По мнению Вики, основным достоинством Леры было полное отсутствие страха и мозгов мозгов. Как женщина и мать печалилась Вика, видя, что уставший ребенок летит с очередного недокрученного лутца или ритбергерра. Во всем остальном – это не девочка, а упрямое бревнышко, которое никого не слушало и ничего не хотело, кроме своих полетов в вечность и неизвестность.

Илья становился бледно зеленым, когда тренировал ее дорожки и пытался научить красоте позы. Лерка – это вам не Рада, Лерку так просто красиво не поставишь: позеленеешь, побледнеешь и лишишься аппетита.

И все же Вика любила ее за стремление, идиотскую, никуда неприменимую мечту прыгать безумные ложности и крутить четверной аксель до нервного тика Домбровской и желания выйти покурить Григорьева. За фанатизм. За любовь к их общему делу. Пусть эта любовь и была совсем другой, не такой как у Вики, но это была любовь.

Ни Лерка, ни ее родители не прятались, не врали, что остаются. Папа-Смирнов в лоб заявил о планах. Папа тоже из породы бревнышек негибких, надо сказать, что придумал, то и топчет. Его девочке не додали внимания, не слушают ее пожелания. Они хотят лучшего и большего.

“Да и подавись”,– про себя вызверилась Вика, но, понятно, отпустила. А как их удержишь таких умных? И теперь она просто переживала за девочку. Девочку влюбленную в прыжки, а через них в их общую страсть – лед и фигурное катание.

Скандал с Ушаковой после этого, с одной стороны стал болезненным ударом, а с другой – позволил выпустить из себя все эмоции, которые бушевали от ухода Лерки. И Вика оторвалась,а Илья, успевший подготовить Марине программы, выкатавший обе до стадии презентации, и не скрывал, что готов подбросить полешек в пожар Викиных эмоций.

Маринка бежала не от нее. Девица хотела очаровывать одного из “прилипал”. А как тут очаровывать, если между вами сотни километров. Нет хуже черта, чем девушка влюбленная. А уж если она еще и самовлюбленная, то только держись! “Сапфировый” сдюжил прощальную эпическую сцену и демонстративный уход под прикрытием родственников фигуристки из верхов федерации фигурного катания. Мариночка была из “блатных”, лучшая из блатных: трудолюбивая и талантливая, но все равно с тылом за спиной и амбицией не туда время от времени.

****

Итак, подхватив двоих, Сергей Вадимович вошел во вкус. И теперь переманивал еще кого-нибудь для своей аллеи славы. Но вот Рада? Выбор непонятный.

Илья насмешливо поглядел на временами такую наивную и такую всегда прекрасную и великую просто тренера:

– Ну, как ты не понимаешь?! Это же звезда в копилку!! Кстати, это еще и моральное превосходство: сама Цагар покидает своего тренера. Хайп – дело благородное, дорогая Эр! Ты только вспомни, сколько народу успели за три пять лет Алькиной карьеры без тебя, об девочку поднять свои рейтинги.

Вика задумчиво перебирала плед, которым были укрыты ее колени:

– Рада ведь сказала мне тогда, после смерти мамы… что никогда не уйдет от меня. Никогда. Именно так, два раза.

– Она и не уходит,– кивнул Илья.

– Хорошая девчонка, да?– тихо произнесла женщина, кутаясь в плед.

– Хорошая, но Милу ты все равно любишь больше,– с горечью констатировал Ландау.

– Да нет, Илюшенька, не больше. Просто дольше.

Да, дольше. Мила начинала вместе с ней. Это и была ее по сути самая первая команда: она и Мила. Потом Сашка Морозов. Потом Мишка. Она обросла людьми. Хорошими, преданными делу и ей самой. Но из тех, кто бы мог рассказать про настоящую Домбровскую, до всего, до первых даже детских побед ее девчонок, в более или менее близком круге до триумфа двухгодичной давности оставалась только Мила.

****

Ночь затекала в спальню через задернутые шторы, поила воздух прохладой, а через приоткрытое окно просачивался запах мокрой осенней листвы.

На груди у мужчины спала тонкая до полупрозрачности блондинка, обнаженное бедро, с которого сползло покрывало, он бережно обнимал одной рукой, а другой продолжал что-то набирать на клавиатуре смартфона:

– Рад, я хочу, чтоб эту переписку увидели все. Мы сможем ее выложить в инстаграм?

– Я не против, Илья Сергеевич. Может, тогда они уже отстанут!

Ландау отложил телефон, легонько прикоснулся губами к макушке Вики, натянул одеяло, закрыв ее полностью и выключил настольную лампу.

Они, конечно, не отстанут. Теперь уже никогда. И все же…

Утро вечера мудренее.

Уже битый час вокруг льда в “Сапфировом” суетились бригады телевизионщиков, готовя сюжет о “самом неожиданном возвращении сезона”. Ну, а что тут поделаешь? Во-первых, у “Самоцветов Москвы” контракт телевизионщиками, так что каждый божий день из какого-нибудь отделения несутся стоны тренеров и проклятия непосредственного начальства отделений. Во-вторых, история “развода” была такой шумной, что тихо замириться, не оповестив публик, Виктория Робертовна с собственной фигуристкой уже не сможет.

В конечном итоге тренировка не просто была поломана, она летела под откос со скоростью сверхзвукового экспресса. По мнению Вики с ума сошли все ее подопечные сразу, даже те, кому далеко не в первый раз приходилось видеть камеры.

Она честно улыбалась журналисту, который брал интервью, а хотела послать их всех снег в Сибирь убирать и не мешать работать, пока не закончат, благо снега в Сибири много. Говорила о внутреннем надломе Милы (вполне себе правда, если не считать того, что глубина этого надлома пока не была понятна даже ей самой). Потом за бортиком, отпустив наконец тренера работать, журналисты интервьюировали саму Милу. Потом следили с камерами за ней на льду. Еще одна проблема, как бы эти слоны со своими шарманками не поубивали нечастных фигуристов. И, наконец, удалились со льда и от бортика, чтоб наснимать сверху общих планов, а заодно и общение главных героинь в процессе работы.

Как три года назад и за много лет до этого они скользили рука об руку. Этого скольжения по одной дуге, как оказалось, ужасно не хватало. Совместность многих лет вернулась и заполнила дыру в мироздании, продранную Милкиным жестоким молчаливым уходом.

– Итак, что нам положено изображать? Покаяние с одной стороны и смиренное приятие заблудшего дитя с другой? Могу упасть на колени и целовать лед,– склонила голову в сторону Виктории Леонова.

Ее девочка. Девочка-язва, девочка-пожарище, девочка-яд, который мог натворить дел не только на льду, но и за ним. Чемпионка. Человек творивший историю фигурного катания. А стало быть – непростой человек, с особенностями.

– Скорее воссоединение семьи – улыбнулась Домбровская.

– Ну, это-то мы изобразим. Дружный тандем снова вместе, не так ли?– Мила потерла зябко плечи, обхватив себя крест накрест руками.