– Так, значит, ты хочешь предупредить мужа?
– Да, и сегодня же вечером, конечно, если ты не против. По словам Клеманс, у ее мужа имеются смутные подозрения, но точно он ничего не знает. Скоро полночь, мы уедем с бала, зайдем в первое попавшееся кафе, и ты напишешь господину д’Арвилю, что завтра в час дня его жена отправляется на любовное свидание на улицу Тампль, семнадцать. Он ревнив: он застанет Клеманс на месте преступления. Нетрудно догадаться, что последует за этим.
– Но это же подло, Сара, – холодно заметил джентльмен.
– И все же ты согласен со мной?
– Да… сегодня вечером господин д’Арвиль узнает обо всем… Но… кто-то прячется там, за этим деревом! – неожиданно заметил Том, понизив голос. – Мне почудился какой-то шорох.
– Надо взглянуть, – сказала Сара с беспокойством.
Том встал, обошел зеленый массив и никого не увидел.
Родольф только что вышел в маленькую дверку, о которой мы говорили.
– Я ошибся, – проговорил Том, возвращаясь, – там никого нет.
– Я так и думала…
– Послушай, Сара, я считаю, что эта женщина не так уж опасна для твоих планов; Родольф человек принципиальный и от своих принципов не отступится. Девушка, которую он отвез на ферму полтора месяца тому назад, переодевшись рабочим, гораздо больше беспокоит меня; он окружил ее заботами, нанял ей учителей и несколько раз навещал ее. Мне неизвестно, кто она, но, по-моему, эта девка принадлежит к низшим слоям общества. Редкая красота, которой она, видимо, наделена, то, что Родольф сам отвез ее и принимает в ней живейшее участие, – все доказывает, что этой привязанностью нельзя пренебрегать. Вот почему я пошел навстречу твоим желаниям. Дабы устранить это второе препятствие, на мой взгляд, более существенное, чем первое, пришлось действовать крайне осторожно, собрать точные сведения об обитателях фермы, о привычках девушки. Настало время действовать, судьба вновь свела меня с омерзительной старухой, которая предусмотрительно сохранила мой адрес. Ее связи с людьми вроде того разбойника, который напал на нас в Сите, будут нам весьма полезны. Все предусмотрено, ни малейших улик против нас не будет… К тому же если эта девка принадлежит, как мне кажется, к рабочему люду, она не станет колебаться между нашими предложениями и уделом, пусть даже заманчивым, о котором она, вероятно, мечтает, ибо герцог сохранил строжайшее инкогнито. Итак, завтра этот вопрос будет решен… В противном случае… посмотрим…
– После того, как будут устранены эти два препятствия… Том, а наш великий проект…
– Он сопряжен с большими трудностями, но может удаться.
– Признайся, что одним шансом у нас будет больше, если мы приведем его в исполнение в тот момент, когда Родольф будет вдвойне удручен скандалом с госпожой д’Арвиль и исчезновением этой девки, к которой он так привязан.
– Конечно… Но если эта последняя надежда нас обманет… я буду свободен?.. – спросил Том, мрачно смотря на Сару.
– Да, вполне свободен!
– И ты не возобновишь своих уговоров, из-за которых я помимо воли дважды не смог отомстить?
Затем, указав взглядом на свою повязанную крепом шляпу и черные перчатки, Том зловеще улыбнулся.
– Я жду, я все еще жду… Ты знаешь, что я уже шестнадцать лет хожу в трауре… и сниму его только…
На лице Сары невольно появилось выражение страха, и она поспешно прервала брата.
– Да, я обещала тебе это, ты будешь свободен… Том… – проговорила она с невольной тревогой, – ведь тогда меня покинет глубокая уверенность, служившая мне опорой в самые трудные минуты и оправданная к тому же божественным предначертанием… А теперь, когда я близка к цели, надо убрать с дороги даже самые ничтожные препятствия… Они, возможно, и не столь серьезны, но я сокрушу их, чтобы развязать себе руки. Мои средства бесчестны, согласна!.. А разве меня кто-нибудь пожалел? – воскликнула Сара, невольно повысив голос.
