В слово «скульптор» она вкладывала столько смысла, что я сначала с трудом его в себя поместил, хотя жил с мыслью о том, что я им являюсь уже не один десяток лет. Но, согласно её теории, помимо гипса и глины, оказывается, я работал с лепкой живых тел. Я оттачивал и огранял их словесно, доводя женщин до феерического совершенства. Так говорила она. А что об этом думал я?

Могу сказать, что я мало участвовал в их огранке. Я видел самые красивые грани в женщине изначально, но, как оказывалось позже, не каждая знала об их наличии. Я просто любил женщин. И всё. Каждая из них по умолчанию была для меня произведением искусства. Но как всякий живой человек, я отдавал предпочтение лишь определённому типу. Другими же просто молча любовался. А каких-то в упор не замечал – не цепляло – не моё. Однако, как к любому труду, я имел к ним уважение, потому что кому как не мне знать, что каждая работа, независимо от результата, должна заслуживать, как минимум, уважения только потому, что она содержит душу творца.

Моя новая подопечная как раз была леплена из материала, который я более всего ценил в женщине, и вмещала в себя то множество стилей, в том числе пересекающихся и конфликтующих, квинтэссенцию из которых мы в итоге зовём многогранностью. Чего-то больше, чего-то меньше. Я просто обтёсывал, на мой взгляд, лишнее, а где-то наращивал, как мне казалось, недостающее.

Вот что мне не очень нравилось, так это тесать из камня. Без толку потраченное время. Мне нравились материалы более пластичные. При работе с ними минимум сколов. Хотя бывает, что и сами сколы украшают, когда под отколовшимся материалом блестит и переливается всеми цветами радуги иризация – оголившийся кусочек души.

Как она дошла до этого, я не знаю, но её понятие слова «скульптор» мне нравилось. Как и её выражение: «Не каждый скульптор – скульптор». Этим она как будто выделяла меня из массы моих коллег и других людей. Она озвучивала то, что я, казалось, всегда знал, но боялся себе в этом признаться из опасения, что это признание сильно испортит мой образ мастера, который никогда не гонится за результатом. Однако, в случае с ней, мне очень нравился результат моего воздействия на её мировоззрение и восприятие себя, и в итоге я сам не заметил, как уже гнался за ним что есть силы. Чего никогда ранее себе не позволял.

Казалось, в этой погоне мы творили совместный проект, который никто до нас сделать не пытался. Мы были какими-то эксклюзивными. Или мне это просто казалось. Но так или иначе, мне было очень комфортно в этом тандеме. Я увлёкся своей ученицей настолько, что хотел отсечь от своей длинной, насыщенной жизни всех и всё, что предшествовало нашей встрече.

***

Говорит, что очень отстаёт от группы, говорит, что не получается, просит дополнительные занятия. В мыслях зловеще потираю рука об руку, в мыслях практически бью чечётку. Ликую: «Ну вот. Поймал. И почти подсёк. Главное, выдержать правильную паузу. Иду ва-банк». И сдержанно отвечаю:

– Надо посмотреть, есть ли у меня свободное время.

Прошу номер телефона, обещаю перезвонить вечером, ссылаясь на то, что ежедневник забыл сегодня дома.

«Есть ли у меня свободное время? Да у меня сейчас его уйма для тебя. И даже если его нет, поверь, найду», – думаю я при этом.

Набираю её номер поздно вечером. Не забыл, просто выдержал паузу. Предлагаю время на завтра. Соглашается не раздумывая. «Кто бы сомневался», – улыбаюсь я сам себе. Сон не идёт ни в какую. Не могу дождаться наступления следующего дня.

***

Пришла. Тайна таинственная. Глаза горят и как-то странно так, легко-легко улыбается. Говорю:

– Ты неотразима сегодня, – и прикасаюсь к её плечу.

Химия? Возможно, это и есть химия. По крайней мере, так говорят. Но я никогда её не понимал. Для меня химия – это когда что-то происходит. Фиг его знает что, но в том, что происходит, сомнений нет никаких. Физика? Да! Это ближе. Это можно почувствовать и даже что-то объяснить. Меня окатывает волна искрящегося тока. Волнообразно охватывает всё тело, отключая мозг. Соображаю уже слабо, но понимаю, что лепить будем не сегодня. У неё и так всё получается, пусть не придумывает. Стоит не шелохнувшись, как заворожённая. Осторожно убираю волосы с её лица и целую в шею. Приподнимается на носочки, тянется ко мне всем телом.

