— Мороженное? — не знаю радоваться или бояться. Что ждать после мороженного, когда придем домой, как будет наказывать за встречу на площадке, а не дома?

— Да, да! — улыбается, — тебе не послышалось! Пошли, жара невыносимая, — берет за руку и тянет на себя, мы идем все вместе, как самая обычная семья, только в чем подвох, я не понимаю. Может его подменили в поезде?

До ближайшего кафе минут десять идти пешком, и Марат решает, что прогулка пойдет нам на пользу. Он всю дорогу играется, смеется с мелкой, сказать, что я удивлена-ничего не сказать!

В кафе занимаем столик у окна, к нам сразу подходит официант, протягивает меню. Марат берет два, одно меню он протягивает мне, оставляя права выбора за мной.

— Выбери что-нибудь сам, да и Лине лучше мягкое мороженное, — отдаю меню официанту, — скажите, а где у вас можно помыть руки?

— Пойдемте со мной, — я беру Лину за руку и мы идем, только после одобрительного кивка Марата. В уборной привожу в порядок Лину и себя, все таки мы после садика пошли сразу на площадку, а там и песочница есть, где до качелей Лина строила замки.

Когда возвращаемся за стол, нас уже ждут мороженное и холодные напитки. Надо же, Марат помнит мое любимое мороженное.

— Давайте побыстрей, а то все уже подтаяло, — поторапливает Марат, и я не смею ослушаться. Сажаю Лину и слежу за тем, чтобы она пачкалась по минимуму. Свое же мороженное, любимое с детства, ванильное, ем без особого аппетита, до конца не понимаю подвоха. Чем я буду расплачиватся за подобную роскошь.

Но Марат заставляет меня удивляться весь вечер. По началу? когда по возвращению домой он сразу же отправляется…спать. В шесть вечера, ссылаясь, что сильно устал за эти три дня. И даже не кричал, не ругал, за прогулку. Пока он спал я искупала Лину, потом сама приняла душ и принялась готовить ужин. Марат проснулся ближе к девяти, все так же мило улыбался и игрался с Линой, пока я накрывала на стол. За ужином вел себя не, как обычно, молча ел, а пытался покормить Лину. Я все ждала, что после того как уложу Лину, вечер, точнее ночь уже приобретет обычные краски. Но я удивилась, когда спустилась вниз и увидела нарядного Марата у входной двери.

— Меня не жди, я буду поздно, — даже не выебит меня, занятие любовью, то что между нами было, нельзя назвать, как обычно после поездок, особо жестким способом? Странно. Долго стою, смотрю на дверь и не могу поверить, в то что происходит! Что с ним случилось в поезде, подменили или в напиток добавили эликсир человечности и доброты? Радуюсь, несомненно радуюсь, что ночь пройдет без издевательств и изнасилований, что моя промежность обойдется сегодня без боли. Сегодня. Улыбаюсь своему счастью, бегу вверх по лестнице в спальню. Переодеваюсь в пижаму и погружаюсь счастливым сном.

Марат возвращается в четыре утра. Я притворяюсь спящей, хотя это меня никогда не спасало, он всегда брал, то что хотел. Краем глаза замечаю его довольное лицо, как он раздевается и идет в душ.

В эту ночь он меня не трогает, как и в последующие. Ходит довольный, как никогда. После работы всегда приезжает вовремя, ужинает, играется с Линой и идет спать. Со мной разговаривает мило и очень нежно. Но не прикасается. Лишь изредка пропадает из дома. На пол ночи, или до утра. Меня же пальцем не трогает. Уже месяц. Меня совершенно не волнует и не интересует где он, пропадает, главное меня не трогает.

— Мама? Папа? — открываю дверь и удивляюсь. Как всегда с корзиной полный фруктов и игрушками для Лины.

— Ты нас не впустишь? — шутит мама с порога.

— Проходите конечно, — обнимаю каждого. Папа задерживает в объятиях, как и всегда. Если с мамой хоть иногда и удается поговорить, то с папой нет. После моего замужества и и скорой свадьбы мы с папой перестали говорить откровенно и обо всем, как это делали раньше. Все потому что я отдалилась от них. Сама виновата, сама не захотела принять свою судьбу, простить Марата и жить как дальше. Не сомгла.

