Что же позволило выходцу из провинциальной семьи ворваться в самую гущу тогдашнего российского искусства, стать одним из лидеров авангарда? Причём не только русского, но и мирового? Ведь участие в группе «Синий всадник» позволило ему войти в историю мирового искусства, именно благодаря этому на него уже в Америке обратила внимание Кэтрин Дрейер, знаменитая художница и коллекционер, вместе с Мэн Реем и Марселем Дюшаном организовавшая легендарное художественное объединение «Анонимное общество». Какими же уникальными качествами, позволившими ему занять своё место в искусстве и в истории, обладал Давид Бурлюк?

Первое – это эрудиция и интеллект. Вот что писал об этом Василий Каменский:

«Давид Бурлюк был старшим в нашем братском будетлянстве. Он значительно больше нас знал жизнь искусства, полнее насыщен был теоретическими познаниями и являлся нашим учителем».

А вот – знаменитые слова Владимира Маяковского:

«Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг мой и действительный учитель, Давид сделал меня поэтом, читал мне французов и немцев, всовывал книги, выдавал мне ежедневно 50 копеек, чтобы писать, не голодая».

Лиля Брик в своих воспоминаниях о Маяковском писала о Бурлюке:

«До знакомства с Бурлюком Маяковский был малообразован в искусстве».

Эрудицию Бурлюка отмечали практически все. Его американский друг, Рафаэль Сойер, признанный классик американской живописи (его работы можно увидеть во многих крупных музеях Америки), говорил о том, что Давид Бурлюк был одним из наиболее эрудированных людей, которых он встречал в своей жизни. Эрудиция и интеллект позволили ему стать рупором русского футуризма. Его выступления собирали полные залы. Он называл себя не только художником и поэтом, но и оратором, и, когда не продавались картины, зарабатывал себе на жизнь публичными выступлениями. На любую тему. Он мог рассказывать о Пушкине, мог о современной поэзии. О культуре старой или новой жизни. Емельяне Пугачёве и достижениях современной техники. Он постоянно читал стихи наизусть, принадлежа к той счастливой категории людей, которые легко запоминают стихи и держат их в памяти годами.

Второе качество Бурлюка – чутьё на всё новое вкупе с хорошим вкусом. Безусловно, на это повлияло обучение в Мюнхене и Париже. Плюс бесконечное самообразование. Как иначе человек, родившийся в Харьковской губернии, стал вдруг настолько осведомлённым в новых течениях в искусстве, что мог читать об этом лекции и пропагандировать его среди друзей и широкой публики? Мюнхен и Париж – два главных для русского искусства европейских города, два города, в которых художники зачастую находили себя. Он учился и там, и там. В Мюнхене он учился у Вилли Дитца, у Антона Ашбе, в Париже – у Кормона. Бурлюк с гордостью писал, что учился рисовать на том же мольберте, на котором перед ним рисовал Матисс. И, несмотря на то, что в Мюнхене и Париже в общей сложности он провёл около года, он успел увидеть, ухватить новое. А затем – знакомство с коллекциями Морозова и Щукина, которые покупали работы того же Матисса, Пикассо и прочих.

Третье – умение безошибочно находить таланты, дружить с ними, знакомить друг с другом совершенно разных, но талантливых людей и объединять их. Это то, чего у Бурлюка не отнять. Он называл «квадригой» себя, Каменского, Маяковского и Хлебникова. А ведь были в его кругу ещё и такие антиподы, как Алексей Кручёных и Бенедикт Лившиц… Он смог сплотить их всех, сгладить все противоречия, и кубофутуристическая группа «Гилея», его прекрасное детище, стала одной из главных групп русского авангарда. Бурлюк обладал сумасшедшим отцовским инстинктом, о чём упоминали все. Мария Синякова подчёркивала, что этот инстинкт позволял ему не завидовать, а искренне радоваться успехам своих друзей. Более того – помогать им находить себя, совершать творческие открытия. Именно Бурлюк дал важнейший толчок Маяковскому, своему товарищу по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества. Услышав фрагмент стихотворения Маяковского, которое тот выдал за стихотворение своего друга, Бурлюк сказал: «Какой же это друг? Это вы. Вы же гениальный поэт. Вы должны теперь писать стихи». И со следующего дня представлял Маяковского всем: «Это мой друг Владимир Маяковский, гениальный поэт».

Именно Бурлюк подсказал Алексею Кручёных его знаменитый «Дыр бул щыл», сказав ему: «А давайте вы напишете стихотворение из полностью придуманных слов?»

