© ООО «Издательство К. Тублина», 2022

© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2022

© А. Веселов, иллюстрации, оформление, 2022

«Слово о полку Игореве» – величайший литературный памятник Древней Руси. Он стоит в одном ряду с такими великими произведениями мировой литературы, как французская «Песнь о Роланде», испанская «Песнь о моём Сиде» или германская «Песнь о Нибелунгах». Созданное по горячим следам – после драматичного похода в Половецкую степь русской дружины в 1185 году, – «Слово о полку Игореве» чудесным образом было найдено среди старинных фолиантов Спасо-Ярославского монастыря. Его открыл в 1795 году известный собиратель книжных редкостей граф Алексей Мусин-Пушкин, который сразу же оценил колоссальную значимость приобретённой рукописи XVI века и приложил все усилия к её изданию. Наряду с публикацией 1800 года он изготовил с подлинника специальную копию для императрицы Екатерины II, по поручению которой и разыскивал в церквях и монастырях российские древности. Эти меры оказались своевременными – бесценный подлинник сгорел в пожаре 1812 года, когда войска французского императора Наполеона вступили в Москву. Но никакие препятствия уже не могли остановить победного шествия гениальной древнерусской песни. Поэты и переводчики, филологи и историки стремились осуществить как полноценный перевод, так и художественное переложение памятника. Просветитель конца XVIII – начала XIX века Александр Палицын в 1807 году первым переложил «Слово» звучным александрийским стихом в духе модного тогда русского классицизма. Спустя шесть десятилетий выдающийся русский поэт Аполлон Майков создал полноценное поэтическое переложение «Слова». Для своей интерпретации памятника он выбрал нерифмованные стихи, написанные пятистопным хореем. Несмотря на однотипность стихотворной техники, переложение Майкова считается одним из лучших, ведь поэту в большой мере удалось сохранить эпическое звучание и специфику образной системы оригинала. Революционные и военные лихолетья ХХ века внесли в эту переводческую работу свои новации. Эхо минувшей Гражданской войны слышалось в поэтическом переложении Марка Тарловского, который при создании своего текста использовал такие термины, как «конный марш», «рейд», «разведка» и т. д. Во время Великой Отечественной войны совершил духовный подвиг и выдающийся поэт Николай Заболоцкий. Его поэтическое переложение «Слова» изобиловало дериватами слова «враг», какие напрочь отсутствовали в подлиннике, но здесь встречались на каждом шагу. А «Плач Ярославны» как будто намеренно был переложен на мотив легендарной советской песни «Катюша», которая часто, особенно к концу войны, доносилась из репродукторов. Зазвучало «Слово о полку Игореве» и на других языках. Уже в 1803 году в Лейпциге вышел первый перевод песни на немецкий язык, который осуществил Иоганн Готфрид Рихтер. Немцы были первыми, кто стал тщательно изучать литературу Древней Руси. Позднее скандинавы почувствовали родственную близость «Слова» к эддической поэтике, и датский поэт и лингвист Тор Ланге перевёл древнерусскую песнь в духе поэзии скальдов. Следом поспешили англичане, французы, испанцы. Сегодня «Слово о полку Игореве» звучит на многих языках земли, начиная от малоизвестного верхнелужицкого наречия и кончая самым многочисленным китайским. Но где бы ни слышалась древнерусская песнь – в каких городах и странах, – стоит помнить, что её должно оберегать и лелеять, прежде всего, у себя на родине. В 1816 году историк и писатель Николай Карамзин пересказал «Слово о полку Игореве», включив его в состав своего многотомного труда – «Историю государства Российского». Однако этот пересказ был столь краток, что большинство красочных эпизодов осталось за его пределами. Оно и понятно: Карамзин ставил целью лишь познакомить читателя с основным сюжетом повествования, а не представить развёрнутую картину. Работая над первым полноценным пересказом древнерусской песни, пересказчик стремился учесть те исторические источники, в которых содержались сведения о драматических событиях 1185 года. Прежде всего, речь идёт об Ипатьевской и Лаврентьевской летописях, где подробно описывался поход русской дружины в Половецкое поле. Не было забыто и знаменитое «Слово о законе и благодати» первого русского митрополита Илариона, который дал точную оценку великим деяниям киевского князя Владимира Красное Солнышко, упоминаемого в древнерусской песне. Не была оставлена без внимания и древнерусская песнь XIV века «Задонщина», поскольку её отдельные поэтические обороты перекликались с изящными формулами «Слова о полку Игореве». И конечно, украсили текст пересказа некоторые подробности, почерпнутые из фундаментального труда «История Российская» дееписателя XVIII века Василия Татищева, который имел доступ к ныне неизвестным документам. Есть в нашем пересказе и новации. В состав предлагаемого текста нами включён замечательный памятник XIII века «Слово о погибели Русской земли», который был найден в библиотеке Псково-Печерского монастыря и опубликован в 1892 году. При его изучении выяснилось, что он проистекает из одного чистого источника – «Слово о полку Игореве». Мало того, великий русский историк Сергей Соловьёв высказал мысль, что «Слово о погибели» есть утерянная страница древнерусской песни. Впоследствии эту мысль всячески отстаивал советский академик Борис Рыбаков. Действительно, ритмический строй текстов, их поэтическая структура и образность свидетельствовали о неразрывной, родственной близости обоих памятников. Именно поэтому пересказчик счёл возможным включить «Слово о погибели» в состав древнерусской песни – туда, где начинается плач по «первым временам и первым князьям». Этот плач, однако, не успев начаться, неожиданно и заканчивается. Ясно, что здесь должен быть отрывок, повествующий о могуществе Руси. Таковым, по мнению ученых, и являлось «Слово о погибели Русской земли». Композиционно оно предшествовало плачу Ярославны – одно органично и неразрывно было связано с другим, частное вытекало из общего. Сегодня, по словам академика Д. С. Лихачёва, «„Слово“ – это многостолетний дуб, дуб могучий и раскидистый. Его ветви соединяются с кронами других роскошных деревьев великого сада русской поэзии XIX и XX веков, а его корни глубоко уходят в русскую почву». Дмитрий Сергеевич Лихачёв, посвятивший жизнь изучению и популяризации величайшего древнерусского памятника, в своём последнем труде призвал всех нас – и заслуженных учёных, и рядовых читателей – относиться к «Слову» как к живому растению, любить и заботиться о нём.

