Кап. Кап. Кап.

Сколько же времени?

Ага. Шесть утра. Спасибо вам, часы, что освещаете мой жизненный путь своим электронным светом…

Черт, что же так темно? Еще же лето. Хотя нет. Сентябрь – это уже не лето. Сентябрь, да. Счастливые часов не наблюдают, а вот я не наблюдаю месяцов. Месяцев? Неважно. Главное, что я счастливее всех счастливых.

Кап. Кап. Кап.

Как же раздражает эта капель! Кран протек, прохудился, поломался или не знаю, что там с ним случилось. Был бы Олег дома – починил бы. Но он приедет только завтра. Что ж. Буду еще сутки слушать этот кап-кап.

***

Я не стала надевать тапки и босиком прошлепала на кухню. Олег ужасно злится, когда я шастаю по дому босиком, но сейчас его нет, и он не узнает о том, какой вопиющий бунт я устроила.

Зябко. Нужно было хоть носки надеть. Да, лето прошло. Это факт.

Пританцовывая на замерзших ступнях, я включила чайник. Полюбовалась им. Чайник мне очень нравился, как и все остальное на нашей с Олегом кухне, да и вообще – в нашем доме. Сама бы я ни за что не обставила дом как следует. Но работа дизайнера была хороша. Еще бы, за такие деньги.

Меня окружала зелень. Зеленые шкафчики, зеленые стены, даже кухонная утварь – зеленая. Вот и чайник тоже.

Закипел. Ужасно хотелось кофе. Но я не могу себе его позволить, тут Олег прав. С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, я каждый день начинала с кофе. Исключений не было. Переезд, перелет, перелом – что бы ни было, я пила чашку крепкого горького кофе и жить становилось веселее.

Но в последний месяц со мной творилось что-то странное. Если я делала хотя бы пару глотков кофе, мне становилось физически дурно. Кружилась голова, бросало в холодный пот, в горле вставал непроглатываемый ком. Когда такое случилось впервые, я испугалась, но решила, что это случайность. Но когда мне снова стало плохо и снова после кофе – я пожаловалась Олегу.

Олег заволновался. Повез меня к своим коллегам в клинику.

– А что же не посмотрел красавицу-супругу сам? – спросил веселый дядька в белой униформе и с такими залихватскими усами, которым позавидовал бы и сам Буденный. Терапевт. Тот самый, который почти волшебник со слов Олега.

– Мои услуги ей без надобности, – Олег был слишком взвинчен, чтобы отвечать в том же шутливом тоне. В общем, муж был прав – он отличный психиатр, но при чем тут моя реакция на кофеин?

Усач повел меня в кабинет. Волшебник-терапевт оказался разговорчивым и, пока мы шли по коридорам, сияющим белизной до боли в глазах, рассказал о себе все.

– Зовут меня Андрей Петрович. Называй меня просто дядя Андрей, если хочешь. Тебя же Лена зовут? Ага. Так вот, Леночка, Андрей Петрович уже тридцать лет работает терапевтом. Кого только я не лечил! Так что не боись, и тебя вылечим!

Андрей Петрович рассмеялся собственной удачно вставленной цитате – откуда она, не помню, из старого фильма что ли – и распахнул передо мной дверь в конце безукоризненно белоснежного коридора.

И там началось. Он светил мне в глаза. Заглядывал в рот. Слушал легкие. Торжественно вытащил из ящичка в столе тонометр и нацепил мне его на руку.

Тонометр показал ровно сто двадцать на восемьдесят. Я обрадовалась, а Андрей Петрович загрустил.

– Оно, конечно, было бы странно, если бы у тебя в тридцать лет было высокое давление, – сказал Андрей Петрович. – Тем более ты такая худенькая. Хотя чего только не бывает! Но в чем же тогда дело?

Я пожала плечами. Мол, мне-то откуда знать?

– Может, по кофейку? – просветлел Андрей Петрович.

– А давайте.

В компании врача – почему бы и нет? Если что, он мне сразу поможет.

Тогда, в больничном кафетерии, был единственный раз, когда чашка кофе не произвела никакого впечатления на мой организм. Андрей Петрович рассказывал о жене и трех сыновьях, я кивала и наслаждалась напитком, по которому успела страшно соскучиться.

Мы выпили кофе и еще раз измерили мое давление.