Но как же мне всего не хватает. Отчего дома в особенности. Всегда смотрю на них с наполненными глазами. И сейчас, еле сдерживаюсь, что бы не заплакать. Глотаю не пролившиеся слезы. Пройдет ли это когда нибудь? Столько лет прошло, я не могу принять свою судьбу. Единственное мое счастье, кого я смогла принять это — Лина.

— Лина еще в садике, — говорю и включаю чайник.

— Мы знаем, так же что ты одна, тоже наем. Мы хотели к тебе, — мама даже не присаживается за стол, — очень соскучились.

— Я тоже очень соскучилась, — отвечаю и отвожу глаза.

— Нет, не по тебе, которая сейчас, — папа встает, подходит к нам, — по тебе, по нашей дочке.

— Посмотри на нас, — говорит мама, — ты за что на нас обижена? Что не можешь нам простить? — у нее дрожат руки.

— Что ты такое говоришь? Я не обижена на вас. Вы что?

— Ты уже шесть лет, не смотришь нам в глаза. Шесть лет мы ждем, что ты простишь, что приедешь, поговоришь….

— Ты наша единственная дочка, — говорит папа, — посмотри мне в глаза, — поднимаю глаза и смотрю в родные глаза, впервые за все это время ощущаю всю печаль и боль, — я не знаю, что ты надумала там у себя в голове, но мы тебя любим, по-прежнему, еще больше и знай, чтобы не случилось, мы всегда будем тебя любить. Ты ни в чем не виновата, ты чистый ангел, была и останешься им. Прости нас, что не успели, не смогли найти тебя.

— Почему ты от нас отдалилась? Не подпускаешь к себе близко? Мы же видим и чувствуем как тебе тяжело, или думаешь, если ты живешь отдельно от нас, мы перестали видеть, все то, что твориться в твоей душе? Поговори с нами, дочка.

Я всхлипываю, слезы градом льются из глаз. Потом я плачу в голос. Впервые с той самой ночи, с первой ночи в той квартире я плачу. Плачу как ребенок, громко в голос. Задыхаюсь. Но ни мама, ни папа не пытаются успокоить. Лишь поглаживают по очереди по спине, тихо проговаривают, чтобы я выплакалась. Что это надо было сделать давно. Отпустить, опустошить грудь, и вдохнуть с легкой грудью. Не знаю правда получится ли последнее, но я рыдаю громко и безостановочно довольно долго.

— Мне кажется я грязная, настолько запачкана, что никогда не смою с себя эту грязь…….- удается выговорить, лишь спустя некоторое время, — сама себя противна, мне не смыть того позора.

— Что ты такое говоришь? Как ты могла вбить себе в голову такое и жить с этим столько лет? — папа кричит, нервничает и злится, — как я раньше не мог догадаться, что подобные мысли могут посещать твою голову.

— Я была светлым человечком….никого даже словом не обижала, не считая того, что периодически Марата отшивала….а так, я же никого в своей жизни не обидела….- рыдаю, в перерывах говорю, не обращая внимания на папины слова, хочется выговориться, высказать все, что накопилось в душе, — у меня были мечты. у нас были мечты, помните? Как мы поедем в столицу, подадим документы в институт, после пойдем прогуляемся, — выпиваю воды, которую мне подает мама, — вернемся и будем ждать результатов о зачислении. Потом я мечтала, что я уеду учится, в самый большой город, вернусь, буду радовать вас своими успехами. Ничего, мама…ничего. Ни одна моя мечта не сбылась. Мы даже не успели напечь пирожков в дорогу…

Мама плачет вместе со мной.

— Дочка, не всегда все получается так, как мы хотим. Мы предполагаем, а Бог располагает.

— Я теперь знаю…

— Что бы не случилось все к лучшему, посмотри какая у тебя замечательная дочка. Смотри на мир другими глазами, — я смотрю ей в глаза, — если бы не Марат, то не было бы у нас Лины.

— Мама!

— Ну мама же права? — подключается папа.

— Я ненавижу Марата. Он испортил всю мою жизнь! Сломал…… Мама, скажи, кто, Кто дал ему право рушить мою жизнь, вмешиваться и принимать решения за меня? Кто? Я ни об этом мечтала, — обвожу рукой кругом, — мне все это не нужно. У меня все было бы по-другому. Я была бы счастлива, возможно с любимым человеком, а возможно была бы еще одна, но счастлива. Это моя жизнь, моя! Я же не вмешиваюсь в чужие жизни, не решаю чужие судьбы… никто ведь право не давал — ломать…