Давид Бурлюк годами опекал и оберегал Велимира Хлебникова. Месяцами тот жил у Бурлюков и в Петербурге, и в Чернянке, и в подмосковном Михалёве; именно Бурлюк был инициатором первых публикаций стихотворений Хлебникова, именно он издал первый том «Творений» Хлебникова.

Уже в Америке Давид Бурлюк создал группу художников «Хэмптон Бейз». Там вокруг него объединились Рафаэль и Мозес Сойеры, Николай Цицковский, Джордж Констант, Мильтон Эвери, Аршил Горки, Джон Грэм, которые известны сейчас как американские классики. Многие из них специально купили дома на Лонг-Айленде, чтобы жить поближе к Бурлюку.

Четвёртое качество – невероятная удачливость. Ему в нужный момент попадались нужные люди. Очень показателен в этом плане пример с Гербертом Пикоком. Кто такой Герберт Пикок? В детские годы Бурлюк учился один год в гимназии в Твери, и родители сняли для него комнату в доме, в котором жил мальчик Герберт Пикок, чей отец был английским консулом в Батуми, а мать – родственницей Бакунина (Бурлюк очень любил подчёркивать своё знакомство с известными, именитыми людьми). И вот, представьте себе, в 1898/99-м они учились с Пикоком в одной гимназии в Твери, вместе жили в одном доме, а спустя двадцать два года Бурлюк встречает его во Владивостоке. И Пикок помогает Бурлюку уехать с семьёй в Японию. Более того, вскоре они вместе поднимутся на вершину Фудзи… Такие мелкие приятные случайности, удачи сопровождали Бурлюка всю жизнь.

Пятая черта – невероятные трудолюбие и плодовитость. Когда в 1900 году его отец стал управлявшим имением «Золотая Балка» Святополк-Мирского в Херсонской губернии, недалеко от Одессы, Давиду Бурлюку было восемнадцать лет. Всё лето он работал от рассвета до заката, написал 300 этюдов и привёз их в Одесское художественное училище. Преподаватели отругали его и сказали, что это не творчество, а какое-то фабричное производство. И вот этим «фабричным производством» Бурлюк занимался всю жизнь. Эта сумасшедшая плодовитость и была одним из способов бросить своё семя, реализовать тот инстинкт эстетического самосохранения, который двигал им всю жизнь. Он работал по шесть, восемь, десять часов в день. Именно трудолюбие помогло Бурлюку в Америке, где он вынужден был в сорок лет начать всё сначала и почти двадцать лет бороться за признание. Лишь к шестидесяти годам к нему вновь пришёл успех.

Всё было не напрасно. Жизненный путь Давида Бурлюка завершился официальным признанием его заслуг. 24 мая 1967 года – увы, уже после смерти, – ему было присвоено почётное звание члена Американской академии искусств и литературы. Работы Давида Бурлюка находятся в коллекциях крупнейших российских, украинских, европейских и американских музеев, среди которых Государственная Третьяковская галерея и Государственный Русский музей, Национальный художественный музей Украины, Музей Гуггенхайма, Нью-Йоркский музей современного искусства, Музей Уитни и десятки других. И, конечно же, в тысячах частных собраний по всему миру. Именем Бурлюка названы улицы в украинских городах, мемориальные доски ему установлены в Казани и Одессе, и вот уже тридцать лет русским поэтам, продолжающим традиции футуризма, и исследователям, изучающим русский авангард, Академией Зауми вручается премия – Международная отметина имени «отца русского футуризма» Давида Бурлюка.

Писать о Давиде Бурлюке просто и одновременно сложно.

Просто – потому, что, спасаясь от забвения, сам он многократно описывал детали своей биографии. Стремление описывать свои достижения не стало манией, но было близко к этому. Он не только записывал сам свою родословную, описывал годы учёбы, выставки, в которых участвовал, своих многочисленных знакомых, но и настойчиво просил всё это делать свою жену, Марию Никифоровну, сестру Людмилу и сыновей (оба сына не покладая рук переводили на английский письма, статьи и стихотворения Бурлюка, а рукопись Никифора стала основой первой части книги Кэтрин Дрейер, первой большой биографии Бурлюка). 37 лет, с 1930-го по 1967-й, Бурлюки выпускали в Америке журнал «Color and Rhyme» («Цвет и рифма»), который стал бесконечной одой самим себе. Журнал не был предназначен для продажи – они дарили его друзьям, коллегам, коллекционерам, рассылали в десятки музеев и библиотек по всему миру.