— Сиди спокойно, не кричи, — вдыхает мой запах, зарывшись в волосы, — скоро приедем. Смысла кричать, дергаться, биться-нет. Для тебя лучший вариант-сидеть спокойно.

И тут меня накрывает, я впадаю в панику. Кричу что есть силы, зову на помощь, бью его по рукам, прошу чтобы отпустил. Слезы ручьем, я задыхаюсь не могу дышать.

— Маленькая моя, перестань плакать. Прошу тебя, — зацеловывает меня всю, где достает.

— Не трогай меня…… пожалуйста, ты мне противен, — голос срывается, — отпусти. Я ненавижу тебя, слышишь!??? НЕНАВИЖУ!

Он отпускает, я двигаюсь подальше от него. Тихо плачу, уже сил кричать нету. В горле першит, в глазах режет. Голова начала гудеть. Не знаю сколько по времени мы едем, но когда доезжаем, на улице уже прилично темно. Парни и Марат быстро выходят из машины, один из них подает мне руку, я выхожу, открываю рот кричать, но меня кто-то хватает сзади, прикладывает влажную салфетку к лицу. Темнота.

Открываю глаза на кровати в спальне. В чужой спальне. Быстро сажусь.

— Ты? — предо мной сидит Марат, который двигается ко мне поближе, — где мы? Куда ты меня привез?

— Туда, где ты станешь моей, — он нависает надо мной, смотрит прямо в глаза.

— Ты ненормальный! Отвези меня сейчас домой! — при каждом слово, произнесённой мной, по голове будто молотком бьют.

— Только не кричи, хуже будет болеть голова, да и никто не услышит, зря не старайся, — я отталкиваю его, но сил никаких нет, чувствую себя резиновой куклой.

— Что ты сделал со мной? — у меня начинается истерика, из-за которой он встает с меня, садится рядом.

— Ты кричала и плакала, не хотели привлекать внимание посторонних, пришлось ненадолго отключать тебя, прости, ты должна успокоится и покушать, а то голова не перестанет болеть.

— Кушать? В жизни не стану есть, то что ты принесёшь, понятно! Сейчас же меня отпусти, — встаю на ноги и падаю на кровать, ноги не держат, трясутся, голова кружится, — ты не понимаешь и не представляешь как я тебя ненавижу! — в ответ Марат только ухмыляется.

Слезы тихо катятся по щекам, сердце бешено стучит, готово вырваться наружу. Я боюсь. Очень боюсь Марата и его голодного взгляда, глаза блестят как у бешеного пса. Господи, где моя мамочка, где папа? Почему не ищут меня, не находят? Не забирают отсюда? Я хочу домой, пусть кто-нибудь придёт, спасет меня. Умоляю, чего раньше никогда не делала, щас я обещаю, Господи, каждый день буду молиться, благодарить тебя, только спаси меня Боже, спаси.

Стук в дверь вырывает меня из мыслей, Марат спешит открыть. А я уже мысленно благодарю Бога, что услышал мои молитвы.

Но как же я разочаровываюсь, когда слышу чужие мужские голоса..

— Ну что птичка проснулась? — спрашивает незнакомый голос, я не вижу кто, он стоит за дверью, который придерживает Марат.

— Проснулась, ведет себя тихо, наверно действие лекарства, — смеётся, а тот в ответ.

— Сегодня сделай, то что должен. Сам понимаешь, о чем я?!

— Бля, братан, только не учи, сам знаю!

— Завтра твои родаки пойдут к ее родакам мериться, я это, чтобы к тому времени…

— Не нервируй! Идите уже, забирай седого и поезжайте, только до завтрашнего дня дома не появляйтесь! — он захлопывает дверь, идёт ко мне.

— Не подходи ко мне!

— Только без истерик! Пойми ты уже, ты моя, и тебе некуда бежать!

— Только посмей ко мне прикоснуться! Я подам на тебя в полицию! — громкий хохот звоном отдаётся в уши, Боже, я руками закрываю уши, закрываю глаза, голова гудит от звона его смеха, он расстёгивает ремень брюк, скрип растягивающейся молнии заставляет открыть глаза, я кричу, со слезами на глазах.

— Марат, пожалуйста, будь человеком, прошу тебя! Умоляю, не трогай меня! Хочешь я встану на колени, только не трогай меня!

— Конечно, я хочу, чтобы ты встала на колени, но для другой цели и не сейчас! — нахальная улыбка не сходит с его лица, он снимает джинсы вместе с боксерами, затем одним движением руки снимает с себя футболку, — я столько лет мечтаю о тебе, и сейчас не верю, что станешь моей, иди ко мне!

