Но её не было.

— Так, ребята, начало урока, все сели по местам.

«Что?»

— Извините, а где Анна Миронова?

— Я не знаю, а вы, Сергей Савинков?

— Нет.

— Я сейчас ей позвоню.

Учитель достал телефон, но спустя минуту тревожного ожидания, он лишь пожал плечами.

— Что поделаешь, начинаем без неё.

— Учитель, можно быстро выйти?

— Да, иди.

Серёжа захлопнул дверь и ринулся в вестибюль.

«Что? Как? Почему? Сумочка? Мусорка? Ключи? Что-то не нравится дома? Холод? Ссора?»

Догадки сыпались градом на бедную голову юноши, скапливаясь в его потухающих глазах.

«Охранника нет».

Забыв о своём портфеле и уличной обуви, Серёжа помчался своими чистыми башками по грязи, забрызгивая ею свои брюки.

«Сука, надо бежать, срочно бежать! Я понял! Почему я раньше не понял, сука! Этого могло бы и не быть!»

Ему вспомнилась кожаная военная сумка на плече Ани, её вечно разряженный телефон, ледяные глаза, отсутствие интереса к общению, медленное движение к дому от школы, отношение к ноутбуку и играм, ходьба в кроссовках зимой, неумело замазанные бежевым цветом синяки под глазами, глупые отмазки про детей, закинувших её сумочку на дерево и отсутствие какого-либо блата в школе.

Все эти факты складывались в единую картину, но в ней не было смысла, ведь было уже поздно.

Он мчался из-зо всех сил, как полоумный, маша руками. Со лба обильно тёк пот, а из его промёрзшей от интенсивного дыхания глотка выдавала уже нездоровые хрипы и вздохи

«Это здесь!»

Двухэтажный старый кирпичный дом, заброшенная котельная, деревья и узкая тропинка, выложенная асфальтом в новостройки неподалёку.

«Мусорка!»

Вспотевший и грязный, как последняя свинья, юноша, чуть ли уже не выблёвывающий свои мозги вместе с содержимым желудка, подошёл к мусорке.

— ……

В синем перевернутом баке лежала бирюзовая потёртая кофта, бело-фиолетовые кроссовки с чудно завязанными шнурками, клетчатая юбка, бежевый лифчик и трусики.

Всё это перемешалось с помоями и бутылками, было разорвано или продырявлено, так что некоторые элементы одежды лишь материалом намекали на принадлежность к чему-то, что можно было носить.

«…»

Серёжа не мог думать в этот момент. Это был тот крайний случай, когда его мозг просто не работал, оставляя всё инстинктам и эмоциям.

Он услышал стон. Это был долгое глухое завывание с долей хрипа. Стон едкой мошкой залетел в ухо Серёжи, заняв весь его разум.

«Он из котельной».

Юноша подбежал к строению поближе, но оно было закрыто на замок, видимо, чтобы там не собирались бомжи и наркоманы. Но, прислонившись к железной двери, Серёжа отчётливо слышал женские всхлипы и тихое постанывание.

«Чёрт!»

За котельной была пристройка, предназначенная когда-то для трубы. Её уже давно отвезли на металлолом, а всё свободное место здесь заняли бетонные блоки, списанные со стройки многоэтажек неподалёку.

Серёжа отчаянно рыскал вокруг здания, но других дверей там не было. Внутрь можно было взобраться по дереву, но тогда бы его непременно увидела вся округа.

«Чёрт!»

Он присел на землю и уставился в пол, здесь не было входа, внутри, скорее всего, была Аня, а он стоял здесь, в заросли лапухов, и ничего не мог поделать.

«А?»

Рядом с собой юноша увидел прямоугольную щель в здании, предназначенную когда-то, наверно, для вентиляции. Он, не раздумывая полез внутрь.

Теснота вынуждала его невероятно усердствовать, передвигая голыми руками по битому стеклу и кусочкам кирпича, так что весь этот короткий путь исполосовался его кровью.

«нет».

Голая девушка валялась посреди голых кирпичей, попёрхиваясь своими соплями. Под её левым глазом красовался чернюшный синяк, а оголенное тело было всё в ссадинах и порезах. Её веки были закрыты, из открытого рта текла слюна, перемешиваясь с соплями и каплями крови, вытекающей из ноздрей.

— Аня!

Юноша попытался растолкать девушку, но она никак не реагировала на его попытки, продолжая лишь тихонько постанывать.

— Аня!

Всё было тщетно, она потеряла сознание, возможно, уже была на грани смерти, нужно было срочно вытащить её отсюда.

