«Ольга Петровна очень хотела выйти замуж. И на первом курсе института, и на последнем, и в бытность младшим специалистом, и в бытность страшным. И даже, стоя у врат рая. Вот только почему-то все ангелы от нее шарахались…»

Виктор Петрович любил сидеть у окна

«Виктор Петрович любил сидеть у окна и мычать. Все в доме думали, что кто-то тайком держит в квартире корову. Виктор Петрович не признавался. Ему было обидно, потому что корова, как известно, женского рода…»

«Женя пригласил в чужую квартиру. Она пошла, надеясь. На что? На все! А это была просто чужая квартира. С чужими бокалами и простынями. С чужим шампунем и полотенцем. Повсюду чужие рыжие, блондинистые, шатеновые волосы. И ее несколько черных смоль-волосков вскоре тоже для кого-то будут чужими…»

«Тимофей читал на лавочке возле подъезда. Елена Семеновна спросила:

– Что читаешь?

– Хармса…

– Не лай! Тебе лень ответить? Что читаешь, щенок?

– Хармса!

– Вот же, кобелина уродливая! Я тебя русским языком спрашиваю: что читаешь?

– Хармса!!

– Ты как разговариваешь?! Что читаешь, пес шелудивый?!

– Хармса!!! Хармса!!! Хармса!!!..»

«Мне снова снилась женщина. Не та, теперь совсем другая. Нет боли от потери. Надежда есть. Ей жить и к ней стремиться. Все, может быть, удастся в новой жизни. Все может быть, все может быть…»

Дверь снова распахнулась. В квартиру впрыгнул веселый стройный как Зуй – сосед в верхней части смоль-брюнетки Жанны, живущий один в просторной «трешке»:

– Мой этаж пустой. Жанка убежала к себе в супермаркет на кассу. Анна Степановна с Алешкой из «двушки» в школе. Думал, уж и тебя дома нет. Хочешь послушать мою новую аранжировку?

– С удовольствием бы, но денег нет!

– Не надо. Я сегодня по-соседски!

Достал из кармана трубу и сыграл какой-то весьма замысловатый ноктюрн:

– Ну как?

Юкичев одобрительно кивнул:

– Да! И тебе за это заплатят?

– Еще бы! Кстати, и ты бы мог в переходе читать свою книгу, и наклали бы тебе полную шляпу!

– Я?! В переходе?!

– Конечно!

– Я?! В переходе?!

– А почему бы и нет? Или ты себя выше меня считаешь?

– Нет, я же тебя на семь сантиметров ниже! Но у меня и шляпы нет!

– А ты из газеты сделай!

– У меня и газеты нет!

– А вот у тебя листочки в тетрадке!

– Так они исписаны уже с одной стороны!

– Так это еще лучше: ты сделай несколько шляп! Как только в очередную наклали доверху, так ты ставь следующую, а первую разворачивай в карман и читай по ней, хоть с одной стороны, хоть с другой.

– Я подумаю!

– Чего думать! Тебе деньги не нужны?

– Позарез…

– Так приходи в четыре, я тебе свое место уступлю и часть публики передам!

– Спасибо…

– Хочешь рублик?

– Хочу!

– Вот те бублик!

Веселый, стройный как Зуй выпрыгнул из квартиры, а вдохновленный хрустящим бубликом Юкичев вздохнул и стал подбирать переходный репертуар:

– Краснобаевы… Сухорыловы… Мослаков… Не то… Не то… Не то… Разве что Самцов или Брусникины…

Замер, строчки поплыли перед глазами:

– Жанна…

Если она с ее-то грудями весьма полного третьего размера увидит его в переходе. Рядом со шляпой, в которую накладут…

– Нет! Нет! Нет!

– Да! Да! Да! – твердил кому-то в коридоре за дверью стройный как Зуй.

– Нет! Нет! Нет! – стучало ксилофоново в сердце.

– Да! Да! Да! – курлыкали голуби за окном, подхватывая клювами «256», «750», «1 210», «4 700» и складывая бумажных бабочек в аккуратную стопку на подоконнике.

Юкичев вздохнул:

– Спасибо вам, добрые птицы!

И внес в тетрадь, как долотом по мрамору:

«Голубям непросто в нашей жизни

Размножаться по четыре раза в год.