— Нет Марат, нет! — он двигается на меня, а я от него, пока не упираюсь в стенку, меня накрывает паника, я не могу произнести ни слова, задыхаюсь от нехватки воздуха, грудь вздымается, я так громко дышу, как будто бежала кросс, он хватает за щиколотку и тянет на себя. И оказывается сверху. В этот момент я понимаю, что мой мир рухнул.

— Красавица моя! Теперь я могу говорить тебе МОЯ, и ты не смеешь перечить мне, — тихо целует губы, своими мерзкими губами, язык толкается в мой рот, но я прикрываю рот, что есть силы давлю зубами, чтобы не пустить его в свой рот, — поцелуй меня, красавица, прошу, сама поцелуй, — вроде просит, но в голосе чувствую приказной тон, мотаю в стороны головой, тихо плача, пока он не кусает мне за губу, от боли я вскрикиваю, открываю рот, чем он и пользуется, скользит в мой рот своим языком. Сил нет отталкивать его, или он достаточно крепкий, и мои старания вырваться из под него, напрасны, он не чувствует мои удары, — пиздец, как ты заводишь меня! Я дурею крошка, — скользит языком по моим губам, закатывает глаза и стонет от удовольствия, одновременно трется каменным органом мне между ног. Боже спаси меня от него!

Мои руки он тут же поднимает мне над головой, фиксируя все одной рукой. Другой рукой он без стараний рвет на мне вещи, что удается, то снимает и кидает в сторону. Я остаюсь в трусах, рука вырывается, я тянусь вниз, крепко хватаюсь за край трусиков, тяну вверх, он вниз, они с треском рвутся. Я кричу, плачу, колочу его одной рукой, прошу остановиться, не совершить глупости, ошибку, которую потом невозможно будет исправить, чем еще больше завожу его, потому как, как только оказываюсь под ним абсолютно голая, он раздвигает своим коленом мои ноги, осматривая меня с ног до головы, задерживает взгляд на моей промежности, облизывает губы.

— Готова? — рука сползает на мою промежность, — сухая, сучка, совсем не хочешь меня?

— Не хочу, пожалуйста отпусти меня! — в глаза не могу смотреть, мне стыдно лежать под ним голой, только после моего не хочу, он подаётся вперёд, полностью прижимается к моему голому телу, и входит одним толчком, — мамочки!

Адская боль пронзает моё тело, такое чувство, будто в мою промежность пронзали сотни иголок! Я не могу дышать, я не дышу! Слезы застряли на моих глазах, я до такой степени напряглась, что ногу свело! Не могу вдохнуть, боль застряла в груди.

— Расслабься, ты делаешь мне больно! Не напрягайся так.

— Это я делаю тебе больно? — сквозь пронизывающую боль я пытаюсь, что-то выговорить, но по моему говорю слишком тихо, меня никто не слышит, Марат начинает двигаться.

— Ты не реально тугая и тесная! Моя долгожданная, уххх, — этот ублюдок кричит от удовольствия, закатывает глаза, двигается и стонет. Мне же умереть хочется, от боли, от стыда, от позора… Я опозорена.

Я потеряла свою честь, опозорила своих родителей…

После я не хочу жить…

Я зажата.

Зажата в угол.

Точнее, после всего, что он сделал со мной, я зажалась в угол. Укрылась одеялом по самое горло, молча плачу. Марат лежит рядом, с закрытыми глазами, пытается отдышаться, выровнять дыхание, после полученной разрядки.

— Иди ко мне, — тянет меня за руку к себе. Я подаюсь, сопротивляться уже нет смысла, — я обещаю тебе, ты будешь со мной счастлива.

Молчу, и почему-то и плакать перестаю, становиться холодно и абсолютно безразлично на все вокруг происходящее, молчим. Потом он резко подрывается, хватает меня на руки и несет.

— Отпусти меня, куда несешь?

— Хоть один раз, можешь не сопротивляться? Я ничего не сделаю тебе.

— А что, можно еще что-то сделать? Ну что-то похуже? — отворачиваюсь, но все равно держусь за него, чтобы не упасть, пока не оказываемся в душе. Ставит на ноги, смотрит в глаза, которые я тут же опускаю, от стыда сгораю, когда он смотрит на мое голое тело, задерживаясь то на губах, то на грудях.

— Хочешь проверить есть, что-то хуже или нет? Могу устроить.