И все же он ее очень уважал, ценил, а значит хотел, чтобы она точно поняла его пожелания и постаралась их выполнить максимально успешно. Ради самой же себя.

– Виктория Робертовна, я надеюсь вы следите за ситуацией, которая развернулась вокруг нашей страны в поле спорта? И понимаете, насколько нам всем важно оставаться патриотами в этот момент полностью, до мозга костей?

Вика внимательно следила за вязью слов, которые произносил Карен Магометович. Склонив голову, как она это делает во время просмотра выступлений своих учениц, проникалась тем смыслом, что таился за словесным узором и лишь слегка кивнула на вводную часть, побуждая перейти большого начальника к сути.

– Я надеюсь, что вы, тренер юных спортсменов, отдаете себе отчет, насколько важно донести до них правильный ход мыслей и поведение в сложившейся ситуации.

– Ну, послушайте, Карен Магометович, нареканий на моих ребят никогда не было в этой части,– аккуратно подтолкнула его к углублению в суть Домбровская.

– Безусловно. И это весьма радостно для меня как для вашего, пусть и не непосредственного, но все же руководителя. Однако нужно понимать, что бывшие наши подопечные, даже возвращаясь к нам, зачастую теряют часть опор и основ, которые мы в них закладываем. Хотелось бы, чтобы в этот непростой для Людмилы момент вы были рядом не только как ее вновь обретенный тренер, но и как тот человек, который напомнит ей, какие душевные связи у нее есть с родиной.

В целом текст был предельно ясен: следи за тем, что девчонка будет молоть языком,– но Виктория решила уточнить:

– Карен Магометович, вы хотите, чтобы я провела политпросвещение Милы после того, как она два года пребывала за рубежами родины под крылом иностранного специалиста? Или я недопонимаю, что от меня требуется?

Домбровская была готова напомнить еще и факт того, что сама она мать иностранной гражданки, прожившая многие годы за пределами России. И уже потому считать Викторию Робертовну хорошим политпросветителем – дело опасное. Однако, выяснилось, что вопрос не в части политики, хотя и в ней тоже. Колечко у начальства сжималось по более приземленным поводам.

Ахмедов мягко улыбнулся:

-Ну что вы, Виктория Робертовна, я скорее хочу, чтобы вы ненавязчиво вернули Людмилу в те года, когда она была рядом с вами счастлива. Прогуляйтесь по тем местам, где были вместе. Просто напомните ей те времена и подарите то ощущение радости, которое было у нее тогда.

Вика приподняла удивленно бровь:

– Карен Магометович, вы сейчас говорите так, словно Мила была моей девушкой, которой нужно напомнить о былой любви. Но у нас совсем другие отношения, она спортсменка, а я ее тренер, а “места, где мы были вместе” и, возможно, даже счастливы, это лед, спортзал и танцкласс. Мне организовать ей экскурсию по “Сапфировому”?

Ахмедов внимательно посмотрел на тренершу, прикидывая, правду ли ему сказали или все же было там что-то большее, чем профессиональные отношения, но улыбка осталась на его лице такой же проникновенной:

– Мы все понимаем, насколько глубока бывает связь тренера и спортсмена, не так ли? Ваши же отношения даже по этим меркам были гораздо более теплыми, чем в среднем. Вы, я думаю, осознаете, насколько важно дать молодому человеку или девушке возможность испытывать чувство привязанности и дарить его. Наша с вами задача, как старших, как наставников, сделать все, чтобы человек, подобный Людочке по уровню известности во всем мире, имел возможность доносить до этого мира свою любовь к нашей стране, своим наставникам и учителям, тем, кто делает ее счастливой. И не чувствовал себя отвергнутой самыми дорогими людьми. Я думаю, вы осознаете, что иногда ради покоя и блага многих людей, самого нашего мира спорта, необходимо делать то, что необходимо. Мы с вами взрослые уже, от нас, простите, за прямоту, не убудет.

Беседа между тренером и директором “Самоцветов Москвы” длилась еще почти 20 минут, но самое главное уже было сказано и дальнейшие наставления лишь оформляли в рамочку общую картину.

****

В чем тренер Домбровская не сомневалась, так в том, что она правильно поняла тонко завуалированные ЦУ Ахмедова. И ведь язык же повернулся намекать на такое!

Сев на водительское сидение, Вика положила руки на руль и звонко и резко сказала только одно слово: “Блин!”. По лицу ее пробежала странная улыбка. И, зацепившись за уголок губ, притаилась где-то в складке между ними.

Именно с этим сложным выражением лица Виктория Робертовна и пришла на вечернюю ледовую тренировку.

****

– Ну, и какие ценные указания мы получили из высоких кабинетов?– спросил Григорьев.

Вика вздохнула:

– Все указания были лишь по мою душу. Вам предложено работать как работали, взяв часть моих обязанностей, пока я буду вводить в режим новую спортсменку. Точнее возвращающуюся к родным пенатам заблудшую дочь отчизны.

– Ну, а тебе были какие указания? – поинтересовался Ландау.

Домбровская усмехнулась:

– Если кратко резюмировать, то мне было предложено трахнуть ее, ну, или дать ей трахнуть себя. Это уж как получится.

Справа закашлялся, подавившись кофе, Миша. Илья, как стоял у бортика, так и остался стоять, только глаза раскрывались все шире и шире:

– Так прямо и сказал?

– Ну что ты, Илюш, намного тоньше и вежливее. Я передаю только суть.

Губы женщины дрогнули, глаза наполнились на мгновение слезами. И именно в этот момент из раздевалки на лед высыпали фигуристы. Совершенно по-детски шмыгнув носом, стальная тренер Домбровская загнала обиду вовнутрь, превращаясь в саму себя для детей.

– Все, ребята, работаем,– тихо произнесла старший тренер.

Время офигительных историй закончилось. Начиналась повседневная, простая и понятная жизнь. Все внимание обратилось на разминающихся ребят. И стало немного легче дышать. Мысль о том, что ее попытались опосредованно изнасиловать под предлогом “так надо” отступила. Осталась только злость на тех, кто готов использовать почти ребенка любым способом, лишь бы держать в повиновении.

На льду чаще всего собираются не по возрасту, а по мастерству. Так рядом могут оказаться двенадцатилетний ребенок и двадцатилетний мужик. Сейчас перед глазами Домбровской кружила парочка юниоров, двое взрослых девчонок и внезапно ставший эстонцем на третьем десятке коренной москвич, портящий своей расхлябанностью очередную хорошую программу. “Как он вообще умудряется так прилично выступать, когда так лодырничает”,– удивляется Вика своему ученику. И все же не расставалась с этим лоботрясом, потому что свое есть свое. Вот такая у них норма жизни. Это спорт, детка.

Тренер перевела взгляд с недоэстонца московского разлива на складную девчушку за бортиком, ожидающую ее комментариев о прогоне, который завершился не больше минуты назад. Тяжелое дыхание все еще не вернулось к норме, но в остальном ребенок выглядел не слишком уставшим.