Евгений Лукин

Санкт-Петербург

Не пора ли нам, братья, начать старинной речью ратную повесть о нелёгком походе новгород-северского князя Игоря, сына черниговского князя Святослава Ольговича. Но прежде мы напомним, что Игорь приходится внуком князю Олегу Святославичу, которого прозвали Гориславичем за то великое горе, какое он причинил всему русскому роду своими крамольными бранями. И предостережём: как бы и князь Игорь не пошёл по стопам своего горемычного деда и не разделил с ним его безрадостную славу. Потому и эту трудную песнь мы сложим по правдивым былинам нашего времени, а не по искусному замышлению Бояна – любимого песнотворца Олега Гориславича. Потому что вещий Боян если кому и желал сложить песнь, то растекался мыслию по древу, мчался серым волком по земле, парил сизым орлом под облаками. Он ведь никогда не забывал кровавые усобицы минувших веков. И когда, словно бурные волны, набегали на него живые воспоминания, тогда выпускал Боян соколиный десяток на стаю белых лебедей. Быстрокрылый сокол настигал первую лебедь, и та пела хвалебную песнь великому князю киевскому Ярославу Владимировичу Мудрому, его брату Мстиславу Владимировичу Удалому, который в смертельном поединке зарезал засапожным ножом касожского предводителя Редедю на глазах его ошеломлённых воинов. А ещё пела лебедь печальную песнь брату Олега Гориславича – тмутараканскому князю Роману Святославичу, что был наречён Красным благодаря своей красоте и статности, но погиб во цвете лет от рук окаянных половцев, когда возвратился с ними из совместного неудачного набега на Русскую землю. На самом деле древний песнотворец Боян не соколиный десяток выпускал на стаю белых лебедей, а возлагал свои вещие персты на живые струны волшебных гуслей, и те уже сами рокотали звонкую славу русским князьям. Начнем же, братья, эту ратную повесть от старого киевского князя Владимира Святославича, по праву именуемого Красным Солнышком, потому что он, войдя в святую купель крещения, не только сам постигнул лучезарный свет Христовой истины, но и всем подначальным народам повелел креститься. Отчего мрак идольский от нас отошёл, и зори благоверия зажглись над Русской землёй. А закончим мы наше повествование похвальными словесами в честь нынешнего новгород-северского князя Игоря Святославича, который разум свой покорил невиданной доблестью, сердце своё поострил небывалым мужеством и, преисполнившись ратного духа, направил свои храбрые полки в Половецкое поле.