– Тише! Гости возвращаются с ужина, – сказал Том. – Ты полагаешь, что следует предупредить маркиза д’Арвиля о завтрашнем свидании? Хорошо, идем… уже поздно.
– Ночной час, в который будет вручена наша записка, придаст ей еще больше значения.
И Том с Сарой покинули здание посольства.
Глава XIX. Свидания
Желая во что бы то ни стало предупредить г-жу д’Арвиль о грозящей ей опасности, Родольф ушел с приема до окончания беседы Тома с Сарой, поэтому он так и не узнал о заговоре, замышляемом против Лилии-Марии, и о неминуемой опасности, которой та подвергалась.
Несмотря на все свои старания, Родольфу не удалось, как он надеялся, предупредить маркизу.
После бала в посольстве маркизе д’Арвиль надлежало приличия ради появиться хотя бы на мгновение у г-жи де Нерваль; но маркиза была сломлена обуревавшими ее волнениями, у нее не хватило духа поехать на второе празднество, и она вернулась домой. Эта помеха все погубила.
Барон фон Граун, как и все гости посланника ***, был приглашен к г-же де Нерваль. Родольф немедля отвез его туда с просьбой отыскать на балу г-жу д’Арвиль и передать ей, что герцог желает в тот же вечер сообщить ей нечто очень важное; он будет стоять возле особняка д’Арвилей, подойдет к карете и скажет ей несколько слов, пока ее люди будут ждать, когда им откроют ворота.
Потеряв много времени на балу, где он так и не нашел маркизы, барон приехал к Родольфу…
Родольф был в отчаянии; он правильно рассудил, что следовало прежде всего предупредить маркизу о заговоре, направленном против нее; в этом случае предательство Сары, которому он не мог помешать, сошло бы за недостойную клевету. Было слишком поздно: постыдная записка была вручена маркизу в час ночи.
На следующее утро г-н д’Арвиль медленно расхаживал по своей спальне, обставленной с изящной простотой, где невольно привлекали внимание коллекция современного оружия и этажерка с книгами.
Постель осталась нетронутой, однако с нее свисало разорванное в клочья шелковое стеганое одеяло; стул и столик из черного дерева с витыми ножками валялись возле камина; на ковре виднелись осколки хрустального стакана, раздавленные свечи, а большой канделябр отлетел в угол спальни.
Казалось, весь этот беспорядок был вызван чьей-то неистовой борьбой.
Господину д’Арвилю было под тридцать; его мужественное характерное лицо, обычно приятное, доброе, было в то утро искажено и мертвенно-бледно, губы посинели; маркиз так и остался во вчерашнем костюме, он был без галстука, в расстегнутом жилете, разорванная рубашка запятнана кровью; темные, обычно вьющиеся волосы падали прямыми спутанными прядями на его словно восковой лоб.
«Завтра, в час дня, ваша жена отправится на улицу Тампль, 17, где у нее назначено любовное свидание. Последуйте за ней, счастливый муж! И вы все узнаете…»
По мере того как он пробегал эти читаные и перечитанные строки, губы его судорожно дергались.
Тут дверь отворилась, и вошел камердинер. У этого пожилого человека были седеющие волосы и честное, доброе лицо.
Маркиз резко повернул голову, не меняя положения и все еще держа письмо в руках.
– Зачем пришел? – резко спросил он.
Ничего не отвечая, тот смотрел с горестным изумлением на беспорядок в комнате; затем, внимательно взглянув на своего барина, он воскликнул:
– Рубашка у вас в крови… Боже мой! Боже мой, ваше сиятельство, вы, верно, поранили себя! Ведь вы были одни, почему не позвали меня, как обычно, когда чувствуете, что начнется…
– Убирайся!
– Но, ваше сиятельство… Огонь в камине погас, холод в комнате собачий, и после вашего…
– Замолчи! Оставь меня в покое.
– Но, ваше сиятельство, – продолжал камердинер, дрожа, – вы приказали господину Дубле прийти к вам сегодня утром в половине одиннадцатого; сейчас как раз половина одиннадцатого, и он уже здесь с нотариусом.
– Ты прав, – сказал маркиз, овладев собой. – Когда человек богат, надо думать о делах. Иметь большое состояние так приятно!