– Давай же, давай, – бормотал Андрей Петрович. От волнения его шикарные усы шевелились.

Кажется, он мечтал, чтобы давление мое скакнуло под двести, и вот тогда-то со мной все было бы ясно. Но зловредный тонометр упорно показывал все те же эталонные сто двадцать на восемьдесят.

Наверное, от отчаяния Андрей Петрович измерил давление и себе. Прибор угрожающе запищал, и на табло появились цифры: сто шестьдесят три на сто. Плюс аритмия.

– Работает, – сказал мой несостоявшийся врач. Он недовольно смотрел на тонометр, словно тот был не обычным медицинским прибором, а одним из его сыновей, который вдруг принес двойку и разочаровал папу.

Кончилось тем, что Андрей Петрович выписал мне кучу направлений на анализы и обследования всего подряд в моем организме.

Олег лично проконтролировал, чтобы я сдала все анализы и просветила все органы. Ничего. Все его коллеги – кроме гинеколога, но это отношения к делу не имеет – клялись, что я здорова.

– Надо исключить твой психомоторный стимулятор, – это Олег так кофе обозвал. – Пей чай. Лучше зеленый. Он полезный.

Я согласилась. Ну а что? С Олегом я привыкла соглашаться. Это раз. И два: я и так уже неделю пила только чай и воду. После визита к Андрею Петровичу я осмелела и выпила привычную утреннюю чашку кофе. После чего стала задыхаться. Мне казалось, еще чуть-чуть, и я встречусь со своими родителями, так нелепо погибшими три года назад.

Теряя ориентацию в пространстве, я побрела в ванную. Плескала себе в лицо холодную воду, пока мир вокруг не перестал шататься. Олегу я ничего говорить не стала.

Правда, зеленый чай я пить не смогла. От него меня затошнило. Это было и грустно, и смешно. Пью черный. Олег говорит, это я специально, лишь бы не делать так, как муж сказал. Это не так, но я не спорю. Не хочу говорить, что от зеленого чая меня тошнит, чтобы Олег не подумал, что я в свои тридцать разваливаюсь на части или, хуже того, придумываю себе болезни от безделья.

Как будто мало того, что из-за меня у нас не может быть детей.

***

В детстве мне очень нравились картинки, на которых красивые девушки сидели на подоконниках и задумчиво смотрели в окна. Я мечтала о том, что вырасту, куплю свой дом, и в этом доме везде-везде будут широкие подоконники. Эта мечта сбылась. Тоже кое-что.

Я сидела на широком кухонном подоконнике пила свой пресный чай и раздумывала, не взять ли мне еще одну конфетку. Конечно, Олег бы не одобрил того, что я сейчас делаю – ни чая, ни подоконника, ни излишков сладкого. При нем я себе такого и не позволяю. Мои раздумья прервал резкий звук. На светло-зеленом столе настойчиво тренькал телефон.

Я вздрогнула и пролила чай на подоконник. Вот же! Прав Олег – нужно делать все по-человечески. А не как я.

Чинно устроившись за столом, я коснулась телефона и с опаской заглянула в экран. Писал Олег. «Доброе утро, моя девочка! Надеюсь, ты еще спишь. Напиши, как проснешься. Люблю тебя и скоро буду дома».

Открывать мессенджер я не стала. Вроде как действительно сплю. Напишу через часик, в восемь. Не нужно Олегу знать о моей бессоннице.

А все же, какой он у меня молодец! Уже десять лет мы женаты, а муж по-прежнему пишет мне романтические сообщения.

За окном рассвело. Не злое, не летнее солнце светило на широкий зеленый подоконник. Аккуратно подстриженная трава у дома была влажной и ломкой – казалось, возьмешь травинку в руки, и она рассыпется в порошок. Не выходя из дома, я ощущала, какой на улице прохладный воздух. Вот бы вдохнуть его и.. И… Задохнуться?

Я так ярко представила, как вдох осеннего воздуха убивает меня, что вскочила со стула и замахала руками. Мне не хватало воздуха – не того, страшного осеннего, а привычного домашнего.

Раковина. Вода.

Я умывалась так тщательно, что мне позавидовали бы все коты мира. Но легче не становилось. Казалось, ядовитый воздух уже проник в дом и попал в мои легкие.