Ну вот, она передо мной. Трепещущая, возбуждённая, беззащитная – моя. На целый час. Я таки её раздел. Сколько снов я видел с ней. Сколько раз представлял все её не доступные моему взгляду места. Как она возбуждала! В ней не было ничего особенного, но она пленила мои мозги, как только появлялась на горизонте. Всякий раз, когда я видел её, я думал:

– Эта женщина моя! Но как же она далека от меня!

Сколько раз эта мысль реверсом проносилась у меня в голове. Всё правильно, мысль материальна. И моя мысль сейчас передо иной. Абсолютно голая, максимально возбуждённая, готовая на всё.

Прикасаюсь к ней очень бережно. Маленькая, хрупкая – боюсь сломать. Полное отсутствие растительности на теле. Бинго! Я это так люблю! Мои руки спускаются ниже, и вот он – долгожданный момент. Я наконец-то узнаю, какая она внутри. Нежно гладя промежность, пальцем проникаю внутрь её. Недурна. Она тихонько стонет и выгибается. Чувствую её руку, скользнувшую под резинку моего белья, на своей заднице. Спрашивает:

– Можно?

Ох, уж это воспитание!

– Нужно, – говорю и снимаю последнее, что осталось на мне. Я в полной боевой. Она опускается на колени, целует головку и вот он полностью исчезает у неё во рту. Ого! Горловой глубокий! Ничего себе тихоня!

Минет хорош. Умница. Мой черёд. Пробую её на вкус. Очень чувственна. Изгибается, стонет. Проникаю вглубь языком, стоны переходят в крик, пару минут и… сквирт. Неожиданно, но приятно. Высшее наслаждение для женщины и высшая благодарность мужчине за доставленное удовольствие. Его не сымитируешь.

Вхожу в неё медленно, со всей присущей мне осторожностью. Боюсь причинить боль. Мне почему-то кажется, что в её жизни было слишком много боли. А может быть, просто оттягиваю момент, когда все мои грёзы перейдут в разряд банального секса.

Как скульптор, отмечаю: «Хороша», но как перфекционист, соображаю: «Грудь, попа подвисают, внутри бы подтянуть. Но не об этом сейчас, не об этом. Её красивые ноги, которыми я так долго любовался, лежат у меня на плечах. Да я красавец! Или сволочь?

Любил ли я её? Нет. Но она давала мне что-то новое, что-то из того, чего мне очень не хватало. Какой-то неуловимой утончённости моей расчётливой, загрубевшей душе.

Толчок, ещё и ещё – кричит, содрогается, снова оргазм. Чувствительна, как оголённый нерв. Укладываю на себя эту умиротворённую женщину с сияющими глазами. Целует грудь, целует шею, лицо. Удивительно, но я ощущаю себя счастливым. Шевелиться не хочется. Думать о чём-либо – тоже. Но… добро пожаловать, мысль первая:

– Что с ней делать дальше?

Мысль вторая:

– Снова отношения, снова обязательства…

Мысль третья:

– Не хочу её отпускать!

Есть ещё мысли о гимнастике Кегеля, но это позже, может обидиться.

Чутко уловив моё напряжение, нежно гладит лоб:

– Не думай ни о чём. – А потом смешливо добавляет: – Обо мне можешь.

Но пора возвращаться в реалии. Тихонько снимаю её с себя. Надо бежать. Дела. Понятлива. Быстро одевается. Остановилась и оборачивается уже в дверях.

– До встречи. – целую её в щеку и убегаю сам. Сначала курить конечно. Затем всё остальное. Не до конца понимаю, что шаг от слов к делу сделан. Чувствую себя странно. И доволен собой, но почему-то грустно. Как будто что-то теряю. Возможно, интригу, к которой я так уже привык. А возможно, ученицу, которая теперь не совсем ученица. А может быть, и женщину, которая стала для меня теперь как все остальные. Ничего нового. Однако мысли всё равно вокруг неё. Надо переключаться. Ни к чему это всё. Чай не мальчик.

***

День стараюсь не думать о ней. Вечером вижу сообщение. От неё. Не буду отвечать. Привяжется. Надо остановиться. Но следующая встреча. Я вижу её и ловлю себя на том, что напряжённо думаю, как затащить в постель. Похоже, её тащить не надо. Она уже с готовой идеей. Что это? Кто эта женщина? Это наказание мне за что-то или дар Божий? Что я должен с её приходом в мою жизнь понять? Чему научиться?