерваторка, рояль). Их счастливая жизнь оказалась, к несчастью, непродолжительной, т. к. Коля около 2-х лет тому назад исчез для нас всех, и боюсь, что навсегда. Обстоятельства этой тяжёлой для нас всех истории когда-нибудь узнаешь, сейчас же могу сказать, что у меня, человека, как тебе известно, мало склонного к иллюзиям, почти нет уверенности, что он жив. Его жена и сын Коля (мой крестник) живут под Херсоном, – вчера мы навещали их и Коленька-маленький поразительно мил и во многом напоминает отца.