Ублажать нахальный и капризный,

Черт-те что сующий в клюв народ!

Танцевать и ворковать за пшенку!

Умный делать взгляд за пару крох!

Поджимать от холода ножонку!

И клевать, клевать в мороз горох!

С кошками-собаками поладить!

И с утра до вечера на бис

С проводов глядеть и гадить, гадить, гадить

На толпу презренно сверху вниз…»

В комнату снова впрыгнул веселый стройный как Зуй:

– Извини, я у тебя бумажкой разживусь! А то у меня закончилась не вовремя…

Не спрашивая, вырвал листок прямо из-под руки и исчез так быстро, что Юкичев не успел ничего сказать. Голуби также растворились за окном. Беззвучно. Как будто даже с упреком. Юкичев снова взялся за ручку, но не смог вспомнить ни строчки, и вдохновение покинуло его. Он бросил руки на стол. На них голову. И зарыдал…

Метались буквы, цифры, ритмы… Стук каблуков, стук сердца, скрежет лифта… Кто входит, кто выходит… Жанна, в верхней части смоль-брюнетка… Нет, я не сплю!.. Почти не плачу!.. Уже! Уже! Уже почти!..

– Кто там?! Который час?!

– Ты все проспал, друг мой!

– Нет, я не спал… Я бредил… Впрочем…

– Какая разница, мой друг! Держи!

– Что это? Деньги? Так много? Спасибо, стройный как Зуй! Но я не знаю, когда…

– И знать не нужно! Все твое!

– Откуда?! Как?!

– Из моего сортира! Я давеча бумажку прихватил твою, а там такие вирши, такой шедевр про голубей. Признаюсь… не посмел я замарать высокое искусство и в унитаз спустить. А отдал я бумажку знакомому, который то в газетах, то в интернете хрень всякую печатает. Он прочитал, и похвалил, и на каком-то сайте поместил. Там, брат, такое началось: репосты, лайки, сто тыщ пятьсот комментов. И деньги, деньги за рекламу голубятен прут. Знакомый честно твою долю мне отсыпал. Хотел биткоинами, но для тебя, с моей подачи, только наличными рублями и еще немного в инвалюте! Так что держи, считай и трать по делу!

– Вот же новость! Спасибо, мой стройный как Зуй! Не знаю, как тебя…

– Не благодари сейчас. Еще успеешь. Тем более что в мыслях о тебе я, кажется, рожаю…

– Девчонку? Мальчика? Двойняшек?

– Музыку, черт тебя возьми!.. Я удаляюсь! Афтор, пиши исчо!..

Юкичев схватился за ручку и тетрадь, хотел писать про то, про это, но в голове вдоль и поперек расхаживала лишь Жанна с грудями весьма полного третьего размера. Выбежал на площадку и ждал, ждал под сердца ксилофон. Едва дождался. Улыбнулся:

– Так как насчет кафе? Все как обещано!

Она с ответной улыбкой:

– Все как обещано!..

В меню не глядя, заказал:

– Пралине, просекко и моккоко, пожалуйте-с, как должно!..

Он проводил ее на этаж выше. Почти поцеловал.

– Увидимся завтра?

– Я не прочь! – встряхнула верхней частью смоль-брюнетка.

Почти заснул на своей скромной односпальной кровати. Но встал. К тетради…

«Одна женщина пошла за водой, а купила пиво.

Потом пошла за хлебом, а купила удочку.

Посмотрела в зеркало: не женщина, а какой-то мужик с усами и бородой».

«После смерти деда Василия и его экзотической супруги Базуки Сославны наследники сдавали их квартиру на пятом этаже. В помещении слышали музыку, голоса и даже как будто выстрелы, но самих жильцов при этом за все время никто не видел.

Виктор Петрович уверял, что это грузины чью-то душу отводят. Ольга Сергеевна – что алкаши проклятые души губят. Тимофей по просьбе общественности поставил фотоловушку и видеокамеру. Дверь открывалась и закрывалась, но то ли никто не выходил, то ли никто не входил. Никого увидеть так и не удалось…»

«Парень решил подарить девушке «Бугатти». Дорогой очень автомобиль, так что работал и копил, работал и копил.