«Чёрт!»

Серёжа подбежал к найденной им щели и принялся отчаянно распихивать кусочки стекла и кирпича, попутно проглатывая текущие слёзы.

Он вернулся к Ане и, подняв её на руки, положил у щели, выпрямив ей руки и ноги.

Пробравшись на волю, юноша потянул девушку за ладони и вытащил её через щель, с болью вслушиваясь в звуки раздираемой об шершавые стенки здания кожи.

— Сука, сука, сука!

Её вещи были порваны, её надо было как-то донести до его дома через все переулки и улицы.

— Сука!

Серёжа сорвал с себя рубашку и натянул её на девушку, тоже самое он провернул и со штанами. Оставшись в одних трусах, истекающий слезами и кровью юноша побежал со всех ног домой, держа на руках кряхтящую Аню.

— Сука!

Он орал, что есть мочи, выхаркивая слюни себе же в лицо, но это было пустяком по сравнении с ситуацией, в которой он оказался.

«Может надо было сначала вызвать полицию или скорую помощь? Сука. Надо сначала сделать так, чтобы она выжила!»

Будто услышав мольбы новоиспечённого героя, с неба грянул ливень, осыпав собой улицы и дороги.

— Сука!

Двигаясь по сплошной скользкой луже, глотая свою кровь и сопли, коря себя в своих же действиях и проклиная судьбу, Серёжа как-то умудрился добраться до дома.

Прохожие попрятались из-за ливня. Юноша избегал места, где можно было укрыться от воды, так что никто не заметил израненного парня в трусах.

Извини за такой резкий переход, я не хотел тебя пугать или смущать, просто я не собираюсь и дальше растягивать книгу. Знаешь, писать — очень интересное увлечение. Осознавать, что нечто появившееся в твоей сознании может принять хоть какой-то облик, — невероятно приятно, но это не продолжительное чувство. К сожалению, книга — это не картина, не мелодия и не эдит. Это огромный и многозатратный труд, который в 99 % случаев не имеет смысла.

Вчера я снова встретился с ребятами, Аня была в очень хорошем настроении, я принимал всё больше участия в разговоре, бывало, что все молча слушали меня, а я торжествовал из-за опьяняющего внимания ко мне.

Друг, я собираюсь признаться Ане в любви. Я ещё не знаю, как именно я это сделаю. Почему-то вариант с письмом кажется мне более пугающим, чем вживую. Я не боюсь свою возлюбленную, с чего бы мне стесняться перед ней? Меня пугают лишь остальные люди. Как же тупо, наверно, прозвучало это «лишь», но это действительно так.

Я не знаю, надоел я тебе или нет, читаешь ли ты вообще эти строки. На некоторое время я исчезну, ты не увидишь жирного шрифта на нескольких страницах, может на паре десяток.

Уж извини за спойлер, но, по-моему, очевидно, что Серёжа признается Ане в любви, и у них всё будет хорошо. Всё-таки это романтика. Смешно.

Когда это произойдёт я вернусь, только дождись меня.

До скорого.

Прошёл час.

Серёжа переоделся, перевязав и промыв свои и Анины раны. Одев девушку в свою домашнюю одежду, еле подходящую ей по размеру, юноша уложил её на кровать, пытаясь привести её в сознание.

С пульсом и дыханием всё было хорошо, даже лоб был в меру тёплый, так что причин для сильного беспокойства не было. Аня перестала стонать и хрипеть, остановившись лишь на тихом посапывании на мягкой подушке.

Посмотрев множество, фильмов, сериалов и аниме, Серёжа немного понимал, как работала бюрократия в этом мире, так что он не собирался до поры до времени вызывать полицию.

Всё-таки это была далеко не его проблема, а проблемы Анны Мироновой, и выбор тоже принадлежал ей.

Юноша сначала бессмысленно метался по квартире, всё ещё находясь под адреналином, но вскоре он просто сел за ноутбук, без задней мысли запустив свою любимую игру с кружками.

«Кликание на кружки в такт музыки — какая же это глупая и неоправданная трата времени, но как же это хорошо. Наверно, это работает, как наркотики. Мне хорошо, и на данный момент — это главное. После мне будет плохо, я пойму, что это было зря, я разочаруюсь в скудности своего времяпрепровождения, но это будет потом. Сейчас я спокоен. Я нажимаю на кружки. Я вожу мышку из угла в угол и отчаянно тыкаю по «z» и «x», и это делает меня счастливым. Это сейчас главное».